– Представляешь, какая незадача, – говорил брат в такси. – Завтра в два нас ждут в Чили. Там прямо на побережье попадаются любопытнейшие экземпляры (тут он выговорил что-то совсем непонятное), если мы опоздаем к концу сезона, придётся ждать целый год. Ты надолго?
Простой вопрос поставил капитана в тупик. Он понятия не имел, надолго ли он здесь.
– Ну, я не знаю… – выдавил он и почувствовал всю нелепость фразы. Флотский никогда так не скажет. «Да какой я к чёрту флотский, – резко подумал капитан. – Сначала тянул время, потом глупо опоздал, а в довершение всего отправил на тот свет сто шестьдесят восемь человек, пытаясь исправить собственную ошибку – и это не считая потерь на „Флоксе“, которых тоже не должно было быть…»
– Вот и замечательно! – просиял брат. – Поселишься здесь, а мы вернёмся месяца через полтора. Надеюсь, тебе не покажется тесно…
Тесно и быть не могло – капитан едва сумел разглядеть углы отведённой ему комнаты. Поворочавшись с боку на бок, он передвинул здоровенную кровать вплотную к стене и наконец уснул. Рано утром брат, мечтавший показать ему земную экзотику, предложил выйти на яхте – благо что дом стоял на океанском побережье.
К стыду своему, через двадцать минут путешествия капитан почувствовал себя отвратительно. Брат забавлялся, глядя на побледневшего капитана. «Флот! – кричал он. – Вы поглядите на флотского офицера, который не знает, что такое качка!» Капитан мотал головой, пытаясь удержать внутри завтрак. Густо-зелёные океанские волны равномерно накреняли судёнышко. В космосе качки не бывает. Невесомость и перегрузки есть, но качки-то не бывает никогда.
Присев на песок, он долго собирался с силами, пока вестибулярный аппарат не пришёл в норму. Брат сидел рядом, поглядывая со снисходительной улыбкой. Потом заставил его подняться и потащил в дом, пообещав никому не рассказывать.
После шумного обеда подошла пора прощаться, и через полчаса капитан опять остался на пороге один, провожая взглядом аэротакси. Люди путешествовали теперь с той же лёгкостью, как несутся по ветру семена одуванчика.
Он немного побродил по опустевшему дому. Заглянул в детскую. Впрочем, вряд ли её можно было назвать детской – судя по тому, что находилось вокруг, люди здесь жили здесь вполне взрослые и самостоятельные. Капитан повертел в руках модельку «Байконура» – и уважительно положил на место. Модель была подробнее той, что когда-то была у него.
Впервые за многие годы капитан не знал, чем ему заняться. Он по привычке просыпался в пять тридцать по местному, босиком пробегал по песчаному берегу десяток километров. К воде привыкнуть так и не смог, хотя научился заставлять себя плавать по двадцать-тридцать минут. Организм, когда-то без труда свыкшийся с невесомостью, теперь протестовал против качки на волнах.
Капитана никто не тревожил. Было несколько сообщений от семей погибших на «Саламандре», капитан добросовестно отвечал. Дважды приходили приглашения совершить туристическую поездку на Луну – видимо, по ошибке. Адмиралтейство пока молчало, но капитан чутьём опытного военного понимал, что это ненадолго – просто время ещё не пришло. Неожиданно пришло сообщение от Джойса ван Стайна, преподавателя капитана ещё по академии. Он давно вышел на пенсию по ранению и теперь служил консультантом в ведомстве Дальней разведки. Старый чёрт всегда был в курсе всего на свете. Каким-то образом он прознал про мордобой в приёмной командующего флотом и теперь сообщал, что проект «Саламандра» закрыт и разбирается по косточкам, Саровски после выписки из госпиталя куда-то забрали, и явно не на повышение, но это ещё не конец – Адмиралтейство наконец взялось за ум и затребовало максимум данных по проекту; видимо, будут далеко идущие выводы.
В данный момент ван Стайн застрял на форпосте за Сатурном, и, видимо, надолго, так что – домик на берегу Балтийского моря находится в полном его, капитана, распоряжении. Код доступа к домашнему коммуникатору и карта местности прилагались. Капитан пошевелил губами, пытаясь выговорить название населённого пункта, не сумел, не стал повторять попытку и пошёл варить кофе. Достаточно было того, что он научился выговаривать фамилию своего главного механика.
Кофе он теперь варил сам, почувствовав в этом занятии вкус. Ван Стайн намекал, что в Дальней разведке всегда найдётся место профессионалу, но капитан пока не хотел об этом думать. Он вообще на какое-то время запретил себе думать о будущем – достаточно было свеже-саднящего прошлого.
С соседями он едва перебрасывался несколькими словами во время прогулок, зато неплохо изучил окрестности. Часто усаживался на холме возле монорельсовой дороги, наблюдая за проносящимися вагончиками. Поначалу он ещё ждал вызова в Адмиралтейство, потом перестал – пусть всё идёт, как идёт.
Изредка налетал шторм – как раз был сезон. О непогоде, как правило, сообщали заранее. Капитан выходил к океану в дождевике и подолгу стоял, глядя, как стихия наводит на побережье свой, отличный от человеческого, порядок. Океан темнел, ярился, ветер рвал полы дождевика. Капитан с удивлением наблюдал за происходящим; иногда он не верил, что родился на этой планете.
Вечно такая жизнь продолжаться не могла. Однажды, где-то через месяц после его появления здесь, капитан проснулся с ощущением, что каникулы закончились. И в самом деле, на коммуникаторе были два сообщения. Адмиралтейство извещало капитана первого ранга, что отставка не принята, отлучка приравнена к отпуску, который истекает через несколько дней. Приказ предписывал прибыть в указанный срок за дальнейшими распоряжениями.
Второе сообщение было от Сильвии Шеппард-младшей. Она просила встретиться с ней – капитан глянул на время – уже через тридцать минут. Он отбил «добро» и отправился в ванную бриться. Дочь Шеппарда он встретил возле дороги. Девчонка была одета в балахон, от которого у капитана зарябило в глазах. Кроме того, руки у неё, по какой-то странной моде, торчали из рукавов где-то в районе локтей. Когда она принималась жестикулировать, рукава болтались, и ему никак не удавалось за ними уследить.
Капитан не знал, как себя вести, но Сильвия взяла инициативу на себя:
– Мама просила передать вот это. – Девчонка шмыгнула носом, и из тёплой ладошки в руку капитану перекочевали кристалл и какая-то металлическая штуковина. – Она узнала, что вы здесь, и попросила меня… Ещё мама просила передать извинения за то, что не может сама приехать, а визор она не любит. Вообще-то она сейчас не в лучшей форме… А как там в космосе? Когда вырасту, я на Венеру полечу. Мы тут с классом на экскурсии…
Капитан поговорил с ней, пытаясь подобрать нужные слова. Беззаботное детство, не способное долго хранить в памяти мрачные события, рвалось на волю, и капитан вынужден был подчиниться этому напору.
– В космосе бывает по-разному, – отвечал он. – В основном – темно и пусто, и приходится очень много времени проводить в темноте и пустоте, прежде чем прибудешь в нужное место…
Проводив девочку, он вставил кристалл в визор. Сильвия Шеппард-старшая на экране выглядела иначе, чем в жизни – а может быть, она немного изменилась за это время. В том, как она держала голову, больше не было обречённости. Была странная гордость, капитан бы сказал – независимость.
