– Слушай, дарагой, красивый, твой друг отказывается свиные башки покупать, даже смотреть не хочет!! А ты сам посмотри, какой я ему товар выложил – башка к башке, как с одной свинки сняты!!
– Точно! – Согласился я, оглядывая штабель. – Слушай, ты их не клонируешь, часом?!
– Вай! Зачем так говоришь?! – Завопил хозяин лавки. – Мои поставщики даже слова такого не знают!! Они свинок растят, холят, лелеют, нисколько не хлор… нируют… мне продают только башки, остальное все по другим рядам расходится!!
– Слушай, друг, – спокойненько так говорю ему, – а где ты этот деликатес хранишь?..
– Как, где хранишь?! Погреб большой имею – там храню!
– И много у тебя в погребе еще товару?..
– Нет ничего, все сюда достал, когда ты сказал, что этот… уважаемый музыкант, сто пятьдесят башков покупать станет!!
– Так ведь здесь нет сто пятьдесят… этих… башков!..
– Нет, верно… – с горьким вздохом согласился хозяин, – …только шестьдесят две набрал… Но зато какие! Слушай – смотри, одна за две пойдут!!
– И сколько «одна за две» стоить будут?..
Тут хозяин вдруг умолк, взглянул на меня горящим зрачком, крякнул, прикрыл глаза и невозможно проникновенным голосом заявил:
– Дарагой, красивый, только для тебя такой скидка сделаю – закачаешься и вся жисть счастливый ходить будешь!
Он снова впился в меня горящим взглядом и поинтересовался:
– Все заберешь?..
– Все! – Подтвердил я.
– Эх!! – Хозяин отчаянно взмахнул рукой и выдохнул. – Один червонец давай, весь товар забирай!!
– Червонец?!! – Возмутился я. – Да за такую цену я целиком шестьдесят две свиньи куплю!!
На физиономию хозяина выползло самое оскорбленное выражение, на которое тот был способен:
– Неужели ты думаешь, что я жадный?..
Я утвердительно кивнул.
– Дарагой, красивый… – с непередаваемой горечью покачал он головой, – … Три жены, шесть ребетенков, чем кормить?.. Пока один свинячий башка продашь, два халата мокрый станут!.. А гвардейцы эти, – он вдруг перешел на шепот и ткнул пальцем в сторону входной двери, – трое зайдут – три башка готовь, пять зайдут – пять башка готовь… Оборвался, не поверишь, лишнего ковра дома нет!!
– Хорошо! – Я поднял руку, прекращая жалобы торговца. – Я заплачу тебе червонец. Только за это ты возьмешь в свой погреб на хранение мою покупку… – я кивнул в сторону свинячьих голов, – …и еще три головы. На три дня!
Хозяин лавки вскинул руки над головой, словно выиграл олимпийский забег, и как завопит:
– Дарагой, красивый, возьму в свой погреб что сказал!! Возьму на… сколько сказал!! Давай червонец!!
Я достал одну из монеток, которыми разжился в харчевне и протянул торгашу. Тот схватил денежку, рассмотрел и обе ее стороны, и ребро, попытался хватануть ее зубом, после чего, сунул в кошель на поясе и хлопнул в ладоши. В комнате образовалось двое полуголых пареньков, преданно уставившихся на хозяина.
– Перенести покупку нашего щедрого покупателя в погреб и принять у него еще три головы на хранение!! – Командует торгаш, а потом поворачивается ко мне. – Прости, уважаемый, мне отлучиться надо, по делу… Эти рабы в твоем распоряжении.
Тут он чуть помолчал, а затем скромненько так спрашивает:
– А что мне с твой покупка делать, если ты через три дня не придешь?..
– Если я через три дня не приду, – поясняю я для непонятливых, – и деньги останутся у тебя и… башки твои останутся при тебе!
Торгаш аж расплылся от удовольствия!
«Он, похоже, лавку свою на три дня запрет, а потом будет говорить, будто я вовсе и не появлялся!..» – Подумалось мне.
Хозяин чуть ли не бегом шасть из лавки, а я киваю хозяйским ребяткам на свиные головы и командую:
– В погреб!
Ребята хватают по голове и прочь из комнаты, а я сразу к Володьше:
– Давай, – говорю, – клади свои пожитки, будешь мне помогать!
Он мешок свой и балалайку пристроил на пустой прилавок, а я уже на пороге его поджидаю.
Ну, выскочили мы на улицу, а гвардейцы мои как лежали, так и лежат. И народ, смотрю, появился, а только все стараются по стеночки отдыхающих обойти!
Подтащил я Володьшу к мужичкам, схватил верзилу подмышки и командую:
– За ноги бери!
А Нюхач побледнел весь и аж трясется:
– Ты что, – говорит, – старший лейтенам, совсем плохой стал?!! Это ж гвардейцы из спец полка Змея Горыныча!!
– Я знаю, кто они такие! – Рычу я в ответ. – А вот если ты сейчас не возьмешь его за ноги, я твою балалайку-переростка об угол ближайшей лавки раскокаю!!
Дошло! Ухватил Шептун верзилу за ноги, и через минуту мы его в лавку доставили.
– Раздевай! – Командую я сыну Егоршину, а тот трясет головой и спрашивает:
– Как – раздевай?..
– До исподнего! – Командую я и бросаю красноречивый взгляд в сторону его музыки. Ручонки его тут же заработали!
А я снова на улицу. Глянь, а один из оставшихся в пыли бухгалтеров очухался и уже приподнимается, ручками вокруг шарит в поисках своей пики. Ну, я его легонько так по затылку приласкал и в лавку. А там сцена!
Володьша снял с верзилы его морковного цвета… ну… этот… пиджак до колен, а штаны оказались в сапоги заправлены. Высокие такие сапоги, тоже морковного цвета, на шнурках. Сидит, это, Володьша, шнурки распутывает, а тут, видимо, ребята хозяйские за новой порцией свиных голов явились! Ну и конечно, оченно они удивились, увидев в своем торговом помещении акт раздевания Змей Горынычевой гвардии! Только аккурат в это время и я в лавку ввалился с еще одним гвардейцем на плече.
Сразу схватываю обстановку и, как ни в чем не бывало, обращаюсь к служащим торговой точки с вопросом:
– Почему стоим?! Тут, понимаешь, товар на открытом воздухе портится, а они выстроились руки в… эти… в штаны!!
Ребята смекают, что пялить глаза не в их интересах, подхватывают каждый по голове и убираются по своим делам.
Я укладываю свою ношу с рядом с полураздетым начальничком и быстренько за третьим.
Не успели хозяйские ребятишки половину голов в погреб перетаскать, как мы с Моргачом нашим гвардию раздели и одежку ихнюю к нему в мешок попрятали. Ребяток я заставил оттащить гвардейцев на погреб вне очереди, так что оказались они по уши заваленными свинячьими головами.
– Ну что ж, – говорю я своему помощнику, – теперь можно с чистой совестью и Сороку подождать!
Вышли мы на улицу – легко там, хорошо, чисто… никто в пыли не валяется, с палками-железками не бегает. И пошли мы в проходочку меж лавками…
Интерлюдия 2
(по воспоминаниям Шептуна Володьши, сына Егоршина)
Из прихожей Первецкого я попал в совершенно незнакомый мне переулок, хотя дома в этом переулке не выглядели новыми – скорее они готовились к сносу. Да, получалось, что я здорово забыл столицу, в которой раньше знал все подворотни и закоулки. На секунду у меня мелькнула мысль, что Перевецкий со своим зеркалом зашвырнул меня в какой-нибудь совсем другой город, может даже к каким-нибудь фрязинам или гуннам! И главное, вокруг ни одной собаки, ни одного кота, чтоб спросить, где я и куда мне дальше двигать!
