Я поднялся и направился к притулившемуся к скале хоббиту. Опустившись рядом, я помолчал, наблюдая, как затихает наш лагерь, а потом негромко спросил:
– Так почему же ты все-таки невзлюбил Сикти?..
Фродо помолчал, а потом также негромко, но довольно зло ответил:
– Зато она его взлюбила… «Какая прелесть… какая прелесть…» Тфу, бочка с ручкой!
– Я думал, ты к Эльнорде спокойно относишься, – удивился я.
– Абсолютно спокойно… – тут же отозвался Фродо, – Обидно только… Что она с этим… одним третьим неизвестно чего… носится!..
– Ну, согласись, он своеобычен…
– Ага, своеобычен, – язвительно подтвердил хоббит, – А жрет не хуже любого обычного…
– Слушай, ты же известный защитник всех угнетенных и обиженных!.. А Сикти и вообще все Трант-таты безусловно обижены! Надо встать на их защиту, невзирая на все съеденные ими пирожки!
И тут, наконец, Фродо ухмыльнулся своей знаменитой ухмылкой:
– Ты думаешь…
– Конечно! Врежем по зубам, всем, кто протягивает грязные лапы к мозгам беззащитных Трант-татов!
– Врежем!.. – темпераментно присоединился к моему лозунгу хоббит, и в его глазках зажглись привычные огоньки.
– Ну, тогда давай, двигай спать, а завтра займемся всевозможными обидчиками.
Фродо бодро вскочил на ноги и направился к палатке, в которой уже скрылся Твист. По пути он легко потрепал меховую шкуру Второй трети и успокоил его:
– Не боись, кусок Трант-тата, мы тебя в обиду не дадим!
Тот открыл глазки, но ответить ничего не успел, поскольку Фродо уже нырнул на свое спальное место.
А ночь, наконец-то, вступила в свои права. Небо сделалось черным с легким коричневатым оттенком, и охряные звезды перемаргивались в вышине, словно готовили какую-то загадочную шутку для копошащихся внизу людишек.
Я прислонился спиной к скале и принялся наблюдать за звездным перемигиванием. Горелочка посреди лагеря зашипела и погасла, выработав, по-видимому, все свое горючее. Лагерь окончательно погрузился в темноту, только палатки чуть белели, да поблескивали иногда глазки Второй трети.
«Интересно, – подумалось мне, – Эти Трант-таты спят когда-нибудь, хотя бы по очереди».
Чуть левее меня, у самой скалы, раздался слабый шорох, и я, быстро обернувшись, поймал промельк темной тени, быстро взбиравшейся вверх по отвесной стене.
«Ну вот, еще одна треть нашего друга выбралась из пещеры…»
Потом мои мысли перешли на другое. Мне неожиданно подумалось, что наше нынешнее путешествие проходит не в пример предыдущему спокойнее. Ни тебе погони, ни плена и одиночных камер. Рыцарями Храма даже и не пахнет! Красота!.. И скукотища!.. Королевство Кины из рыцарского романа превратилось в хроники каких-нибудь Борджа – ни подвигов, ни славы, сплошные тайные заговоры и интриги. Ни одного явного грозного врага – все какие-то мелкотравчатые негодяи!
И такая у меня в груди поднялась обида, словно это королевство было виновато, что я из грозного, могучего мага – Гэндальфа Серого Конца превратился в шута. Пусть даже в личного шута королевы Кины.
Не хотел я быть шутом! Не хотел!
– Все, шут, моя очередь дежурить… – раздался у меня над ухом добродушный басовитый шепот тролля.
«Вот, – горько подумал я, – И для друзей я стал шутом!»
Я молча поднялся со своего места и потопал к прогоревшей горелке, где валялся распотрошенный тюк. Вытащив большое тонкое одеяло, я завернулся в него и улегся прямо на землю, положив голову на тюк.
Через несколько минут я спал.
И видел сон…
Я шагал по яркому весеннему лугу. Мои тяжелые черные ботфорты безжалостно приминали мягкую изумрудную травку, длинные полы серого плаща тяжело перекатывающимися складками охватывали мои ноги, затрудняя шаги, на голову давила тяжелая шляпа, цепляющаяся своим высоченным конусом за низко пробегающие облака, а волочащийся по земле шарф, словно живое злобное существо, хватался за малейшие неровности почвы, норовя придушить меня захлестнувшим шею концом.
И все-таки я был счастлив! Справа, рядом со мной шла Кина. Правда, я ее не видел, но какое-то шестое чувство подсказывало мне, что она здесь, что она рядом, что она, возможно, сейчас заговорит со мной!..
Со мной заговорили, вот только голос был совсем не моей королевы. Неожиданно для себя я услышал безразлично-чарующий голос советника Юрги:
– Вот, оказывается, ты куда подевался, шут!.. А я все думаю, где это он бродит?.. И бороду, смотрю, нацепил, все под Гэндальфа косишь? И не надоело?..
– Не слушай его, Гэндальф, – раздался рядом со мной голосок Кины, – Этот Юрга – такой пошляк… И почему я назначила его своим советником? Ума не приложу!..
– Фу, королева, как не стыдно говорить такие слова о своем лучшем… слуге… Который, к тому же надеется стать…
– Ты представляешь, Гэндальф, – перебила советника Кина, – Это животное надеется стать моим мужем! Как тебе такая перспектива?! Но ты его не слушай. Расскажи мне лучше, почему ты ушел из Замка, почему оставил меня одну на съедение этому негодяю?
Я хотел ответить своей королеве, хотел рассказать ей все, что меня мучило, но… не мог произнести ни слова! Было такое ощущение, что у меня напрочь отсутствуют связки, а может даже и легкие… И повернуться я никак не мог, чтобы хотя бы увидеть милое лицо, вдохнуть запах волос, а может быть, коснуться руки. Вместо этого я продолжал молча шагать вперед, как будто от непрерывности моего движения зависело что-то очень важное, и я не мог ни на миг остановиться.
– Ну вот, ты опять не отвечаешь мне… – огорченно вздохнула королева, – И так всегда… Я тебя зову, я с тобой разговариваю, а ты молчишь… Молчишь и куда-то торопишься… торопишься… Куда?!
– Вот и я говорю – чего торопиться, – снова заговорил советник, – Человеку дали такое высокое звание – личный королевский шут, позволили занять при дворе такое исключительное положение, а он, как какая-то шантрапа, шляется по всему королевству, ищет неизвестно чего!.. Ай-яй-яй!..
– Да помолчи ты, советник, – неожиданно вспылила Кина, – что ты все лезешь!.. Гэндальф, – ее голос, обратясь ко мне, сразу стал мягче, – Скажи, хотя бы, ты еще вернешься в Замок?.. Можно мне тебя ждать?.. Можно надеяться?..
– Да на что надеяться?! – снова вмешался в разговор бархатный голос советника, – Этот дурачина отправился туда, откуда не возвращаются… Сам отправился, по своей собственной воле!.. Ну так скатертью дорожка… А мы окажем ему всемерную помощь!.. – и Юрга расхохотался.
– Ну, негодяй, мое терпение иссякло, – взвился голосок Кины, – Завтра же я смещу тебя с должности советника и отправлю… в лес загонщиком!
– Что ты все – «негодяй» да «негодяй», – недовольно, но совершенно спокойно проговорил Юрга, – На себя посмотри. Я, между прочим, своих друзей не предавал, в отличие от тебя!
