— Убей меня!
— Почему ты просишь об этом?
— Потому, что не могу и дальше жить в аду. Мне оставили память о том времени, когда я был человеком. У остальных ее нет, но у меня она есть. Ты можешь понять, что это значит? И каково это — повелевать голодной ордой мертвецов, когда внутри тебя еще живы остатки человеческого сознания...
Глебу казалось, что он понимает. Что в звенящей тишине, повисшей в пещере, после того как ритмичные вопли снаружи утихли, он различает слова этого существа, выжженные на стене раскаленным железом.
— Ты знаешь, кто это сделал? Кто отнял у тебя человеческий облик?
— Я не забуду его даже после смерти. Помнишь лаборатории радужного князя? Помнишь красную башню?
— Ты там был?
— В одно время с тобой. Только ты там оказался в роли гостя, на экскурсии, а я лежал на одном из столов...
После этого откровения у Танаева не осталось ни сомнений, ни вопросов. Он подошел к креслу и, стараясь не смотреть в глаза сидящего там существа, прервал то, что уже нельзя было называть жизнью.
После этого он, наконец, приблизился к постаменту, закутал в плащ тело Ланы и, по-прежнему не веря в то, что она жива, взвалил на плечи совсем легкую и странно гибкую для трупа ношу.
Внизу, у подножья скалы, его поджидал, застывший, как еще одно изваяние, Годвин.
— Там стало тихо, наверху... — сообщил он ему потрясающую новость, словно Танаев не знал об этом.
— Да, — подтвердил Глеб. — Теперь там тихо. Пойдем.
Он чувствовал, что через бездны заснеженного пространства к ним продолжает приближаться таинственное нечто, то самое нечто, которое он обнаружил во время своего предыдущего транса, — существо, не похожее ни на одно другое из известных ему, и несущее в себе не то угрозу, не то надежду.
Глава 21
Лана очнулась от невыносимого холода. Ей казалось, что все ее тело промерзло насквозь и теперь постепенно начинает оттаивать, погружаясь в волну чудовищной боли.
Она лежала на грубо сколоченных санях, укрытая старыми шкурами — отвратительно пахнущими, но возвращавшими ей несущее боль тепло. Впереди, перед санями, впрягшись в кожаные постромки, тяжело брели два человека, — таща эти сани за собой.
Убийца Годвин и странный человек, прилетевший из космоса, перевернувший самим фактом своего прибытия весь привычный уклад ее жизни, затянувший ее, словно в омут, в свою непонятную жизнь, и вот теперь венцом всего этого стал лес, ночной кошмар, окончание которого она не помнила, да и само начало представлялось ей бредовым видением.
Заметив, что она очнулась, Танаев остановился и приблизился к саням:
— Почему ты ушла?
— Ушла куда?
— Почему ты ушла ночью из лагеря?
— Не знаю. Это было во сне.
— Постарайся вспомнить. Это очень важно. Постарайся вспомнить, почему ты решила уйти!
— Мне кажется, меня позвали...
— Ты помнишь лицо человека, от которого исходил призыв?
— У него не было лица... — Лана вздрогнула, вновь переживая свое ночное видение.
— Зачем ты спрашиваешь? Какое значение могут иметь мои бредовые кошмары?
— Это не кошмары, Лана. Это реальность.
— Возможно. Но это моя реальность.
— Не только твоя. К сожалению, эта реальность окружает нас всех. Мы в ней живем. Ты должна мне рассказать все, что ты помнишь.
— Как-нибудь в другой раз. Здесь слишком холодно. Мне кажется, что лес, пленивший нас, никогда не кончится. Мы все здесь погибнем.
Она была слишком измучена ночными событиями, и Танаев подозревал, что яд из зубов зомбитов мог впитаться через кожу. Хотя следов укусов ему не удалось обнаружить при самом тщательном осмотре. В том месте, к которому эти твари прикладывались своими полусгнившими губами, большое синее пятно стало красным, но имевшиеся в их аптечке антисептики так и не смогли справиться с воспалением.
Вопрос о том, кто сумел ввести Лану в гипнотический транс, не входя с ней в прямой контакт, имел для них первостепенное значение — но на какое-то время Глеб оставил женщину в покое, решив, что в теперешнем своем состоянии она неспособна дать ни одного разумного ответа на все его вопросы.
Несмотря на тяжелые сани, они прошли за день не меньше двадцати километров, ориентируясь на северо-восток в том направлении, где должен был находиться бывший Новгород — если от него осталось хоть что-то в этом омертвелом лесу. И когда надежда уже совсем было покинула их, лес поредел, и между редкими елями появилось что-то, напоминавшее накатанную санную колею. Полной уверенности в происхождении этого следа у них не было, — след был слишком старым, и лишь кое-где едва виднелся из-под снега. Тем не менее, они почти инстинктивно придерживались этой дороги. По твердой корке наста, образовавшейся под слоем свежего снега, сани катились легче.
Не сговариваясь, Глеб и Годвин не стали обсуждать это открытие, боясь спугнуть робкую надежду. Оба понимали, что еще одну ночь в этом ледяном лесу, населенном кошмарными тварями, они могут и не пережить.
В угрюмом молчании они продолжали брести вперед, и лишь однообразный заунывный скрип полозьев нарушал обложившую их со всех сторон тишину.
Примерно через полчаса Годвин первым заметил легкий дымок, вившийся над вершинами сосен, а еще через пару километров, с вершины заснеженного холма, перед ними неожиданно открылось укрепленное поселение, весьма похожее на древнюю крепость.
Большой плоский холм, на котором расположилось поселение, был опоясан сплошным частоколом из гладко отесанных сосновых стволов, заостренных на концах и возвышавшихся над поверхностью снежной равнины метра на три.
Преодолеть подобную преграду не смог бы ни один хищник. Однако это впечатление было сильно поколеблено, после того как путники обнаружили в стене свежий пролом. Нечто огромное и могучее сломало бревна, словно спички, и оставило в заборе трехметровую дыру.
— Танки у них здесь ездят, что ли? — пробормотал Танаев сквозь зубы.
— Что такое танк? — поинтересовался Годвин.
— Были такие древние военные машины. Не думаю, чтобы они сохранились до сих пор. Это мог быть какой-то осадный механизм, но вокруг нет никаких следов битвы. Может быть, мамонт?
— Мамонты давно вымерли! — категорично возразил Годвин.
Единственные ворота охранялись двумя сторожевыми башенками. Когда странный кортеж из двух мужчин, запряженных в сани с женщиной, приблизился вплотную, в их бойницах появились не слишком приветливые бородатые лица стражей.
— Чего надо? — сиплым голосом осведомился один из них, и этот недружелюбный вопрос, заданный обычным человеческим голосом, прозвучал для них, как музыка.
— Переночевать не пустите, люди добрые? — осведомился Годвин. — Мы заплатим за ночлег! Молчи! — шепнул он Танаеву, — говорить буду я. Я бывал в таких поселениях и знаю местные правила. Если нас впустят, старайся, по возможности, не вступать в разговор и ничего не говори о зомбитах. Тех, кто с ними встречался, немедленно убивают, чтобы избежать заразы.
