– Если бы я хотел убить вас, Фаррил, я подложил бы в вашу комнату настоящую радиационную бомбу.
– Вам гораздо выгоднее было заставить тиранитов убить меня.
– Я мог бы убить вас и в космосе, когда впервые появился на «Беспощадном».
– Могли. Вы пришли с бластером и уже направили его на меня. Вы знали, что я на борту, но не сказали об этом вашим людям. Однако, когда Риззет вызвал корабль и увидел на экране меня, убийство стало невозможным. И тут вы допустили небольшую ошибку. Мне вы сказали, что вашим людям известно о моем присутствии на корабле, но позже Риззет проговорился, что вы об этом никому не сообщили. В следующий раз получше инструктируйте своих людей, чтобы они не запутались в вашем вранье, Джонти!
Лицо Джонти, белое от холода, казалось, побледнело еще сильнее.
– Вот сейчас я определенно мог бы убить вас за оскорбление, Фаррил! Но если следовать вашей логике, почему же я не нажал на курок до того, как Риззет увидел вас на экране? Что могло меня удержать?
– Политика, Джонти, На борту оказалась Артемизия из семьи Хинриадов, и в тот момент она была важнее меня. Должен признать, вы быстро умеете перестраиваться. Убить меня в ее присутствии означало бы разрушить большую игру.
– Значит, я сразу воспылал к ней любовью?
– Любовь? Почему бы и нет, если девушка из семьи Хинриадов. Вы же никогда не теряете времени зря. Сначала вы пытаетесь переместить ее на свой корабль, а когда это не удается, говорите мне, что Хинрик выдал моего отца. – Он помолчал немного, потом продолжил: – К сожалению, я потерял ее и расчистил вам дорогу. Теперь она на вашей стороне, и вы можете продолжить осуществление своих планов. Убив меня, вы не потеряете права на наследование Хинриадам.
– Фаррил, здесь холодно и становится все холодней, – вздохнул Джонти. – Солнце заходит. Вы утомили меня своей непроходимой тупостью. Прежде чем мы покончим со всей этой кучей нелепых домыслов, может быть, вы объясните мне, почему я так заинтересован в вашей смерти? Если, конечно, ваша явная паранойя вообще нуждается в какой-либо причине.
Вы хотите убить меня по той же самой причине, по которой убили моего отца.
– Что?!
– Думаете, я хоть на мгновение поверил, что Хинрик – предатель? Возможно, он стал бы им, если бы у него не было такой прочной репутации слабоумного. Только круглый дурак мог довериться Хинрику, а мой отец не был дураком. Даже если бы он ничего не знал о Правителе, ему хватило бы пяти минут, чтобы понять, что перед ним всего лишь беспомощная марионетка. Неужели отец мог выболтать Хинрику что-то такое, на основании чего его обвинили в измене? Нет, Джонти, человек, предавший моего отца, должен был пользоваться абсолютным его доверием.
Джонти шагнул назад и споткнулся о ящик. Едва, удержавшись на ногах, он сказал:
– Я выслушал ваши грязные измышления. Единственное мое объяснение этому – вы преступно безумны.
Байрон дрожал, но не от холода.
– Мой отец был популярен у ваших людей, Джонти, слишком популярен. Автарх же не мог допустить соперничества, влекущего за собой разброд. Вы позаботились, чтобы он не стал вашим соперником. А потом вы захотели избавиться и от меня, чтобы я не мог занять место отца или отомстить за него. – Байрон перешел на крик: – Разве это неправда?
– Нет. – Джонти склонился к ящику. – Я могу это доказать. Вот радиоаппаратура. Осмотрите ее повнимательнее. Смотрите, смотрите!
Он бросал приборы к ногам Байрона. Тот недоумевающе уставился на них:
– Ну и что же они доказывают?
Джонти выпрямился.
– Ничего. А теперь посмотрите на это.
В руке он сжимал бластер. Костяшки пальцев побелели от напряжения, голос потерял обычную невозмутимость.
– Я устал от вас, Фаррил. Но больше уставать не намерен.
Байрон проговорил без всякого выражения:
– Вы спрятали бластер в ящик с радиоаппаратурой?
– А вы думали, я столкну вас с утеса, будто Я грузчик или шахтер? Я Автарх Лингейна, – лицо его дернулось, и левой рукой он резко рассек перед собой воздух, – и я устал от глупого идеализма ранчеров Вайдемоса. – И добавил, почти уже шепотом, сделав шаг вперед: – Идите обрыву.
Байрон, не сводя глаз с бластера, отступил.
– Значит, это вы убили моего отца.
– Я убил вашего отца! – выкрикнул Автарх. – Я говорю вам это, чтобы вы в последнее мгновение своей жизни знали: человек, который позаботился о том, чтобы вашего отца развеяли в прах в дезинтеграционной камере, теперь сделает все, чтобы вы последовали за ним. А потом этот человек заберет себе вашу девушку и все ее приданое. Подумайте об этом! Даю вам лишнюю минуту на размышления, но стойте спокойно, не то я разнесу вам череп раньше времени, и пусть мои люди задают мне какие угодно вопросы!
С его лица как будто сдернули маску: теперь оно пылало страстью и злобой.
– Значит, я прав. Вы пытались убить меня и раньше?
– Пытался. Все ваши догадки верны. Но вам это уже не поможет. Назад!
– Нет, – сказал Байрон. – Если хотите стрелять, стреляйте.
– Вы думаете, я не решусь?
– Стреляйте.
– И выстрелю.
С расстояния четырех футов Автарх тщательно прицелился в голову Байрона и замкнул контакт своего бластера.
Глава девятнадцатая
Поражение
Теодор Риззет обогнул скалу. Он не хотел, чтобы его увидели, а скрываться в этом мире голых скал было трудно. За грудой беспорядочно раскиданных валунов он почувствовал себя увереннее, Он осторожно пробирался между ними, изредка останавливаясь, чтобы растереть лицо перчатками. Сухой мороз обманчив.
Теперь он видел их в щель между двумя гранитными монолитами, соединявшимися в форме буквы «V». Риззет поудобнее пристроил свой бластер в развилке. Солнце было у него за спиной. Он чувствовал, как оно пригревает ему спину, и был вполне доволен. Если они посмотрят в его сторону, солнце ослепит их, и он останется незамеченным.
В ушах у Риззета отчетливо звучали голоса: радио работало отлично. Он улыбнулся: пока все шло по плану. Его собственное присутствие, конечно, не планировалась, но план вообще был составлен несколько самонадеянно, а противника недооценивать не стоило. Поэтому Риззет и прихватил с собой бластер, который мог оказаться решающим аргументом.
Он ждал, наблюдая, как Автарх поднимает свой бластер, целясь в неподвижного Байрона.
Артемизия не видела, как прицеливался Автарх. Она не видела даже двух фигур на плоской вершине скалы. Пять минут назад она заметила на фоне неба силуэт Риззета и теперь следовала за ним.
Однако он двигался слишком быстро, Перед глазами у нее все плыло и дрожало, дважды она приходила в себя, лежа ничком на земле, хотя и не помнила самого падения. Во второй раз она поднялась с окровавленной рукой, пораненной об острый край скалы.
