— Гравилучи, — сказал Анджелалти ровным голосом. — Экранирующие захваты и катапульты.
— Кузен? — окликнула она его.
В темноте она ощутила поворот его головы, увидела блеск глаз, обратившихся к ней.
— „Дротик“ под прицелом. Линзер…
— „Дротик“ под прицелом, — согласилась она с терпеливой поспешностью, словно он не вышел из детского возраста, — а „Гиацинт“ — нет.
Большие глаза расширились еще сильнее, и она почувствовала, как он отодвинулся от нее в темноте.
— Ты советуешь мне бросить моего друга в беде, кузина? А если бы я последовал такому совету час назад?
— Разве я бесчестна и глупа? — воскликнула она, задетая за живое и думая уже о том, чтобы рассеять его презрение, а не остаться незамеченной врагами. — А как ты освободишь своего друга в твоем нынешнем состоянии, Анджелалти? Будешь посылать пауков одного за другим, выводя из строя технику? Взмахнешь этим трижды проклятым куском металла и потребуешь, чтобы тебя впустили? А как ты сообщишь своему другу, что он освобожден — крикнешь сквозь металл?
Она услышала, что ее голос звучит все пронзительнее, и взяла себя в руки.
— На „Гиацинте“ стоят пушки, — договорила она тихо и бесстрастно. — И есть комм.
Тишина растянулась в медленном счете до семи. Потом был долгий тихий выдох и мерцание ярких глаз.
— Шестнадцатая площадка, ты говорила?
Голос был таким же невыразительным, как и ее собственный.
— Площадка номер шестнадцать, — подтвердила она и осмелилась дотронуться до его локтя. — Это в той стороне.
По удачному стечению обстоятельств люк „Гиацинта“ был повернут в сторону от „Дротика“ и царившей вокруг него суматохи. Корбиньи показала Свидетелю место, откуда он мог наблюдать за этой суматохой и предупредить, если там проявят интерес к „Гиацинту“.
Анджелалти уже склонился над замком, хмуро поглядывая на наручный индикатор. Что-то зашевелилось у него под воротником, паук деловито пополз вниз по рукаву, поблескивая фиолетовыми глазами.
Под взглядом затаившей дыхание Корбиньи паучок сполз Анджелалти на руку, потом по протянутому пальцу перешел на пластину замка и скрылся за ней.
Выпрямившись, Анджелалти глянул на Корбиньи и заметил румянец, покрывший ее щеки.
— Номер Одиннадцатый, — сказал он несколько суше, чем намеревался. — Старший брат Пятнадцатого. — Он отвернул манжету, освобождая наручный пульт. — Сейчас у нас будет конфигурация запорного устройства. — Он снова отвел взгляд, стараясь не смотреть на красную рубашку, обтягивающую ее грудь. — А где Свидетель?
— Наблюдает за проблемами „Дротика“ на тот случай, если они вдруг захотят стать и нашими, — ответила она, и ткань соблазнительно натянулась на вдохе. — А проблем у твоего друга — легион, Анджелалти. „Гиацинт“ в твоем распоряжении, но это — не боевой корабль.
И Анджелалти знал, что для любого члена Экипажа корабль — это сама жизнь, будь то Главный корабль или маленький шаттл.
— Ты зарегистрировала свое оружие у начальника порта? — спросил он, в глубине души зная, какой ответ услышит.
Корбиньи моргнула.
— Я? — Она ладонью тронула древний корпус отличной сохранности. — Это же прыжковый шаттл класса „М“, Анджелалти! Кто ж на такие оружие ставит?
„Только Экипаж“, — подумал Лал и усмехнулся яростно и весело, как Члену Экипажа свойственно. Пульт на руке пискнул.
— Ага.
Данные оказались неожиданно сложными, и понадобилось несколько минут, чтобы в них разобраться. В плече, на котором лежал Трезубец, ощущалась дрожь, и чувствовалось, как напрягается стоящая слева Корбиньи, заставляя себя быть терпеливой.
Он посмотрел на нее:
— Номеру Одиннадцатому нужна помощь. Номер Пятнадцатый немного крупнее и чуть сообразительнее. Не могу ли я получить от тебя его услуги?
Он почти не дожидался ее кивка и наклонился к своему устройству раньше, чем в ее глазах отразилась боль потери.
Повинуясь приказу пульта, Номер Пятнадцатый вылез у нее из кармана и перебрался на ладонь Анджелалти. Корбиньи проглотила вставший в горле ком и стала умолять богов, чтобы они не позволили ее телу снова ее предать своей готовностью к слезам. Плакать, лишившись механической игрушки, пусть даже очень умной? Да, похоже, она становится такой же неуправляемой, как…
Как Анджелалти, вдруг поняла она, вспомнив выражение его лица, когда она в тот день положила перед ним растоптанного паука — в последний день, когда она была собой…
У нее за спиной послышался шум — более громкий, чем нескончаемое жужжание гравилучевого генератора.
Тело стремительно повернулось. Корбиньи остановила его рывок вперед и подкралась поближе.
Она увидела, как Свидетель убил охранника ножом в горло. Сама она на долю секунды опоздала поймать второго, помчавшегося обратно к „Дротику“. И одна из боевых машин уже разбивала строй, поворачивая свой уродливый нос в сторону „Гиацинта“.
Выругавшись, она схватила Свидетеля за руку и потащила за собой.
— Анджелалти, нас обнаружили! Охранник вызвал помощь, и в нашу сторону движется танк!
Он бросил на нее всего один взгляд льдисто-голубых глаз, а потом снова склонился к замку, постукивая пальцами по наручному пульту.
Сзади раздался скрежет гусениц по бетону, вдали завыли сирены.
— Они напали на меня без предупреждения! — заявил Свидетель, осторожно высвобождая руку. — Один обнажил оружие, даже не поздоровавшись. Мужчине дозволено защищаться от охотников на людей.
— Конечно, дозволено, — согласилась Корбиньи с саркастической готовностью. — А быстрому дозволено убить двух врагов, пока копуша возится с одним.
Свидетель повернул голову — и на его флегматичном лице отразилось легкое удивление.
— Второй не обнажал оружия, о воин. Он бежал, поняв, что имеет дело с мужчиной.
— И правильно сделал! — огрызнулась она, слыша, как приближается скрежет гусениц и к сирене присоединяется еще одна. — Анджелалти…
Пауки повисли у него на воротнике, а он приложил ладонь к пластине замка с уверенностью человека, рассчитывающего, что его впустят.
Ничего не произошло.
К двум сиренам прибавилась третья, гораздо ближе.
Анджелалти еще раз приложил ладонь к пластине. Опять ничего не произошло.
Ближайшая сирена с воем вынеслась на полосу, взвизгнув колесами на сверхпрочном покрытии, и понеслась прямо на них.
К скрежету гусениц добавился рев двигателя и треск радиоэфира.
— Проклятие! — тихо и яростно выдохнул Анджелалти. Он стиснул рукоять Трезубца, лежавшую у него на плече, и уставился на пластину замка так, словно одного его взгляда могло хватить для взлома.
