Синий халат медленно опустил руки и совершенно спокойно произнес:
– Девочка, твои стрелы для меня не представляют никакой угрозы, можешь мне поверить. Я совсем не хочу губить такую красоту, но если ты будешь мне мешать, я тебя… успокою…
Потом не поворачиваясь он снова отдал приказ:
– Выполняйте!..
И снова движение его вояк было остановлено, на этот раз появлением из палатки Второй трети. Наш маленький меховой друг выкатил наружу на своих коротеньких ножках, сделал круг вокруг палатки и остановился рядом с Фродо. По рядам вооруженных мужичков прошелестело изумленное:
– Скальный человечек!..
– И что?! – усмехнувшись поинтересовался халат, – Я сказал, вязать всех, кого найдете!..
Двое ребят снова шагнули к безжизненному телу, и в этот момент из трещины, чернеющей справа, почти у самой вершины скалы, выскочил здоровенный булыжник, и по точно выверенной траектории, красиво зависнув в верхней ее точке, опустился точно на шлем одного из исполнителей. Он охнул и громыхая оружием повалился на землю, вернее, на покрывающую землю гальку.
Вот тут предводитель отряда несколько растерялся, это и понятно, откуда взялся камешек, столь точно спланировавший на голову одного из его подчиненных, было совершенно непонятно. Однако, надо сказать, что сообразил он довольно быстро. Ткнув пальцем во Вторую треть, он рявкнул:
– Взять его!..
Теперь уже трое из окруживших лагерь солдатиков бросились к Тринт-тату, но тут перед малышом выскочил Фродо и, выдернув из-за пояса свой кинжал, заорал:
– Не тронь маленьких, а то поцарапаю до крови!..
Это было настолько смешно, что хохот раздался и в рядах нападающих и в рядах защищающихся, но он быстро смолк, поскольку в тот же момент все обернулись на прогремевший страшный грохот.
В проеме скальной трещины стоял Душегуб, и в его нехилых лапах повисли два воя, потерявших свои мечи и щиты. По-видимому, тролль неслышно вылез из своего укрытия и, пока хоббит развлекал публику, схватил двух стоящих рядом ребят и треснул их головами.
– Ну что, генерал в халате, в твоем войске уже трое легко раненых! – раздался сверху насмешливый голосок Эльнорды, – Сдаваться не пора?!
«Генерала» этот голосок, похоже, окончательно вывел из себя. Его, до этого момента, спокойная физиономия внезапно перекосилась, и он неожиданно вскинул руки.
Мне сразу же стало ясно, кто занимался колдовством за скалой, когда я, проснувшись, прощупывал окрестности! Боясь уже не успеть, я выдернул свой жезл, но в этот момент из-за скалы, слева ограждающей спуск с дороги, раздался повелительный возглас:
– Стой, Дубль-Таун!..
И на дорогу вышел высокий светловолосый парень в черном элегантном камзоле, высоких сапогах, широкополой шляпе и при шпаге.
Я, услышав имя «Дубль-Таун» мгновенно сообразил, кого должен увидеть, и все-таки был удивлен его появлением. Впрочем, не меньше был удивлен и сам граф.
Он медленно вышел на середину площадки и недоверчиво уставился на эльфийку. Затем он стянул свою шикарную шляпу и, поклонившись девчонке, проговорил:
– Госпожа Эльнорда?.. Или у бедного Бертрана начались галлюцинации?..
– Изом!!! – завопила в ответ Эльнорда и, мгновенно убрав свое грозное оружие, исчезла в расщелине, чтобы через секунду появиться на площадке и броситься в объятия растерявшегося графа Бертрана Изомского.
Два отряда с нескрываемым изумлением наблюдали, как братаются их предводители!
Глава 8
– Хороших людей больше!
– Да? Это с чего же ты так решил?
– А с того, что плохих никто не любит! Вот ты хочешь, чтобы тебя никто не любил?
– Зато плохие любят сами себя! Так что им не нужно, чтобы их еще кто-то любил. Вот поэтому их и больше…
(Разговор в автобусе)
Мы с графом Изомским сидели у самого настоящего костерка и тихонько разговаривали – так, чтобы не мешать нашим отдыхающим спутникам. Казалось бы за целый день, что мы ехали бок о бок, можно было полностью исчерпать все возможные темы, но и этого времени нам не хватило. А сейчас, под звездным небом, в тишине ночного леса, разговор становился совершенно откровенным и непринужденным.
После того, как неожиданное, и самое главное – своевременное появление Изома на месте готовой вспыхнуть битвы, предотвратила, казавшееся неизбежным кровопролитие, бывшие враждующие силы уселись за общий завтрак.
Сидя за «столом», я поинтересовался у графа Бертрана, какая нелегкая занесла его так далеко от дома, но он, вместо того, чтобы рассказывать свою историю, потребовал сначала объяснить, куда мы подевались прошлым летом, и откуда и когда вновь появились в этом несчастном королевстве. Пришлось мне снова, в подробностях рассказывать, что случилось в моем родном мире, что вынудило нас попробовать вернуться к королеве Кине, и что мы обнаружили в «этом несчастном королевстве». Правда, при этом я придержал имевшиеся у меня сведения о состоянии самой королевы – слишком много народу слушало мой рассказ.
Услышав, что мы собираемся проникнуть в Покинутые земли и добраться до Брошенной башни, Изом оглядел нас чрезвычайно недоверчивым взглядом, а потом выпалил:
– Я с вами!..
– А, пошли!.. – немедленно отозвался Фродо, словно это само собой разумелось.
Однако, против присоединения графа к нашему отряду неожиданно выступил его «правая рука» – Дубль-Таун. Он в довольно резкой форме заявил, что у них самих очень важное дело, и бросать его на половине не по графски. Изом на это возразил, что при успехе нашей экспедиции, их важное дело может быть решено раз и навсегда.
Спор между графом и его помощником продолжался довольно долго – вплоть до нашего отъезда с места стоянки, и закончился… «по графски»: Бертран заявил, что не позволит Дубль-Тауну диктовать ему его поведение и поручил возглавить дальнейшую работу на местах, утвердив его на время своего отсутствия самым главным.
– А вот покойника своего, – кивнул он на снятого нами удавленника, – Вы оставьте с моими людьми. И не спорь, – поднял он руку, останавливая мои возражения, – По дороге я тебе кое-что расскажу, и ты поймешь, что я прав!..
Я согласился с условием, что покойник будет, хоть и с петлей на шее, но жив-здоров до нашего возвращения.
Таким образом получилось, что Изом отправился с нами, а странное, не живое и не мертвое тело, в котором обитала душа малолетнего Игорька Свешникова, осталось под надзором могучего Дубль-Тауна.
Надо сказать, что с того самого момента, как Эльнорда назвала меня при Бертране Гэндальфом и почти до середины дня, граф то и дело недоверчиво поглядывал в мою сторону, словно никак не мог поверить в мое преображение, или старательно выискивал черты знакомого ему старца и не находил их. И только когда миновала середина дня, он вдруг выпрямился в седле и совершенно неожиданно, без всякой связи с предыдущим разговором воскликнул: