Когда иссякли приветственные восклицания, совершенно неожиданно раздался голос городского головы:
– Теперь я понимаю, Шалай, почему тебя королева отправила в изгнание…
Шалай повернулся в его сторону.
– Из-за этих вот твоих друзей, – продолжил свою мысль голова, – Она просто боялась, что они приедут к тебе погостить, а прокормить их просто невозможно. Вот королева и решила, чтоб ты их принимал не в Замке, а в каком-нибудь другом месте…
– Это кого невозможно прокормить?! – угрожающе пропищал Фродо, хватаясь за рукоять своего кинжала.
– Особенно тебя! – бесстрашно ответил голова, – Этого громилу еще можно как-то понять – поддерживать такое тело в порядке – серьезная задача! Но куда девается еда, которую поглощаешь ты – совершенная загадка! Ты ж за последние полчаса сожрал больше, чем весишь сам!
– Ну и что?! – запальчиво заверещал хоббит, – Во-первых, хоббиты всегда были не дураки вкусно покушать! Во-вторых, неизвестно, когда сможешь нормально пообедать, путешествуя в компании таких типов, как наш Гэндальф. В третьих, и последних, в хорошей компании, грех отставать от компании… Да!
Фродо гордо топнул ножкой, повернулся к нам и широким жестом пригласил:
– Прошу за стол, там еще много чего осталось!
– Действительно, – несколько смущенно прогудел Душегуб, – Не пропадать же продуктам?!
– А не вредно ночью столь плотно обедать? – улыбнулся Шалай.
– Нет! – в два голоса и очень уверенно заявили оба друга, а Фродо еще и добавил, – Нам же спать не дают!
– Что ж, – вздохнул я, – Тогда, действительно, придется обедать… Только сначала надо закончить одно дело! – остановил я направившихся было к столу Душегуба и Фродо.
Они остановились и вопросительно посмотрели на меня.
– Душегуб, сходи, пожалуйста, за Эльнордой и Твистом, и, заодно, помоги дойти до зала кра Волме, а то он у нас очень устал. И, кстати, посмотри, где там затерялся наш верный Григонтий. Груфи тебя проводит до казначейских помещений. А я займусь городским начальством.
Тролль молча взглянул на Груфи, и тот немедленно развернулся в сторону коридора.
Когда они вышли из зала, я посмотрел на городского голову и наткнулся на его донельзя перепуганный взгляд.
Я шагнул ближе к нему и спросил:
– В чем дело?
– Я… это… – голова нервно облизал губы, – Спросить хотел, почему это… Вольма так устал… Вы его… это… – он снова облизал губы и выпалил, – Пытали…
– Ага, – безразлично подтвердил я его догадку, – Сейчас Душегуб его останки принесет…
– Не надо… – пробормотал голова побелевшими губами. Он был настолько перепуган, что казалось будто его золотистый камзол тоже побелел.
– А что ты так испугался? – раздался голосок сердобольного Фродо, – Никогда останков не видел?
Голова бросил на него короткий, затравленный взгляд и снова обратился ко мне:
– Мне, это… ну… предсказали…
Тут он замолчал, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора. Мне пришлось его подтолкнуть:
– И что же тебе предсказали?
– Мне? – голова облизал свои неестественно белые губы, – Меня прокляли и предсказали, что я умру через два часа после кра Вольмы…
– Вот как?.. – удивился я. И тут мне в голову пришла интересная мысль:
– Я могу это проклятие разрушить!
В глазах у головы, доселе наполненных только ужасом, мелькнула заинтересованность:
– Да разве это возможно?
– Конечно, трудности есть, но я почти не сомневаюсь в успехе, – заверил я его.
– Это сложно? – оживился голова, – Нужны какие-то приготовления? Когда ты сможешь приступить к… процессу?
– Да прямо сейчас! – уверенно заявил я, – Необходимо только твое внимание.
– О, – воскликнул он, – Чего-чего, а моего внимания у тебя будет в достатке!
– Тогда начнем, – проговорил я и повернулся к Фродо, – Ну-ка, освободи его от веревки.
Фродо поддел узел шнура, стягивавшего рука головы, кончиком кинжала и обрезал его. Голова энергично растер перетянутые рубцами запястья и поднялся с пола. Я оглядел зал и предложил:
– Пожалуй, тебе лучше будет сесть в свое кресло…
Голова молча направился к своему месту за столом и уселся на трон. Я подошел к нему и суровым, напряженным взглядом уставился ему прямо в глаза. Мне никогда прежде не приходилось встречаться с гипнозом, а потому я не знал, каким образом можно снять гипнотическое внушение. Но, как говорится – кто, если не я.
Вытащив из кармана казначееву цацку, я показал ее голове и строго спросил:
– Ты видел когда-нибудь эту вещицу?
– Это знак достоинства казначея, – немедленно ответил голова.
– Смотри на него внимательно! – приказал я, понизив тембр своего насколько было можно, не рискуя сорвать голос.
– Смотрю… – пролепетал глава местной муниципальной власти.
– Расслабься, – начал внушать я пациенту, – Не о чем не думай, смотри, наслаждайся изысканностью этих камней.
Я поднес казначеев медальон к самому лицу головы и быстро надавил на камни. Они немедленно начали помигивать.
Лицо главного городского бюрократа расползлось, так что щеки обвисли по бульдожьи, а маленькие глазки принялись качаться в глазницах, как у кошки на ходиках – влево-вправо, влево-вправо…
– Ты меня слышишь? – утробным голосом поинтересовался я.
– Слышу… – ответил мне голова, причем голос у него шел почему-то из живота. У меня мелькнула мысль уж не тайный ли он чревовещатель, но я не позволил себе отвлекаться от дела.
– Сейчас я сосчитаю до трех, и со счетом «три» ты очнешься. При этом ты сбросишь с себя все гипнотические внушения, которым когда-либо подвергался. Ты вспомнишь все – как, когда, кто и что тебе внушал, а также, что ты под этим внушением сделал. Ты готов!
Мой голос возвысился до подлинного трагизма, а этот паразит спокойненько так ответил мне:
– Всегда готов! – и мне даже показалось, что его правая рука дернулась, чтобы отдать мне пионерский салют.
Но я снова не позволил себе отвлечься:
– Раз!.. Два!.. Три!!!
При счете три я убрал от лица гражданина начальника золотой знак и погасил камни.
Городской голова потряс головой и оглядел зал несколько ошалевшим взглядом. И вдруг его глаза остановились и зажглись жуткой ненавистью.
Я оглянулся, чтобы посмотреть, кому эта ненависть адресована, и увидел, что в зал входит Душегуб в сопровождении Эльнорды и Твиста. За спиной у Душегуба маячил Григонтий, а на правой, согнутой в локте руке тролля висел сложенный пополам кра Вольма.