С минуту мы разглядывали нашу неожиданную находку, а затем рыжий Шестецкий недоуменно произнес:
– Это когда же Семецкий успел яйцо снести?!
– И что нам теперь с ним делать?.. – Добавил Пятецкий.
– Такую штуку можно очень хорошо пристроить в столице! – Неожиданно высказался Вторецкий. – Хороший навар получим!
– Может его, действительно, толкнуть столичным хлыщам! – Подхватил мысль Пятецкий. – Ну в самом деле, не хоронить же нам его!..
И тут из яйца отчетливо послышался частый стук и тонюсенький, ужасно визгливый голосок проверещал:
– Собой торгуйте!! А себя я и сам смогу пристроить!! Деляги!!!
Надо признаться – мужики просто оторопели, и я вместе с ними, а голосок, после новой порции стукотни, неожиданно проверещал:
– Ну что стоите столбами, помогите! Видите, у меня не получается!!
– Чего не получается?.. – Шепотом поинтересовался Шестецкий, отступая на шаг от скамейки.
– Ничего не получается!! – Взвизгнули в яйце.
И тут меня осенило! Быстро нашарив на неубранном столе большую ложку, я аккуратно стукнул ее хлебалом по верхушке яйца. Ничего не произошло.
– Бей сильнее! – Донесся новый визг из яйца.
Я приложился посильнее, и снова ничего не произошло, а в голове у меня вдруг пронеслось: «Дед бил-бил, не разбил! Баба била-била, не разбила!! Мышка бежала хвостиком махнула…»
– Ты что, пять суток без хлеба и воды!! – Верещало яйцо. – Отнесите подальше от меня этого дистрофика, пусть нормальный мужик стукнет!!
«Ах ты зараза! – Зло подумал я. – Я опасаюсь за его здоровье, а он дистрофиком обзывается!! Ну, получай!!»
И размахнувшись богатырски, я влепил по яйцу что было сил!
Скорлупа разлетелась, и только по счастливой случайности хлебало ложки съюзило чуть в сторону, не задев насельца яйца. Крохотный, размером с ладонь Семецкий сидел, неловко вытянув обмотанную бинтом ногу и прижав перевязанную руку к груди в оставшемся целым куске скорлупы, наполненном какой-то дурно пахнущей, тягучей жидкостью, и испуганно взирал на собравшуюся публику. Его замотанная голова заметно тряслась, а в здоровой руке он сжимал крохотный костыль. Разглядев в моей руке ложку, он как-то странно дернулся, словно пытаясь отползти в сторону, а затем жалобным голосом пропищал:
– Ну ты изверг, пуншевар! Что ж ты так ложками-то размахиваешь, ведь ты меня чуть окончательно не покалечил!!
И вдруг раздался растроганный бас Пятецкого:
– Вы посмотрите, кто у нас вылупился!! Вы посмотрите, какой красавчик!! Семецкий, тебе яичко порубить, или ты сразу зернышки клевать будешь?!!
Семецкий быстро вскочил на здоровую ногу, подперся крохотным костылем и с достоинством пропищал:
– Не надо мне никакие яички рубить!! Вы лучше скажите, куда мою самогонку дели?! Небось уже всю прикончили?!!
– Да цела твоя самогонка! – Все тем же растроганным тоном пробасил Пятецкий. – После твоего вчерашнего фейерверка она никому в глотку не полезла!
– Это чегой-то она в глотку не полезла?!! – С крутым апломбом поинтересовался калека, а затем вдруг замолчал и растерянно оглядел умильные физиономии окружавших его мужиков. – Слышь, ребята, а чего вчера было-то, какой фей… еврейк?.. Я, прижми меня леший, ничего не помню!!
– Ну хоть что-то ты помнишь?.. – Осторожно поинтересовался Первецкий.
Семецкий склонил голову набок, припоминая вчерашний вечер:
– Помню… живую воду с опером уполномоченным гнали… это опер так говорил – гнали, не знаю уж куда… ребята за столом собрались, гнатую живую воду пробовать, помню… Потом вот этот… – Семецкий ткнул в мою сторону костылем, – …стал из самогонки всякую всячину колдовать, помню… Да, помню пунш пробовал, ох, хороша штука – и выпить еще не успел а и снутри и снаружи будто огнем продрало!! Больше ничего не помню!
– Семецушка, ты ведь как есть сгорел! – Подвывающим голоском встрял в разговор Шестецкий.
– Как сгорел?! – Аж присел Семецкий. – Когда сгорел?!
– Вчера сгорел… Только горка пепла и осталась! – В голосе Шестецкого бились неподдельные слезы.
Физиономия Семецкого вдруг презрительно скривилась:
– Ну, ты, Шестецкий, до лупана допился! Ну подумай сам, если я сгорел, так откуда же я сейчас-то взялся?!!
– Так, из яйца взялся, – растерянно пояснил Шестецкий, – из того, которое под пеплом нашлось. Я еще ребятам говорил, когда это, мол, Семецкий успел яйцо снести…
– Шестецкий!!! – Неожиданно взъярился фальцет Семецкого. – Ну, ты совсем уже!!! – Он два раза трахнул себя костылем по макушке и продолжил. – Как же я мог яйцо снести, да такое, что внутри него оказался?!! Подумай своей слабой головой! По-твоему выходит, что я сам себя снес!! Ну как такое может быть?!!
– Конечно снес! – В свою очередь окрысился Шестецкий. – Потому ты и такой крошечный!
– Что значит – крошечный?.. – Насторожился Семецкий.
– Ну посмотри на себя и на нас! – Указал ему Шестецкий.
Калека глядел себя, потом каждого из окружавших его мужиков, включая и меня, а затем задумчиво проговорил:
– Так это не дефект зрения?..
Ответа на его вопрос не последовало, тогда он добавил:
– Я давно заметил, что вы как-то уж слишком… великоваты, но подумал, что у меня что-то со зрением… Расфокусировка, типа… с перепоя… А это, значит, на самом деле… Может это от заколдованной живой воды?..
И снова ответа на заданный вопрос не было, хотя Семецкий глядел на нас с надеждой.
Наконец Первецкий махнул рукой и положил конец обсуждению случившегося:
– Ладно, главное все целы! Пятецкий, отнеси Семецкого в дом, пусть отдохнет…
– Чегой-то я отдыхать буду?.. – Пискнул было Семецкий, однако развить тему ему не дали.
– Пусть отдохнет!! – С нажимом повторил Первецкий.
Пятецкий протянул руку, ухватив Семецкого поперек туловища, приподнял его и брезгливо сморщился. Повернув крошечного калеку к себе спиной, он проворчал себе под нос: – Обделался что ли?.. – и потопал в дом.
– А ты, – Первецкий посмотрел мне в лицо, – приходи со своими друзьями прям сейчас вон в тот дом.
И Первецкий ткнул пальцем в сторону единственного двухэтажного домика, стоявшего посреди деревенской поляны.
Я кивнул и поспешил обратно к дому Пятецкого будить ребят.
Однако, они уже проснулись. Когда я вошел в дом, Макаронин сидел у стола и что-то жевал, прихлебывая из большой кружки исходящее паром варево, а Володьша мерил комнату быстрыми шагами, держась обеими руками за голову. Увидев меня, он остановился и в его взгляде возник испуганный вопрос.
– Все в порядке, – попытался я успокоить свою компанию, – сейчас мы пойдем к Первецкому, и он отправит нас в столицу.
