— Они уничтожили Третий флот, — мёртвым голосом сказал Литвин. — Двенадцать наших кораблей… тринадцать, считая с «Жаворонком»… Перебили чёртову уйму народа…
Он сбросил башмаки и начал стаскивать комбинезон. Его движения были неторопливыми, словно он репетировал какую-то медленную пантомиму.
Эби тревожно пошевелилась.
— Пол! Ты в порядке, Пол? Что ты хочешь делать?
— Немного развлечь наших хозяев. Ещё подумают, что мы совсем беспомощны… — Шлёпая босыми ногами, он направился к контактной плёнке. — Йо, милая, уходи! Забирай Эби, и уходите на палубу! А лучше в транспортную сеть или какой-нибудь тихий угол. По твоему усмотрению, ласточка.
— Я никуда не…
— Абигайль Макнил! Кажется, вы ещё лейтенант десанта?
Гнев прорвался в его голосе. Йо молча помогла Макнил подняться, схватила за руку и повела к входной мембране. Кафф в её тёмных волосах то разгорался, то тускнел; похоже, она о чём-то спрашивала Корабль и не могла добиться ответа.
Они ушли, и Литвин, подождав минуту, влез в тесные объятия плёнки. Отчего-то он знал, был уверен, что в этот раз у него получится; перед глазами плавали то «Ланкастер» с «Памиром», исчезающие в багровом облаке, то разбитый корпус «Жаворонка». Мышцы его затрепетали, и что-то под ногами откликнулось ответной дрожью. Усилием воли он изгнал видение мрачных пространств за бортом Корабля, в которых уже не было земного флота, а только расплывались рдеющие алым газовые облака. Будто бы сам по себе включился экран и перенёс его внутрь огромного цилиндрического ангара, чудовищной трубы с висевшими в ней аппаратами. Она тянулась в обе стороны, как минимум на километр, но расстояние словно исчезло для Литвина; он мог разглядеть с поразительной ясностью каждую машину.
Трепет внизу сделался сильней — аннигилятор оживал. До двигателя Литвин и не пытался дотянуться, двигатель был ни к чему, бежать было некуда. Уже некуда… И если бы он мог, то всё равно бы не сбежал. В бегстве не было чести.
Ему казалось, что где-то внутри, в этом странном механизме или в самом его теле, рождается огненный шар. Он подогревал его собственной яростью, пестовал обидой — с флотом расправились так легко! Символ земного могущества был распылён в холодной пустоте, и только он мог отомстить за поражение. От этой мысли жаркая сфера нагрелась и расширилась, вобрав в себя плоть Литвина, словно он становился огненным джинном, драконом или иным чудовищем. Он чувствовал, что больше не может удерживать это пламя, этот палящий жар и должен его выплеснуть — прямо перед собой, в стену ангара, усеянную сотнями машин.
«Не надо этого делать, — предупредил Корабль, и Литвину почудилось, что его бесплотный голос окрашен ужасом. — Не надо!»
«Отчего же? — мысленно ответил он. — Ты ведь, кажется, любишь сильные эмоции. А у людей есть чувство, которое слаще жажды творчества и радостнее любви. Ты с ним ещё не знаком. Имя ему — месть!»
Шнур багрового огня ударил в стену, испепелив десяток модулей. Страшная боль пронзила Литвина, но, готовый к ней, он не застонал, не вскрикнул, а только пробормотал сквозь зубы:
— Я тебе обещал небо в алмазах? Ну, смотри! Смотри!
Ему удалось ударить ещё дважды. Потом он потерял сознание.
Глава 15
В космосе и на Земле
Имена кораблей одно за другим гасли на тактическом экране: «Сидней», «Ланкастер», «Нева»… «Сидней» был первым среди погибших; «грифы» не смогли остановить аппарат пришельцев, и поток багрового огня ударил в корму, прямо в реактор, защищённый многослойной броней. Впрочем, крейсер она не спасла — вспышка, взрыв и раскалённое облако газа, расплывшееся в пустоте… Три чужака атаковали «Ланкастер», два — «Неву»; помимо численного превосходства они выглядели манёвреннее и быстрее земных кораблей. Не говоря уж об их оружии! Наблюдая за боем, Тимохин понял в первые секунды, что преимущество не на его стороне. Эти дьявольские машины оказались на удивление увёртливыми и смертоносными, хоть не имели ни ракет, ни плазменных метателей, ни чего-то подобного лазеру; единственным средством нападения был пучок антипротонов, накрывавший мишень с большой дистанции и убийственной точностью. Его энергия и плотность, как доложили аналитики, были настолько огромными, что вызывали аннигиляцию ничтожного количества частиц, плававших в вакууме.
Равным по силе оружием Тимохин не владел, и потому его главной ставкой были ракеты. Главный калибр, триста мегатонн, автоматический выход на цель и, для верности, три залпа… Флотилия успела отстреляться до схватки с кораблями чужаков, и оставалось только ждать — ждать, когда огромный звездолёт вспыхнет в ядерном пожаре. Его уничтожение было бы победой, такой же несомненной, как гибель самого Тимохина и половины Третьего флота, — он понимал уже, что чужаков наличной силой не сдержать. То был его просчёт, и он молчаливо согласился, что платой за ошибку будет жизнь. Жизнь адмирала и жизни людей, которых он привёл сюда, слишком уверенный в мощи своих крейсеров.
Башни «Ланкастера» полыхнули огнём, яркие плазменные шнуры скрестились с потоками антиматерии, и ослепительный свет взрыва заставил Тимохина зажмуриться.
— Три! — произнёс один из офицеров. — Он забрал с собой троих!
— Уничтожена «Нева», — доложил другой.
Брови Тимохина сдвинулись.
— Потери УИ?
Ответил коммодор Шенгелия:
— Они растут, сэр. Семнадцать процентов… девятнадцать… двадцать три…
— Восемь секунд до удара ракет, — послышался голос наблюдателя.
«Целых восемь секунд…» — подумал Тимохин. Космический бой быстр, скорости огромны, оружие сокрушительно… За восемь секунд можно выиграть битву. Или проиграть…
«Памир», тяжёлый рейдер с экипажем двести двадцать человек, исчез во вспышке яростного пламени, столкнувшись с кораблём фаата; рассеялся газовым облаком «Фудзи», мёртвая «Парана» плыла в темноте, распадаясь на части. «Сахалин» ещё сражался, бил из лазеров и свомов, и в верхнем секторе небесной сферы оборонялись «Тибурон» и «Рейн», окружённые десятком кораблей пришельцев. Тимохин понял, что ещё немного — и он потеряет эти крейсера.
— Атакуем, — распорядился он. — «Викинг» идёт к «Тибурону», «Суздаль» и «Волга» — к «Сахалину». Сбросить истребители!
— Выполнено, сэр. Машины в пространстве.
Ускорение прижало Тимохина к креслу, и в тот же миг Вселенная, корчась в муках и безмолвных стонах, породила новую звезду. Фильтры пригасили её свет, сделали призрачной тенью на экранах, но даже так она была страшна. Раскалённые массы ворочались в её глубине, вспухали на поверхности чудовищными алыми горбами, истончались протуберанцами, бросали во тьму клочья светящейся плазмы; казалось, что мир, ещё недавно подобный обсидиану с редкими искрами звёзд, вдруг превратился в огненную преисподнюю.
— Цель поражена! — выкрикнул офицер-наблюдатель.
Штабной отсек взорвался на мгновение гулом торжествующих голосов, затем воцарилась тишина. Звезда, рождённая ядерным взрывом, тускнела, протуберанцы и плазменные волны улеглись, энергия рассеялась в пустоте роями стремительных квантов. Периферийная область уже не слепила приборы и глаза людей, и сквозь прозрачное марево локаторы нащупали и передали на экраны видение огромного цилиндра. Неповреждённый и несокрушимый, он висел перед «Суздалем», точно дракон, явившийся из бездн Галактики. Святой Георгий поразить его не смог.
