– Что же они могут уметь, если у них треть мозга занимает система, отвечающая за аппарат размножения?
Ди Марцио вспомнил командира того патрульного линкора – улыбчивого молодого полковника, спокойного и открытого, хотя общение с чинами военной разведки подействует на нервы любому. Он отвечал на все вопросы четко, как на плацу, ничего не скрывая, но и не фантазируя, лишь пару раз, когда Рональд попросил его высказать свое личное мнение – что в словах горган было правдой, а что нет, полковник сдвинул брови и некоторое время сидел так: Ди Марцио видел, что он тщательно обдумывает ответ.
– Я думаю, лжи было немного. Скорее, не лжи даже, а преувеличений. Они и в самом деле здорово похожи на нас: так вот, мне показалось, что эти безносые ребята очень старались нам понравиться.
– Потому, что боялись?
– И поэтому тоже. Но не только, господин генерал. Просто они хотели произвести приятное впечатление – в целом, если можно так выразиться. Прошу прощения, но я, разумеется, не ксенопсихолог, и не мне судить…
Отказавший двигатель, кстати, инженеры линкора все же кое-как запустили, и через десяток часов звездолет горган отправился восвояси, а патруль вернулся на маршрут. Шер воспринял этот эпизод с глубочайшим интересом. Первым делом он сам, без штурманов, соотнес уже известные от старика-«воспитателя» координаты столичной планеты джеров с теми, что указали горган. Цифры совпали. Ди Марцио знал, что именно тем вечером в голове Генри Шера впервые появилась идея нанести укол в уязвимую точку эсис.
Шер знал, что формально, с позиции подписанных Конфедерацией Кодексов, такой налет являлся ничем иным, как военным преступлением. Но для эсис никаких кодексов не существовало в принципе, и все это прекрасно понимали. Воевать по рыцарским законам с врагом, для которого законы не писаны? – многие отстаивали именно такой подход к проблеме, но со временем их становилось все меньше и меньше.
Эсис, например, не брали пленных. Никто за всю войну не слышал, чтобы их спасательные службы сняли экипаж поврежденного человеческого корабля. Они презирали людей, отказывая им не только в праве на выбор пути, но и в праве выбора между жизнью и смертью. Люди же – да, не «воины Конфедерации», всего лишь люди, взявшие в руки оружие, для защиты не столько своей жизни, а – цивилизации, истории, памяти, – эти люди их сперва ненавидели, а потом, когда сила Человечества стала необоримой, они просто выметали эсис так, как хозяин выметает со своего двора скопившуюся снежной зимой грязь.
Они делали это с холодным омерзением.
Через два года после окончания войны в руки Шера и его службы попал взорвавшийся из-за непонятной аварии генератора дальний разведчик джеров. Живых там не оказалось, но именно этот корабль, точнее, расшифровка обнаруженных на его борту материалов, полностью убедила Шера в том, что он оказался прав, задумывая свой безумный рейд, вошедший в историю как «Четыре всадника»… сомнения ушли, и «черный фонд» заработал в полную силу.
Ронни Ди Марцио налил себе еще виски и, раскрыв встроенный в кухонную стену небольшой сейф, вытащил из него личный инфорблок. Коробочка с кристаллодиском лежала в боковом кармане его кителя. Достав ее и положив перед собой на столешницу, Ди Марцио ощутил легкое раздражение. Трех дней было мало, слишком мало, а он не привык делать свою работу кое-как. Но выбора у него не было.
Глава 2.
1.
На большой полукруглой площади, вымощенной грубым коричневым камнем, горели костры.
Костров было много, не меньше двух десятков, на них жарились туши небольших длинноногих животных, насаженные на вертела. Ближе к краю площади, возле колодца, на огне стоял огромный закопченный котел, возле которого суетились женщины, от макушки до пят укутанные в грязные серые или черные плащи. Их лица были полностью скрыты такой же черной, но более тонкой материей. Мужчины, толпящиеся подле костров, к ним не только не подходили, но даже не смотрели в сторону котла.
Почти все они имели при себе оружие, в основном – длинные тяжелые кремневые ружья с грубыми прикладами, лишь несколько самых молодых воинов держали на плече огромные, метра по полтора, луки. Двое, очевидно, вожди, щеголяли имперскими пехотными излучателями.
В стене самого заметного на площади трехэтажного здания, сложенного из необработанных серых булыжников, раскрылись широкие ворота, и две фигуры, одетые в женские плащи, но с открытыми безбородыми лицами, выкатили пузатую бочку. Следом за ними появились еще четверо, в таких же черных нарядах – они несли несколько разнокалиберных барабанов. Мужчины у костров оживились. Один из вождей подошел к бочке, пнул виночерпия ногой и приказал ему что-то. Тот согнулся в поклоне и поспешно вытащил затычку, – вождь ловко подставил под струю большую чашу с двумя ручками, которую снял перед тем со своего пояса. Его соратники замахали руками, а молодые воины с луками, образовав круг, принялись выписывать замысловатые коленца.
– Праздник у ребят, – криво ухмыльнулся Ланкастер, – с выпивкой. Не иначе как по поводу окончательной победы над коварным и вероломным врагом. Ну, ничего. У меня тоже бывают праздники. И выпивка. Пилот, срок прибытия?
– Три сорок пять.
– Полный газ! Приготовиться к высадке!
А там, в небольшом городке у реки, уже плясала вся площадь. Неистово гремели барабаны, выбивая сложный синкопированный ритм. Задрав к небу иссиня-черные бороды, тряслись, обняв друг друга за плечи, два вождя с излучателями за спинами. Прихлопывая поднятыми вверх руками, кружили вокруг них остальные воины.
В грохоте барабанов никто не услышал тихий свист множества двигателей, возникший с трех сторон сразу. Никто не заметил, как почти восемьдесят черных теней опустились на окраинах городка, окружив его плотным кольцом. Площадь заходилась в неистовом танце, даже женщины, позабыв про свое варево, нерешительно покачивались подле котла в такт барабанам.
А в домах, прилепившихся к склону холма, в приземистых рыбацких хижинах с плоскими, крытыми неровными глиняными черепками крышами, вылетали двери, и стремительные фигуры, облитые черной броней, деловито осматривали все помещения вплоть до птичников. Четыре отряда – по числу улочек, ведущих к площади, быстро шли по серой брусчатке. Подошвы их высоких сапог не издавали ненужного шума.
Барабаны еще гремели, как вдруг отчаянно заверещала одна из женщин. Следом за ней подняли крик и остальные. А мужчины, опьяненные танцем, не могли остановиться – да и стоит ли воину, украшенному бородой, обращать внимание на вопли презренных нечистых? Они кружили и кружили, не видя ничего, кроме бесконечного ослепительно-голубого неба, и сердца их бились в такт рокочущей ярости, заполнившей собою весь мир.
Но вдруг что-то сломалось. Сперва умолк самый большой, гудящий, как далекие боги грозы, басовый барабан. За ним и остальные неожиданно потеряли рисунок ритма, и – остановились. Только что кружившееся воины едва не попадали друг на друга, встали, недоуменно глядя по сторонам. Они не могли поверить в то, что видели.
