— Так ты нашел ту самую девчонку? Мужчина! Красиво поступил. А то так бы и ходила среди девиц с Площади Цветов легенда о сумасшедших пилотах «Австралии», что завлекают их на загородную прогулку, а потом с остервенением насилуют!
— Спенсер, не надо! До сих пор стыдно...
— Ладно, не буду. Она-то как? Простила?
— Вроде бы.
— На прощание подарила свое фото? Ну они иногда так делают — дарят свое голофото на память.
— Уже знаю. Подарила.
— Цени, парень! Не каждому эти девицы такие подарки делают. Еще они просят, чтоб голофото обязательно попало в кабину истребителя. Просила?
— Просила, только я...
— Сделай это обязательно. Говорят, приносит удачу в бою. А еще говорят, будто есть какие-то особые дни, когда все они, я имею в виду девиц, встречаются и шаманят.
— Что делают?
— Обряд себе какой-то придумали. Окружают себя голофотками всех пилотов, что у них побывали, будто вспоминают нас и просят сохранения наших жизней. Считается, чем больше пилотов... как это сказать... чем больше таких голограмм на этих встречах, тем лучше для флота.
— А кого они просят?
— Кто их знает, Джокт. Это уже женские тайны, и никого из мужчин посвящать в них не принято.
Джокт задумался, пытаясь разобраться, все же за или против он таких обрядов? Потом, представив, как Эстела смотрит на него, пускай даже не на него, а всего лишь на его голографию (тут же возникла мысль: интересно, в каком ракурсе он там запечатлен?), он почувствовал приятное волнение. Наверное, из-за ощущения, что пусть на непродолжительное время, но кто-то вспомнил о нем, и на это время он стал для кого-то важен, нужен кому-то. Мысленно Джокт пожелал в ответ, чтобы Эстелу выбрали самым главным капитаном всех болельщиц. Сознание вновь и вновь заволакивалось картинами сборища зеленоглазых обнаженных ведьм...
— Обязательно вывешу. Завтра же, перед вылетом, — абсолютно серьезно сказал Джокт.
Они прошли по комендантской палубе — все-таки крысам-тыловикам, как назвал их Спенсер, удалось уравнять положение и добиться обустройства ЭР-ПЕ-ВЕ, злачного местечка, поближе к себе, а не к уровням, где, собственно, обитали пилоты. Затем, опустившись лифтом на ярус ниже (хотя имелась и лестница), вся компания оказалась в просторном зале.
Ну все верно, отметил Джокт, должны же были штабисты чем-то думать, не прямо же за стенами штабных кают держать Крепостной бордель... Почему-то ЭР-ПЕ-ВЕ стойко ассоциировался для Джокта с борделем, и, хотя он ни разу еще не был здесь, заведение представлялось ему своеобразной Площадью Цветов, где он побывал уже дважды. До сих пор Джокт посещал другие офицерские заведения, даже нашивки лейтенанта «обмывал» с остальными в том самом кафе, где Балу знакомил его с Лиин.
Как выяснилось, он оказался одновременно и близок, и далек в своих предположениях.
Первое — вестибюль. Холл приличных размеров, с видеоэкранами и мягкой подсветкой. Уже отсюда слышалась громкая музыка, доносящаяся из основного зала. В холле же, помимо того, имелось множество мягких кресел, расположенных так, чтобы офицерам было удобно общаться между собой. Возле каждого полукружья кресел имелись столики с пепельницами и бокалами. Все кресла, к слову, были заняты.
Второе. На удивление, мало кто из офицеров курил, зато бокалы опрокидывались с поразительной скоростью. Присмотревшись, Джокт отметил, что большинство находящихся в холле — офицеры штурмовой пехоты.
Тогда понятно... Для них это не так страшно... Переглянувшись с Бароном и Гавайцем, Джокт отметил, что взгляды друзей так же обращены на опустошаемые бокалы. Что вызвало однозначно нехорошие воспоминания. Вдобавок Гаваец потрогал нижнюю губу, на которой еще виднелись следы травмы, полученной в «Стокгольме».
— Это не для нас. С утра — вылет, — напомнил Барон, и все с ним согласились.
Хотя не совсем так. Спенсер, равнодушно пожав плечами, продемонстрировал целую упаковку нейтрализаторов.
— Нет-нет-нет! — Гаваец опять потрогал губу. — Иногда даже они не помогают!
Спенсер вторично пожал плечами, и они вошли в зал.
Первое, что бросалось в глаза, — парочка квадратных военных полицейских из корабельной команды, исполняющих обязанности вышибал. Впрочем, полицейские только скользнули взглядами, убедившись, что никто из вновь прибывших не шатается из стороны в сторону и не пытается буянить, они тут же потеряли к пилотам всякий интерес.
— Если даже в холле нет свободных кресел, наверное, здесь тоже для нас мест не найдется, — пессимистично обронил Джокт, с интересом разглядывая зал.
— А мы подождем. До восьми всего ничего осталось. Нужно только найти этих новеньких и их нянек...
Зал оказался большим. Насколько большим, судить было трудно, светильники горели только над столами, да и то не везде. И разные люди предавались разным занятиям. Большая часть зала оставалась скрытой от взгляда.
Кто-то курил, пуская кольца, одно сквозь другое. Наверное, любимое развлечение штурмовиков, подумал Джокт, ведь ходила легенда о крупном призе, ожидающем того, кто сумеет вот так — одно сквозь другое, пропустить девятнадцать колец друг сквозь друга. И якобы кто-то уже проделал это с восемнадцатью кольцами... Некоторые вели оживленное общение, другие тянули бокал за бокалом. Где-то в другом конце зала, а может, это происходило ближе к середине, мелькал стробоскоп, разноцветные узкие лучи выписывали сложные узоры, перебегая с потолка на столики и на лица людей.
Там же, под этим мельтешением огней, виднелась площадка, на которой танцевали. Среди угловатых безразмерных фигур офицеров-пехотинцев и разнокалиберных прочих, гибко извивались женские тела. Гремела музыка. Невидимый жокей сыпал шутками и неразборчивыми скороговорками.
— Вот же они! — указал в глубь зала Барон и начал пробираться через лабиринт столов и кресел.
Джокт, Спенсер и Гаваец направились следом.
— О! — примерно так прокомментировал Джокт то, что увидел минутой позже.
Зрелище было из ряда вон выходящее и тут же впечатывалось в память своим гротеском. У самого края танцевальной площадки за несколькими столами сидели двадцать истуканов. У каждого в руках — одинаковые чашки с кофе. И даже отпивали они по глотку из этих чашек одновременно, будто по команде. Спины — прямые. Взгляды — застывшие, как у андроидов с отключенными рецепторами, отметил Джокт.
Казалось, ко всему происходящему вокруг пилоты не имели ровным счетом никакого отношения, будто ничего из окружающего их не касалось. Мимо проходили другие пилоты, иногда задевая кресла с истуканами. Джокт увидел, как кто-то задел одного из них под локоть. Кофе немедленно выплеснулся из чашки на стол, тут же напомнив Джокту одну забытую сцену в кафе... Но пилот невозмутимо, как и полагается истуканам, продолжал сидеть с опустошенной чашкой в руке. Пятно вытер медик, находившийся рядом, и стал что-то шептать на ухо пилоту-юноше. Действительно, вся двадцатка — мальчишки не старше шестнадцати-семнадцати лет. После нашептываний медика юноша-пилот невозмутимо, даже слишком невозмутимо, поставил чашку и поднял вверх руку.
