Стражник обернулся назад и закричал во все горло:
— Эй, давайте все сюда. Я пса-чернокнижника поймал.
Невдалеке раздался топот копыт, и к ним подскакала большая группа вооруженных всадников. Они с интересом принялись рассматривать Саньку, который вертелся на копье, словно волчок.
— Вот полюбуйтесь, — подвернул усы толстяк. — Я не зря сюда шел, я как чувствовал, что около этого дерева ждать надо. Стою, и вдруг: бах, трах, тарарах, дым, искры, и появляется вот эта темная личность. Я, братцы, сразу смекнул; колдун это, не иначе. Он вылез и давай на меня свои чары наводить. Но вы же знаете, меня на голое колдовство не возьмешь. Я его на копье, и вот поглядите, как его корежит, повисеть не может спокойно. Первый признак, что с нечистой силой связан. Вон люди говорят: Василису, голубку нашу, злые чародеи околдовали. А вдруг и этот висельник с теми злодеями заодно? А что нам царь-батюшка приказал? Всяку подозрительную личность хватать и к нему вести, а за то будет награда большая. Потому не мешает проверить. Счас его свезу к царю, там разберутся, что это за птица. Ну и раз награду обещали, так не отказываться же.
— А ты не привираешь? — засомневались подъехавшие дружинники.
— Еще как, — в отчаянии снова завертелся Санька. — Врет как сивый мерин. Да вы сами посудите, какой я колдун. Я Санька, богатырь. Я всех вас не так давно от большой беды спас.
Дружный хохот переполошил сидящих невдалеке на деревьях ворон.
— Ой врать-то. Скажет же такое. Нас спасать не надо, ты попробуй себя спаси.
Толстяк нахмурился:
— Ах ты наглец. Стоило нашему непобедимому богатырю отправиться в чужедальние края, чтобы еще один подвиг совершить, как сразу объявилась какая-то пузатая мелочь и к чужой славе примазаться пытается. Тоже мне Богатырь Комарович. Висишь, так виси и не попискивай, а то как бы ненароком не прихлопнуть.
— Сам смотри не прихлопнись, пивной бочонок, — огрызнулся в ответ Санька и с такой силой дернулся, что хотя и порвал рубашку, но с копья сорвался.
— Держи, сбежит награда, — завопил стражник, подпрыгивая в седле.
Толстого богатыря звали Митюхой. Был он ленив, трусоват и большой враль. Любил хорошенько поесть, особенно на дармовщинку. Но больше всего ему нравилось, сидя в каком-нибудь трактирчике, хвастаться своими вымышленными подвигами, не забывая подливать в свою чарку чужое вино. В дружине его не любили, рассказам не верили, но терпели, так как он мог при надобности одним ударом вышибить самую крепкую дверь.
Вот и теперь, поглядев на Митюхин трофей, дружинники решили, что пленник на колдуна явно не тянет, и с интересом наблюдали за происходящим.
Сообразив, что убивать его пока никто не собирается, Санька перевел дух и осмотрелся по сторонам, прикидывая, как ему отсюда поскорее улизнуть.
В принципе он не возражал, если его отведут к Берендею, — всем сразу станет ясно, кто он такой. Но беспокоила одна мысль: просто так вооруженный отряд по лесу рыскать не станет. Значит, возможна стычка. Начнут стрелять. Одна случайная стрела, и все, к царю он уже не попадет — кому нужны неизвестные свежие покойники. Однако если даже все и обойдется, оставался толстяк. Дружинники были настроены мирно и больше развлекались; зато толстопузый так просто не отстанет — по роже видно, что уже подсчитывает в уме свой барыш. А может, еще какая дурь ему в голову ударит: привидится колдовство — убьет не задумываясь. Эх, жалко, нет здесь Липуни.
Что ж, толстяк так толстяк. Однако до тех пор, пока он сидит на коне верхом, справиться с ним невозможно. Хорошо еще, что коняга имел кроткий нрав и с самым равнодушным видом жевал траву, не обращая никакого внимания на паренька, который укрывался за его мордой.
Наконец Санька решился, отпрыгнул в сторону и, уперев руки в боки, закричал:
— Эй ты, пузырь надутый. На коне, с мечом, против пешего да безоружного всякий дурак воевать сможет. А ты по пробуй на кулачках, один на один. Или кишка тонка — боишься, что вздую?
От такого наглого заявления изумленный Митюха раскрыл рот, а затем принялся громко хохотать:
— Да ты хоть знаешь, кого на кулачный бой вызываешь? Поздоровее тебя богатыри от моих ударов бездыханно падали, а таких, как ты, сопляков я за раз с десяток повалить могу.
Он соскочил с коня, отложил в сторону оружие, снял кольчугу и шлем, выпятил живот и, презрительно сплюнув процедил:
— Можешь помолиться, пока слова помнишь, а то по уху получишь и сразу все на свете, даже как папка с мамкой звали, позабудешь Только покороче, свинячий хвостик.
— Сам ты свинячий хвостик, — огрызнулся Санька. После стольких лет тренировок по рукопашному бою он не воспринимал всерьез стоящего перед ним противника, собираясь завалить его после двух, максимум трех ударов. Парнишка даже не стал пытаться обмануть соперника, а просто пошел вперед. Это было большим нахальством с его стороны, о чем он очень скоро пожалел.
Митюха широко расставил ноги, поплевал на ладони и так засветил Саньке в грудь кулаком, что тот отлетел назад шагов на пять. Санька вскочил, помотал головой и, подумав, что он просто сам нарвался на удар, снова кинулся на толстяка, но получил в лоб и покатился по земле. Он лежал и со злостью смотрел на противника: так сильно ему давно не попадало; все ребра болели, к тому же начал заплывать подбитый глаз. А тот стоял, поглаживая себя по животу, и посмеивался в усы.
Стоявшие рядом дружинники, весело переговариваясь, наблюдали за боем и, как ни странно, переживали за паренька.
«Так дело не пойдет», — подумал Санька. Он встал, закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Противник оказался серьезней, чем он предполагал, и нужно было срочно менять тактику, а для начала постараться вывести толстяка из себя, рассердить, заставить нервничать.
— Ты, квашня толстопузая, матрас в штаны заправь, — крикнул он толстяку.
— Что? — заревел толстяк. — Это кто квашня?
— В лужу посмотри, увидишь, бочонок пусторылый.
Такого оскорбления Митюха вынести не смог. Глаза у него налились кровью, и он, словно разъяренный бык, кинулся на парнишку с одной только мыслью — растоптать, наказать, унизить обидчика. Задать этому выскочке такого жару, чтобы он валялся в ногах и молил о прощении.
Санька этого только и ожидал. Сообразив, что бить противника по корпусу совершенно бессмысленно, он нанес ему несколько слабеньких, но быстрых и точных ударов по лицу и отскочил в сторону.
Богатыри засвистели, насмехаясь над толстяком.
Тот, взревев от обиды, попытался заехать Саньке в челюсть, но промахнулся и тотчас получил в ответ сильнейший удар по уху. Митюха на мгновение замер, выпучив глаза и хватая, словно рыба, раскрытым ртом воздух. Санька, воспользовавшись этим замешательством, подскочил к толстяку и, словно издеваясь, звонко щелкнул его по носу;
Митюха совершенно обезумел. Он широко размахнулся и ударил, вложив в этот удар всю свою силу, намереваясь убить паренька. Гори она ясным пламенем, эта царская награда.
