Они спустились на первый ярус. Коридор здесь шел прихотливыми изгибами, следуя выработанной когда-то жиле. В стенах зияли широкие арки, за ними виднелись просторные камеры, не круглые, не овальные или прямоугольные, а неопределенной формы, со стенами, плавно переходившими в вечно светящийся потолок. Их высекли в камне фаата лет триста или четыреста назад, и, как помнилось Марку, побывавшему здесь на экскурсии, эти помещения прежде пустовали. Но сейчас в одних тянулись длинные лотки гидропонных установок с подведенными к ним шлангами, в других стояли холодильники и шкафы для сублимационной сушки, в третьих на многоярусных стеллажах квохтали куры, и везде, несмотря на позднее время, суетились люди, большей частью подростки и женщины. Эти подземные фермы да еще охотники кормили Никель, двадцать с лишним тысяч человек, в основном — ребятишек, спасенных из городов Западного Предела, и тех, кого изгнали дроми. Сердце Марка сжалось. Если считать с пленными и обитавшими в Северном людьми, население Тхара было сейчас меньше четверти от прежнего. И в любой день, в любой час его народ мог окончательно погибнуть.
Тот совет, что ему дали… отец?.. вождь Светлая Вода?.. или, быть может, сами Владыки Пустоты?.. неважно!.. главное, совет был хорош. Конечно, не настолько, чтобы гарантировать победу, разгром боевого клана жаб, освобождение и жизнь пленных. Надежда, однако, была — если разведчики тхаров, следившие за Хо два года, составят план, пусть приблизительный, в каком строении, где держат пленных, где ангары боевых машин, где защитные эмиттеры, а главное, в какой норе запрятан прародитель. Без такого плана никак не обойтись, думал Марк, спускаясь на второй ярус.
В отличие от первого, тут царили полумрак и тишина, прерываемая временами сопением и всхлипами.Этот уровень был делом человеческих рук, и коридор тут шел прямо, а в стенах виднелись ниши с обычными дверьми из цветного или прозрачного пластика — смотря по тому, что находилось за дверью, личный отсек либо помещение общественное, спорткомплекс, столовая, медчасть, библиотека, лаборатории и контрольный центр. Все эти залы, зальчики, комнаты и комнатушки были заставлены кроватями, а где их не хватило, уложены толстыми, сплетенными из травы циновками, и всюду на них спали дети. Были совсем малыши, двух-трехлетние, были постарше, были почти подростки лет двенадцати. Худые личики, тощие пальцы, синева под глазами, бледная кожа жителей подземных катакомб… В спортивном зале, где собрали сотни три младших школьников, на стене — лозунг, накарябанный нетвердой детской рукой: «Тхары не плачут, тхары мстят!»
— Наша надежда, — послышался голос сестры за спиной у Марка. — Почти все осиротели, но если каждая семья возьмет двоих-троих…
— Семей больше нет, — тихо сказала Майя. — Одни осколки остались…
— Нет, так будут! — Ксения вдруг остановилась, вскинула руку со сжатым кулачком и заявила: — Клянусь! Клянусь Великой Пустотой и солнцем Тхара! Как придет сюда Флот Федерации, тут же выйду замуж! Троих малышей возьму и трех рожу!
— Замуж, — пробормотал Марк, — замуж это не просто, полагается со старшим братом посоветоваться. А что, сестрица, есть уже кандидатуры?
— Пока нет, братец, но с Флотом появятся. Я разыщу такого же, как ты, симпатичного лейтенанта. Разыщу, вот увидишь!
Она покосилась на Майю, и был тот взгляд прозрачен, как хрусталь: а тебе, подружка, и искать не надо!
По лестнице с каменными ступенями они сошли еще ниже, на ярус, где в старых штреках и галереях ютились взрослые. Тут выступали из стен полукруглые кабины гравилифтов, в которых можно было опуститься на двухкилометровую глубину, сияли световые шары в прямых широких коридорах, пробитых некогда горными комбайнами, входы в жилые камеры были загорожены циновками или листами пластика, шелестели насосы, качая воду из колодцев, и текли, текли толпы людей. Кто направлялся в санблок к туалетам и душам, кто — к столовым и кухням за скудным пайком, кто — на отдых в спальные штреки, кто, с иглометами и видавшими виды метателями, на охоту или дежурство на поверхности. Юнцы и женщины, пожилые и совсем старики… Но Марк не обманывался на их счет; тхары взрослели рано, дряхлели поздно и были людьми упрямыми и суровыми.
В толпе встречались знакомые лица, но Марка, похоже, не узнавали. В молодые годы девять лет — изрядный срок; он изменился, возмужал и выглядел уже не юношей, а мужчиной. Он стал похож на отца, темноволосого, смугловатого, с резкими чертами; Ксения, вплоть до веснушек на носу, была копией матери.
— Сюда, — сказала Майя. — Это второй пищеблок, для тех, кто из Китежа, Ибаньеса и Кубы.
Они свернули в галерею с сотнями столов у стен. Столы, табуреты, стулья и лавки были разными, из пластика, дерева и металла, иногда совсем простыми, с ножками из трубок, иногда украшенными затейливой резьбой. Видимо, их собирали в руинах городов не один день и свозили сюда, как и другую разнокалиберную мебель. В шахтах Никеля хватило бы места не тысячам, а десяткам тысяч, всему прежнему населению Тхара, но беда грянула внезапно — рудники не были приспособлены под убежища.
— Марк! — раздался чей-то возглас. — Это же Марк, ребята!
Его окружили молодые мужчины и женщины, человек семь — те, с кем он учился в колледже. В трех старших группах было шестьдесят три студента, и половина из них служила нынче на Флоте. Где же остальные?.. — с горечью подумал он, всматриваясь в исхудавшие лица, обнимая повзрослевших девчонок, пожимая руки парням. Тут были Катя Позднякова, хрупкая тоненькая Долорес Ки, Ваня Поспелов, Клод Шарон, отпустивший бороду, Рита Челли, Георгий Тхелава и Марта Робинсон. Все! Семеро его друзей, выживших в кровавом лихолетье.
Его и Майю с Ксенией повели в глубь галереи. Здесь, где столовался народ из Ибаньеса, Марка узнавали — большей частью пожилые люди; он двигался в гуле приветствий, иногда наклоняясь, чтобы расцеловаться с женщинами, чьих имен уже не помнил, но точно знал, что эта симпатичная брюнетка — подруга матери с авеню Мадрид, а та остроносая дама была директором библиотеки. Наконец он сел за стол, отхлебнул горячего кло, проглотил несколько ложек вареного мха с кусочками мяса и принялся рассказывать. О том же, о чем говорил Пьеру Граве и его разведчикам: о спорах в парламенте Федерации, о новых мощных крейсерах, о битвах у Альфы Серпа и Бетельгейзе, о схватке в газопылевой туманности у древнего светила, чудовищного красного гиганта, о Земле и Марсе, Гондване, Ваале, планетах Центавра и других мирах, где жили люди, миллиарды соплеменников, что расселились среди звезд. Эти рассказы длились час, и другой, пока световые шары под сводами галереи не начали меркнуть, а язык у Марка — заплетаться. В какой-то миг он обнаружил, что слушатели расходятся и рядом с ним — только Майя, Ксения и Иван Поспелов.
— Спать, братец, — сказала Ксения. — Завтра нам в дорогу.
Иван поерзал на сиденье, прочистил горло.
— Я хотел спросить… Среди наших, что служат на Флоте, не встречалась ли тебе девушка из Ибаньеса, Чикита Кинтана? Мы с ней…
Он не договорил, стиснул зубы, все поняв по лицу Марка. Поднявшись, тот коснулся его плеча; ментальная волна тоски накатилась и пропала, словно последний луч умирающего светила. «Черным вестником пришел я домой», — подумалось Марку. У выхода он обернулся. Сгорбившись, Иван сидел за столом, и глаза у него были мертвые.
