– Какой ужас… – прошипела Эрика, усаживаясь на самый краешек кресла. – Вы еще хуже, чем я думала.
– А что вы, позвольте полюбопытствовать, думали? – спросил Ланкастер все тем же задушевным тоном.
– Это не имеет значения, – отрезала женщина, встряхнув своими неряшливыми кудрями. – Я пришла сообщить вам, что завтра же подаю на вас представление в Центральную военную прокуратуру.
– А почему не сегодня? – перебил ее Ланкастер.
– Что? – осеклась Эрика.
– Я спрашиваю, почему вы подадите представление только завтра? Зачем терять столько времени?
– Да вы!.. Нет, каков негодяй! Вы понимаете, что вам придется отвечать за содеянные вами преступления?! Или вы что, думаете, что вам опять все сойдет с рук? Как тогда, после Виолы и всего прочего? Нет, дорогой генерал, на этот раз вам не помогут никакие покровители! Вы не уйдете от…
– Да вы лучше успокойтесь, – фыркнул Виктор и подошел к стенному шкафу. – Выпейте, вот, – он достал початую бутылку коньяка, охлажденное фруктовое ассорти и пару маленьких упаковок с соками. – Нельзя же вечно корчить из себя дуру. Давайте сядем и поговорим спокойно, как профессионалы.
– О чем мне говорить с убийцей?
– Понимаете, мэм, если я для вас буду по-прежнему убийцей, а вы для меня – идиоткой, то конструктивного разговора у нас и впрямь не выйдет. Но ведь поговорить нам все же необходимо, не так ли?
– Кем?.. идиоткой?
– Ну конечно, кем же еще.
Эрика Бонго часто заморгала и протянула руку к налитой ей рюмке, – бутылку и все прочее Ланкастер умостил на маленьком столике, который придвинул поближе к своей гостье. Впрочем, она, наверное, и не заметила всего этого. Коньяк увидела, а откуда он взялся перед глазами, – нет.
– Ваше здоровье, – галантно произнес Ланкастер и, поднеся к губам стакан, опустошил его в два глотка. – Люблю, знаете ли, простой солдатский ром! Кто-то из классиков древности сказал, что ром – молоко солдата. Совершенно с ним согласен! Наверное, парень крепко хлебнул солдатской доли.
– Почему вы считаете меня идиоткой? – Эрика осторожно запила коньяк соком и потянулась к фруктам.
Взяв кусочек апельсина, она бросила на Ланкастера короткий, немного пугливый взгляд, которого ему вполне хватило.
– Человека судят по его делам, миледи, – усмехнулся он. – А вы, насколько мне известно, и палец и палец не ударили, чтобы хоть чем-то помочь несчастным геологам, которые гибли из-за столь милых вам аборигенов. А ведь могли же, не так ли? Правильно. Могли. Но – не считали нужным. Значит, для вас человеческая жизнь значит ничуть не больше, чем для убийцы Виктора Ланкастера. С той только разницей, – его губы скривились в презрительной ухмылке, – что я убиваю врагов, а вы пособничаете в убийстве своих. Так кто из нас преступник? И не надо, богом прошу, корчить мне тут оскорбленную невинность. На меня такие штучки не действуют. Ситуация у нас очень осложнилась, так что давайте по делу. Если вы пришли для серьезного разговора, то я готов. Если нет – выметайтесь отсюда, вы мне мешаете.
– Этот мир нужно оставить в покое, – твердо произнесла Эрика. – Послушайте, генерал, если вы уж решили напоить меня коньяком, так не оставляйте меня с пустой рюмкой, это не вежливо для офицера.
– Вот это разговор! – обрадовался Виктор и ловко наполнил посуду. – Рад вашему здравомыслию. Боюсь только, что вряд ли смогу принять вашу точку зрения насчет «оставить в покое»…
– Вы не понимаете, – резко перебила его женщина, – вы просто многого не понимаете. Они никогда не пойдут на тот контакт, который устроил бы наших политиков. Они не так устроены… тут слишком много факторов. Ведь прошедшие тысячелетия были для них не просто Изоляцией. Вы слышите меня?
– Я слушаю вас очень внимательно, мэм. Я давно ждал этого разговора и готовился к нему. Вас не смутит, если я буду перебивать вас наводящими вопросами?
– Нет… ничего. Спрашивайте, если что-то не поймете. Так вот, генерал – здешние аборигены – вообще не совсем люди.
– Ну, по менталитету – это точно. Никто, насколько мне известно, так и не смог ответить на вопрос, почему они настолько агрессивны к представителям своей же собственной расы.
– Генерал, они агрессивны по отношению ко всему окружающему их миру! По большому счету, им и самим здесь не место. Нигде, ни на одной из планет Айоранского проекта, окружающая среда не находится в такой дисгармонии с человеком, более того, – нигде она не проявляет такой враждебности к нему. И ведь это было сделано сознательно…
– Не совсем понял вас, мэм… вы хотите сказать, что Айорс специально высадили группу их предков в мире, совершенно не пригодном для человека?
– Конечно! Именно поэтому здесь, на Альдарене, была высажена самая большая группа хомо. Их было почти пятьдесят тысяч человек, все из самых разных племен, захваченных в разных точках Земли. Это был эксперимент, цель которого – проверить уровень видовой приспособляемости. Они наверняка знали, что наличие трансурановых неглубокого залегания вызовет тяжелые мутации, и это явление, видимо, им тоже хотелось изучить как следует. Преступление Айорс вообще не имеет аналогов в истории галактических цивилизаций…
– Это, возможно, и так, но не забывайте, что Айорс вроде как расплатились с далекими потомками тех, кого они расселили по семи мирам. И именно благодаря этой плате мы, хомо, вышли в дальний космос и вообще сохранились как целостная раса.
– Я придерживаюсь иного мнения, – фыркнула Эрика, но развивать тему не стала. – Из этих пятидесяти тысяч большинство погибло в первые же месяцы, остальные – жалкая горстка измученных и перепуганных людей, бежали в горы. Не все смогли преодолеть перевалы, так что в итоге основу нынешнего социума заложили всего несколько тысяч самых сильных мужчин и женщин. И единственным способом выживания для них стала именно агрессия по отношению ко всему, что их окружает – поймите, они были всего лишь зверьми, загнанными в глухой угол, из которого нет и не будет выхода.
– Ну да, – кивнул Ланкастер, – лучший способ обороны – это нападение. Неплохая тактическая максима, только далеко не во всех условиях она применима. Это я вам говорю как военный. Что ж, я начинаю понимать – так как то, древнее, протообщество формировалось именно самыми тупо-агрессивными, в принципе не способными на врастание в окружающую действительность, другой способ мышления невозможен для них и сегодня. Бей все, что видишь! А увидел нечто непонятное – бей вдвойне!
– Вы упрощаете, генерал. Да, со временем такая модель поведения перестала быть актуальной, но в замкнутых социумах, знаете ли, даже дурацкие традиции живут дольше, чем в открытых. Порой они даже мешают дальнейшему развитию – как кстати, и в нашем случае, – но отказаться от них уже невозможно. Возникает позиционный тупик. Социум топчется на месте. А учитывая его абсолютную, совершенно глухую замкнутость, он может топтаться так тысячелетиями. Что мы и наблюдаем. Но и это лишь одна сторона вопроса. Я еще не говорила о мутациях. Айорс, по известным причинам, не досмотрели ролик до конца, то есть результатов эксперимента они не увидели. А между тем они есть и поверьте, они ужасны. Изменились даже те, что остались на поверхности, а та часть людей, которая в первые же годы после переселения в горы ушла под землю, вообще потеряла человеческий облик. Сегодня на Альдарене существуют две независимые друг от друга ветви человеческой расы, причем вторая, мутировавшая до неузнаваемости, к роду хомо имеет весьма отдаленное отношение.
