Молнией мелькнули темные тени, и из ближайших кустов на них бросились два волка. Воевода выхватил меч. Санька автоматически принял боевую стойку, но каким-то шестым чувством почуял, что за спиной возникла еще одна, гораздо более серьезная опасность. Он резко развернулся и увидел летевшего на него в длинном прыжке матерого волка. Времени на то, чтобы отразить нападение, не оставалось, Санька просто вытянул вперед руки и, упав под тяжестью животного, перекатился на спине, перекинув его через себя. Он немедля вскочил, но и серый уже стоял, оскалив пасть. Последовал новый прыжок, однако молодой богатырь на этот раз был готов к нападению и нанес зверю сильнейший удар, от которого тот покатился по земле.
— Посторонись! — подскочил Липуня и одним ударом меча добил хищника. Два других разрубленных трупа уже валялись на земле.
— Чего это волки на людей средь бела дня нападать вздумали? — удивленно спросил Санька.
— Волки, говоришь? Погоди немного, сейчас кое-что интересное увидишь.
Действительно, сквозь волчье обличье понемногу начали проступать человеческие черты, и спустя несколько минут на поляне лежали три мертвых человека.
— Вот тебе и волки, — проговорил воевода, убирая меч. — Оборотни.
— Про оборотней я знаю, — решил блеснуть своими знаниями Санька. — Это люди, которые ночью в волков превращаются и на одиноких путников нападают.
— Молодец. Придем домой, возьмешь с печки пирожок с капустой, — хмыкнул Липуня. — А заодно смекни: день на дворе, нас с тобой двое, да на беззащитных путешественников мы никак не похожи. Во загадка.
Он наклонился и стал внимательно разглядывать нападавших. Подошел поближе и Санька. Неожиданно он побледнел и схватил воеводу за рукав.
— Этого я знаю, встречались. Федя-скоморох. Мне кажется, он раньше нормальным человеком был.
Воевода задумчиво теребил бороду:
— Хм… Интересная петрушка получается. Стать оборотнем — пара пустяков. Хочешь — в волка, хочешь — в медведя. Некоторые в зверьков лесных малых превращаются. Но тут дело серьезное. У нас люди в волков оборачиваются, чтобы девице какой-нибудь послужить или же невесту свою без лишнего шума выкрасть. У меня в дружине есть двое таких; так быстрее их никто до дальних застав не добирается. Если требуется известие какое передать, то лучше волка никто по нашим чащам не проскочит. Но чтобы на людей нападать. Такого еще не было. Точно. Их чья-то чужая злая сила в оборотней превратила. Не к добру это. — Он повернулся к парнишке: — А ты молодец, не сплоховал. Между прочим, твой противник покрупнее был, да и напал, когда мы на других отвлеклись, а это значит, что охотились на тебя. Вот тебе и другая загадка. Ты разгадки, случаем, не знаешь?
Санька пожал плечами. Оборотней он никогда в жизни не видел, дорогу им не переходил.
— Странно, странно, — снова повторил Липуня. — Пойду-ка я назад к царю. Расскажу. А тебе дальше идти. Василиса говорила, моя помощь только один раз понадобится.
Путь лежал мимо березовой рощи. Молодые деревца росли близко к дорожке, и Санька от нечего делать шел и стучал по ним палкой. Как в детстве по забору, когда он грохотом поднимал на уши всех окрестных собак, а заодно и их хозяев.
Проходя мимо большого, раскидистого вяза, который стоял словно старый дед среди молоденьких девчат, он и на нем выбил барабанную дробь. Дерево возмущенно моргнуло. Парнишка остолбенел.
— Оно что, зрячее? — удивился он и снова стукнул палкой. Дерево мигнуло еще несколько раз. От удивления за хлопал ресницами и Санька. Чудеса, да и только. Он тихонько подошел к вязу и рассмеялся. В середине ствола темнело дупло, из него и глядели чьи-то огромные глаза.
— Ау. Кто в тереме живет?
— Две с половиной мыши, — быстро ответили из темноты.
— Две чего? — не понял Санька.
Этот вопрос почему-то не понравился таинственному обитателю дерева. Раздался кашель, какой-то скрежет, стук, затем все смолкло, и после непродолжительной паузы недовольный голос спросил:
— Дразниться вздумал?
— Я не дразнюсь. Шел вот мимо.
— Раз шел, так и иди.
— Насчет мышей не разобрал. Как это: полмыши?
— Челобитная царю. Жалоба на соседа. Список за здравие или за упокой. Прошение о помощи. Короче, за каждую бумагу — две мыши и один мышонок.
— А на кой мне твоя бумага?
Снова послышалось сопение, шуршание, и из дупла появилась всклокоченная совиная голова. Она подозрительно огляделась по сторонам, а затем спросила:
— Ты кто?
— Парень.
— Вижу, что не баба. Зачем пожаловал? Какую бумагу нужно?
— Налоговую декларацию. А то не спится, — съязвил молодец.
— Оброк, десятина? — невозмутимо уточнила птица.
«Ишь ты, — подумал Санька. — А все говорили, при царе плохо жилось. Налог-то всего десять процентов. А у нас…» Он снисходительно посмотрел на сову и усмехнулся:
— Да шучу я, шучу. Никаких мне бумаг челобитных или грамот не надобно. Еще одна писательница нашлась. Да я и сам, если хочешь знать, сочинять умею. Делов-то.
Раздался резкий удар, потрясший дерево. Это захлопнулся вход в дупло. Снова скрежет, невнятное бормотание, шум, и сова появилась откуда-то сверху. На голове у нее красовалось нечто, очень похожее на чепчик с большим козырьком. Этот невообразимый фасон привел Саньку в совершеннейший восторг, он хихикнул, но тут же прикусил язык, так как вид у совы был чрезвычайно мрачный.
— Не вижу ничего смешного. Днем солнышко слишком ярко светит, и от этого зрение портится, — прошипела птица, заметив, что паренек еле сдерживает смех. — Сейчас мы посмотрим, какой ты грамотный. Я тебе пару слов наговорю, а ты попробуй их на бумаге изобразить.
Она протянула Саньке клочок бумаги, перо и чернильницу.
— Пиши: «Царь-батюшка. Нижайше бью челом и сознаюсь в прегрешениях своих, а потому смиренно отдаюсь в руки ваши и с радостью приму любую кару». Написал? Внизу крестик поставь. Можешь еще большой палец послюнявить, в пыль обмакнуть да в уголке приложить.
Подождав, пока Санька закончит «диктант», сова выхватила у него из рук записку, прочитала, удовлетворенно ухнула и взлетела на ветку повыше.
— Гляди-ка, буковки выводить и в самом деле умеешь. Но, кроме этого, нужно еще иногда головой думать. Я эту челобитную сейчас стражникам отдам. Вон они, как раз с горки спускаются. Посидишь у них в холодной, ума-разума наберешься.
— Ты чего? Я ж тебе ничего плохого не сделал. Ну, пошумел немного. А ты сразу стражников.
— Нечего над старшими издеваться. Я, будет тебе известно, на всю округу самая умная. Народ кругом темный, безграмотный. Вот я людям и помогаю: за них бумаги составляю.
— Без бумажки ты букашка…
— Вот именно. Меня каждая собака знает, и я про всех все знаю. Ко мне отовсюду приходят. Уважают. Каждый чем может благодарит. А тут какому-то мальчишке скучно стало. Шутник выискался. Теперь моя очередь пошутить.
