Впрочем, объяснять это явление Гурзо не собиралась — все объяснения, теории и версии были задачей Виролайнена и его коллег. Перед ней стояла более скромная цель: проверить, что успехи Ртищева в Грин Форесте связаны с его погружением в Айден. Для этого существовали две возможности: во-первых, послать к Одинцову другого гонца, отправив его затем в какую-то реальность Зазеркалья, и, во-вторых, поработать с Шаховым, тоже посетившим Айден.
Но генерал не проявлял желания еще раз прогуляться на Ту Сторону. Его положение укрепилось, начальство и заокеанские партнеры сочли его поступок героическим, и по Баргузину ходили слухи, что Шахова вот-вот представят к ордену, а может, и к медали Конгресса. В такой ситуации он явно не стремился к новым авантюрам, и Гурзо, будучи психологом, это превосходно понимала.
Отправить в Айден кого-то еще? Это было бы вполне разумным, но Шахов наложил запрет на все эксперименты с Айденом. Конечно, временный, до той поры, пока не будет разработан способ пересылки, безопасный для окружения Одинцова. Для ближайшего окружения, отметила Гурзо, судьба тех, кто окажется в километре, не волновала ни Шахова, ни Виролайнена. Должно быть, академик справится с этой задачей… Несомненно справится! И тогда…
Тогда пойдет Шостак. Очевидное решение, ибо Одинцов, в бытность свою инструктором, отличал двоих, Костю Ртищева и Васю Шостака. Шостака уже включили в список кандидатов, он усиленно тренировался и проходил подробный инструктаж, знакомясь с условиями Айдена. К сожалению, эта информация была не очень полной и касалась большей частью дикого племени на тропическом острове. Правда, Одинцов рассказывал генералу о государствах Севера, пребывавших в средневековье, но личных впечатлений на этот счет у Шахова не сохранилось.
Возможно, Шостак принесет новые сведения, подумала Гурзо. Надо с ним позаниматься, психологическая подготовка необходима и столь же полезна, как навыки выживания. Раскрыв блокнот, она пометила: «Провести собеседование с лейтенантом Шостаком» — подчеркнула фразу дважды и задумалась. Связаны ли эти факты — погружение в мир Одинцова и быстрая адаптация в Грин Форесте? Надо бы с Виролайненом обсудить… Он занят и будет ворчать, но встретиться необходимо…
Она написала: «Договориться о встрече с Хейно Эмильевичем» — и захлопнула блокнот.
Часть 2
Воды и земли
Глава 15
Тагра
Дверь с резными украшениями захлопнулась за Одинцовым, отрезав его от приемной, полной чиновников Казначейства и офицеров из департамента Охраны Спокойствия. Три секретаря ловко сортировали их, сверяясь со списками и громоздкими механическими часами, занимавшими целый простенок, — каждому из жаждущих получить аудиенцию у Амрита бар Савалта, щедрейшего казначея и милосердного верховного судьи, был назначен свой час. Одинцову не пришлось толкаться среди этой мелкоты — он прибыл, когда наступило его время, и прошел в кабинет щедрейшего почти без проволочек.
Бар Савалт, невысокий, тощий, длинноносый, уставился на посетителя холодным взглядом. Он был коренным айденитом, о чем говорили морковного цвета волосы, узкий вытянутый череп и бледная кожа, и принадлежал к почтенному роду, на протяжении трех столетий поставлявшему империи высших сановников и полководцев-стратегов. Был он хитер, жесток и сосредоточил в своих руках огромную власть. Ходили слухи, что бар Савалт пользуется неограниченным доверием пресветлого Аларета Двенадцатого, императора Айдена.
В кабинете у него стояли два кресла для посетителей: одно из полированного дерева, с мягким сиденьем, обтянутым ксамитским бархатом, второе — кожаное, продавленное чуть ли не до пола. Первое предлагалось знатным гостям, коих можно было перечесть по пальцам одной руки, второе — всем остальным, на кого бар Савалт желал взирать — и взирал — свысока. Любой великан, утонув в кожаном кресле, оказывался на голову ниже хозяина кабинета. Если же он желал выказать посетителю немилость, то даже о кожаном кресле можно было забыть. Одинцову он сесть не предложил.
— Мне передали твое послание, молодой бар Ригон, — сановник помахал пергаментным свитком. — И что же оно значит?
— Там все написано. — Одинцов встал посреди кабинета, выпятил грудь, подбоченился и гордо поднял голову. Меч и кинжал у него отобрали при входе, но он все равно выглядел великолепно в своей алой шелковой тунике с золотым шитьем, высоких сапогах и подбитом мехом плаще. На груди у него сверкала золотая цепь с солнечным диском, знак пэрского достоинства, за широкий кожаный пояс были заткнуты перчатки и кошель размером с небольшую подушку.
— То, что здесь написано, мне непонятно. — Бар Савалт снова небрежно помахал свитком.
Одинцов, шагнув к столу щедрейшего, без церемоний выхватил свое послание у него из рук.
— Если непонятно, я прочитаю, — с усмешкой произнес он и, развернув пергамент, начал:
«Я, Аррах бар Ригон, сын Асруда бар Ригона, бывшего главы нашей благородной фамилии, ныне пребывающего в царстве светлого Айдена, шлю привет Амриту бар Савалту, казначею и верховному судье — да пребудет с ним милость великого императора, владыки владык!
Год миновал, как наш повелитель, карающая рука грозной Шебрет, прогневался на моего родителя Асруда, лишив его места в Совете Пэров, всех земель, а также головы. Но я, Аррах бар Ригон, посланный на Юг великим императором, свершил там славные подвиги, за что волею владыки были возвращены мне звание сардара гвардии и половина родовых поместий. Сердце мое преисполнено благодарности, но я претендую на большее, ибо кресло моего родителя в Совете Пэров не может пустовать. Наш древний благородный род верно служил империи, и стратеги, носившие имя бар Ригонов и титул Стражей Запада, водили воинов на все стороны света, покорив — во славу Айдена и династии Аларетов! — земли Джейда и Диграны, а также…»
Тут бар Савалт взмахнул рукой, прервав посетителя:
— О заслугах предков ваших мне известно. Можешь переходить к заключительной части.
— Как скажешь, щедрейший. — Одинцов прошелся взглядом по строчкам, изящно выписанным затейливыми айденитскими буквами, и продолжал:
«А посему я, Аррах бар Ригон, сын Асруда бар Ригона, припадая к стопам пресветлого императора, прошу учесть последние мои заслуги и возвратить мне титул пэра и отчее достояние, все земли моего покойного родителя, все его замки и дома, всех его слуг и рабов. А я, как велит традиция нашей фамилии, готов служить великому императору честью, кровью и…»
Бар Савалт хмыкнул.
— Остальное неважно, молодой Ригон, абсолютно неважно. Дай-ка сюда! — Он повелительно протянул руку, и Одинцов вложил в нее свиток. Развернув его на столе, щедрейший, хмыкая и почесывая кончик длинного носа, приступил к изучению послания.
— Нет, все-таки непонятно! — признался он спустя несколько минут. — Решительно непонятно!
— Что, прочитать еще раз? — Одинцов шагнул к столу. — Как сын Асруда бар Ригона, я претендую…
— Стой, где стоишь! — резко приказал бар Савалт. — На что ты претендуешь, мне ясно! Но твои права…
