— Я больше не буду задерживать тебя… — Ратмир улыбнулся, а библиотекарь благодарно кивнул, — как только закончу читать, обязательно приду, и мы продолжим наш разговор о философии.
Старик снова молча кивнул.
Ратмиру стало ясно, насколько велико его желание услышать новости с родины, и потому он, спрятав маленький томик в карман своей темной хламиды, быстро вышел из библиотеки.
Паренек из стаи южных лис проводил его взглядом, а затем, повернувшись к своему родичу, тихим шепотом спросил:
— Откуда этот… дважды посвященный?
— Это — Ратмир, — ответил Пилли, продолжая смотреть в закрытую Ратмиром дверь. — Княжич из стаи восточных волков.
— Он — достойный? — неожиданно спросил парнишка и вдруг покраснел, поняв всю нелепость этого вопроса.
Однако старик ответил на него совершенно серьезно:
— Это один из самых достойных посвященных. Он может очень многое!
Затем помолчал и добавил тихо, словно про себя:
— Он может гораздо больше, чем кто-либо еще.
Книга, которую Ратмир принес к себе в кабинет, называлась «Начала» и не имела автора. Она была очень стара — ее тонкий, хорошей выделки пергамент сильно пожелтел и стал ломким, однако чернила оставались четкими, а крупный, простого написания текст читался легко. Ратмир просидел над книгой весь остаток дня и почти всю ночь! Книга действительно была невелика, так что княжич прочитал ее дважды, а потом… Потом он долго не мог заснуть — в его голове продолжали звучать прочитанные строки:
«Высшей власти достоин тот, кто видит во всех существах себя, и все существа — в себе… Шесть преград на пути к величию — страх, удовлетворенность, лень, болезненность, сластолюбие, привязанность… Удел настоящего правителя — делать хорошее, а слышать плохое… Большинство — зло… Глупец в детстве думает только об отце и матери, в юности — только о возлюбленной, в старости — только о детях. О самом себе он так и не успевает подумать… Что посеяно, то и взойдет… Тот, кто не задумывается о далеких трудностях, обязательно получит близкие неприятности… Молчание никогда не предаст… Кто преследует выгоду, порождает злобу… Жизнь — это движение…»
Утром следующего дня Ратмир поднялся как обычно в самом начале часа Жаворонка. Умывшись и позавтракав, он прошел в свою лабораторию, где его ждали прерванные накануне исследования, и снова почувствовал, что все его занятия как-то поблекли, потеряли свою необходимость! По многолетней привычке он прислушался к себе, пытаясь понять, что именно мешает ему, и в его голове мгновенно всплыло:
«Как много есть в Мире вещей, которые мне не нужны».
Ратмир хмыкнул и подумал:
«Философия… Наука постижения мудрости… Вот только есть ли в этом Мире то, что стоит постигать?!»
Месяцев шесть спустя, когда жизнь Ратмира вошла в привычную, установленную долгими годами ученичества, колею, когда он уже начал забывать подробности своего путешествия на родину, его неожиданно вызвал к себе Вершитель. В приемной Кануга ожидали аудиенции человек шесть, двое из которых явно только что прибыли издалека, однако Ратмира пропустили к Вершителю сразу же.
Кануг сидел за рабочим столом и просматривал какую-то сильно истрепанную книгу. Увидев княжича, Вершитель молча указал ему на гостевое кресло и начал говорить только после того, как Ратмир уселся:
— Ты все еще считаешь извергов опасностью для людей?..
Вопрос был неожиданным для княжича-волка. Мысли о месте извергов в Мире, о том, какое влияние они могут оказать на дальнейшее развитие человеческой цивилизации, по-прежнему волновали его. И занятия философией делали эти мысли еще тревожнее. Но он понял, что вряд ли найдет в этом вопросе единомышленников — слишком прочно вошла в сознание многогранных уверенность в никчемности, глупости и покорности извергов! Поэтому Ратмир ни с кем не делился своими тревогами. Однако, как оказалось, Вершитель не забыл их давнего разговора и теперь ожидал ответа на свой вопрос, внимательно разглядывая лицо дважды посвященного служителя Мира.
— Да, Вершитель, — стараясь говорить ровным, спокойным тоном, ответил Ратмир, — я по-прежнему считаю, что изверги при определенных условиях могут стать очень опасными для нашей цивилизации.
Кануг едва заметно кивнул, давая понять, что ответ Ратмира был им ожидаем, и, откинувшись на спинку кресла, проговорил:
— Остин, член Совета посвященных, отправляется в стаю западных диких собак по делам Совета. Его путешествие продлится около трех месяцев, и я предложил ему взять с собой тебя…
Вершитель замолчал, словно ожидая от Ратмира вопроса. Однако тот не произнес ни слова, предоставляя Вершителю, если тот захочет, самому объяснить свое решение. Кануг после небольшой паузы продолжил:
— Остин едет по густонаселенным областям Мира, и ты сможешь увидеть жизнь гораздо полнее, нежели во время своего путешествия на родину. Я надеюсь, что это путешествие поможет тебе либо найти серьезные аргументы в подтверждение твоего отношения к эрозиобазе, либо пересмотреть твое отношение к… извергам, к их месту в нашем Мире… — Вершитель едва заметно акцентировал слово «нашем», и Ратмир это отметил. — Испроси разрешения своего наставника на это путешествие — я думаю, он не будет возражать. Когда ты вернешься, мы еще раз побеседуем об этой проблеме.
Вершитель снова замолчал, выжидательно глядя в лицо Ратмира, и на этот раз тот заговорил:
— Спасибо, Вершитель, я постараюсь с пользой провести это путешествие.
Но тон, которым это было сказано, был слишком ровным, лишенным эмоций. Оставалось непонятным, действительно Ратмир рад поездке или же он просто соблюдает приличия в разговоре со старшим по рангу.
Кануг кивнул, удовлетворяясь этим ответом, и коротко сказал:
— Можешь идти готовиться к отъезду.
«Значит, Остин отбывает завтра утром», — подумал Ратмир, выходя из кабинета Вершителя, и оказался прав.
Рано утром следующего дня из западных ворот Лютеца выехал небольшой караван. Впереди скакали трое стражников из полка охраны Совета посвященных, за ними двигалась небольшая повозка, запряженная парой белоснежных лошадей, в которой расположился Остин, трижды посвященный служитель Мира. Управлял повозкой старый изверг, личный слуга Остина, а рядом с ней скакал Ратмир. Замыкали караван еще трое стражников. За воротами вольного города Лютеца раскинулись обширные густонаселенные слободы, но слободские постройки возводились достаточно далеко от дороги — так решил Совет посвященных, так что жители пригорода никак не мешали проезжающим.
Было самое начало часа Полуденной лисы, так что поток торговцев, привозивших каждое утро в Лютец провизию, уже иссяк, и дорога была свободна, однако член Совета посвященных не торопился, и его караван двигался медленно. Около часа потребовалось ему, чтобы последние постройки городских пригородов исчезли далеко позади, в поднимающемся над уже прогретым дорожным полотном мареве.
