— Десант все делает быстро, так? — Щеки Майи вспыхнули румянцем. — Но иногда торопиться не стоит. Тем более что ночь такая длинная…
— И холодная, моя тхара, — добавил Марк, чувствуя, как кружится голова. — Может быть, разложим костер?
— Он нам не понадобится, милый.
Ее губы были обжигающе горячими.
Глава 8
Энсин
— Как стоишь, оболтус? Зад подбери, брюхо втяни! Грудь вперед, ноги вместе, а не раскорякой! Ну-ка, щелкни каблуками!
Энсин Олаф Питер Карлос Тревельян-Красногорцев щелкнул. Щелкать каблуками его обучили еще в Академии, на первом курсе, и теперь это искусство пригодилось.
— Неплохо, — заметил коммандер Степан Раков по кличке Птурс, начальник оружейной секции «Урала».. — Это ты делаешь неплохо, парень. А вот ремень комбинезона лежит не по уставу. Положено, чтобы застежка была точно в центре тяжести, а у тебя на палец выше. На целый палец, говорю! Поправь! — рявкнул коммандер, продолжая сверлить энсина грозным взглядом. Глазки у него были маленькие, и сразу от них начиналась борода — не очень ухоженная, зато длинная, до самого коммандерского живота.
Энсин опустил ремень.
— Теперь на палец ниже, — мрачно заметил коммандер. — Не знаешь, где центр тяжести?.. Что за дурик мне достался! — Повернув голову, он оглядел вахтенных офицеров своей секции, собравшихся на представление. Под начальственным взором ухмылки на их лицах тотчас угасли. Довольно кивнув, Раков спросил: — Ну-ка, парни, где у людей центр тяжести?
— У мужиков — в области пупа, у женщин — на ладонь ниже! — громко выкрикнули вахтенные. Их было двадцать шесть человек, но ответ прозвучал как единым голосом. Похоже, школят их изрядно, подумал энсин и передвинул ремень куда положено.
— Та-ак… — Коммандер снова оглядел его, отыскивая, к чему бы придраться, и вдруг радостно хрюкнул. — Воротник-то, воротник! Вроде у тебя там что-то расстегнуто?
Комбинезон самого коммандера был распахнут, и лохматая борода вольно струилась по груди, заросшей густым волосом. Он почесался и прорычал:
— Я спрашиваю: расстегнуто?
— Никак нет, коммаидер! — доложил энсин и на всякий случай щелкнул каблуками. Его рапорт о переводе в боевую секцию удовлетворили, но сейчас энсину казалось, что он слегка погорячился. Во всяком случае, стажировки у связистов и даже в службе утилизации уже вспоминались как сладкий сон.
— Ну-ка подойти! Проверю.
Коммаидер поманил его толстым пальцем. Энсин приблизился четким строевым шагом, и палец Ракова нырнул ему за воротник. Палец тоже был волосатым. Энсину казалось, что волос на коммандере не меньше, чем чешуи на дроми.
— Застегнуто, — с разочарованным видом произнес его новый начальник. — Это шея у тебя цыплячья, болтается в вороте как дерьмо в проруби.
Вахтенные заржали. Энсин обиделся. Он был крепким парнем, выше коммандера на полголовы, а в плечах — косая сажень.
— Со всем уважением, коммандер… Никак нет! — рявкнул он, подражая голосу начальника.
— Что — никак нет?
— Не цыплячья. Шея у меня как у быка.
— Собираешься спорить со мною, энсин? — зловещим шепотом спросил коммаидер и вдруг заорал, выкатив крохотные глазки: — Ты, ублюдок вшивый! Месяц на Флоте, а уже препирается с начальником! Что еще выкинешь, сопляк? Хочешь завтрак в постель или мамочку, чтобы зад подтирала? Я из тебя кишки выну! Ты у меня аммиаком мочиться будешь! Христос тому свидетель и все Будды с Магометами!
И этот про завтрак и мамочку, с тоской подумал энсин. Ну завтрак ладно… дьявол с ним, с завтраком… А чем мамочка ему не угодила?
Он судорожно сглотнул, и это не прошло мимо внимания коммандера.
— Не дергайся, шмурло! И вы, сучьи дети, тоже! — Раков повернулся к вахтенным. — Все — по стойке смирно! На меня глядеть, а не на этого поганца!
Убедившись, что приказ выполнен, коммандер успокоился, сунул палец в рот и принялся ковырять в зубах. Он продолжал говорить, но речь его стала совсем неразборчивой: яаа-рюю-чоо-жжли-коо-дир-ждаа-чоо-рыы — и так далее. Энсин не понимал ни слова.
— Простите, коммандер… Вас не затруднит повторить?
Раков вытащил палец изо рта, осмотрел его и вытер о бороду.
— Значит так, энсин. Я говорю, что ежели командир утверждает, что у тебя растут рога, не надо щупать лоб, чтобы в этом убедиться. Нужно верить своему командиру! Малейшее сомнение в его словах ведет к сомнению в его приказах, а это уже проигранный бой. Ничтожный случай становится причиной огромных и обычно фатальных последствий… Как в той детской песенке, где в кузнице не было гвоздя. Помнишь, как там дальше?
— Лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя, — отчеканил энсин.
— Во! — Степан Раков поднял палец с обгрызенным ногтем. — Во как! Пленных не щадя… Великая мудрость в этой песенке! А почему? Ну-ка, энсин, скажи! Блесни этим… как его… интеллектом! Ты ведь у нас все академии прошел!
Энсин подумал и сказал:
— Реальное сражение нельзя промоделировать теоретически во всех деталях и нюансах и предсказать его ход, а также конечный результат. Это связано не только с большой сложностью системы, включающей корабли, экипажи, различные виды оружия, ситуацию перед боем, условия в космическом пространстве и многое другое. Данные факторы все-таки можно учесть и составить на мощных компьютерах прогноз конкретной схватки. Но упомянутая выше система не только сложна, но еще и неустойчива но Ляпунову: малые флуктуации в исходных данных и в реальном процессе приводят к большим и непредсказуемым отклонениям в результирующем решении. Что делает задачу прогноза математически некорректной. Ну например… — Энсин напряг воображение и выпалил: — Например, у адмирала с похмелья закружилась голова, и он…
— Стоп, — сказал коммандер. — У нашего адмирала не бывает ни головокружения, ни похмелья, ни поноса, если ты знаешь, что это такое. Наш адмирал… он… о-о!.. — Раков почтительно закатил глаза. — Но в остальном все сказано верно. Драка есть драка, и в ней любая мелочь ведет к этой… к неустойчивости, которая некорректна. Словом, сынки, — он обвел взглядом вахту, — сидя у аннигилятора, держите ухо востро, а ножик в сапоге. Глядишь, пригодится! А тебя, — Раков повернулся к энсину, — тебя я, пожалуй, возьму. Шея у тебя и правда бычья, ремень на пупе, и к тому же парень ты сговорчивый и эрудированный. В ночную вахту пойдешь. Заступать в двадцать четыре ноль-ноль, доложиться лейтенанту-коммандеру Хо Веньяну. Сейчас свободен.
Энсин отдал салют, четко развернулся и вышел из командного поста боевой секции. В похожем на огромную трубу коридоре, с люками, ведущими к орудийным башням, его нагнал лейтенант-юниор Домарацкий и, озираясь, зашептал в ухо:
— Ты, камерад, близко к сердцу не бери, он всех поначалу так драит и шпыняет… И не зря! Поверь, не зря! Папа Птурс большого ума мужик! Хочет, чтобы в бою слушались беспрекословно… Знаешь, что он полгода назад отколол, на учебных маневрах?
