В течение этого часа Остин ехал молча, глубоко задумавшись и не обращая внимания на окрестности. А вот когда по сторонам дороги раскинулись бескрайние поля, прорезанные узкими темно-зелеными посадками плодовых деревьев, он поднял голову и посмотрел на ехавшего справа Ратмира.
«Почему ты не пришел со своими сомнениями ко мне?» — «спросил» трижды посвященный, и в его мысли не было укоризны.
«Я не был готов задать тебе вопрос, наставник, — таким же спокойным и ровным тоном ответил Ратмир. — Мне не хотелось выглядеть в твоих глазах поспешным».
«Но ты поделился своими сомнениями с Вершителем».
И снова в тоне трижды посвященного не было укора или недовольства.
«Нет, наставник, — Ратмир чуть заметно качнул головой. — Свои сомнения я высказал своему брату, когда гостил в Крае, и сделал это под впечатлением огромного числе извергов, живущих в столице моей стаи, и условий их жизни. Об этой беседе стало известно Вершителю — как, не знаю, и он сам завел разговор об этом, когда я вернулся в Лютец».
«Так, значит, Вершителю не удалось развеять твои сомнения?»
Это мысль «прозвучала» уже не так безразлично — в ней чувствовался некий намек на улыбку.
«Нет, наставник, но у меня нет и достаточных оснований для того, чтобы настаивать на своих опасениях».
«Так в чем же суть этих опасений?»
Задавая этот вопрос, Остин смотрел прямо вперед, словно не слишком интересовался какими-то опасениями молодого княжича, но Ратмир хорошо знал своего наставника, уже двенадцать лет руководившего его совершенствованием. Как того требовали обычаи университета, никто не знал имени его наставника, а между тем Остин принял его в число своих подопечных сразу же после того, как Ратмир прошел второе посвящение. Это было не случайно — молодой княжич из стаи восточных волков давно привлек внимание трижды посвященного служителя Мира, к тому же он был в какой-то мере его сородичем — Остин вышел из стаи южных волков. Да и научные интересы молодого волхва были близки Остину. Сейчас ему было интересно узнать, что смутило покой и привычную отстраненность Ратмира, а кроме того, он хотел предостеречь своего подопечного от слишком поспешных выводов.
«Суть? — осторожно „проговорил“ Ратмир, словно пробуя на вкус смысл этого слова. — Суть в том, что… популяция извергов растет в несколько раз быстрее, чем число многогранных. И это несмотря на то, что жизнь их очень трудна и более чем в три раза короче нашей. Очень скоро извергов может стать так много, что опасность будет представлять просто… их численность. Так стоит ли умножать их число еще и за счет уменьшения числа многогранных? Я узнал, что за один только год в моей родной стае под нож подвели четырнадцать человек! И, оказывается, этот год был не самым… жестоким. В других стаях положение не лучше…»
«И потому ты считаешь, что эрозиобазу необходимо запретить!» — перебила «речь» Ратмира мысль наставника.
Это был не вопрос, это была констатация, но княжич не сразу ответил на реплику своего учителя. Последовала невыносимо долгая пауза — в голове Ратмира вихрем проносились мысли:
«Если бы я мог рассказать ему о том, что произошло в моей стае, рассказать историю Вата и… Вотши!! Но этого делать нельзя — мой наставник, при всей широте своих научных взглядов, все равно остается… многогранным и членом Совета посвященных. И услышу я от него то же, что и от Вершителя! Если бы даже я ему все рассказал, не факт, что его это встревожило бы так же, как меня! А потому…»
Он снова «заговорил» тщательно подбирая выражения:
«Нет, наставник, не потому. Главной причиной я считаю необходимость исключить возможность уничтожения лучших многогранных. Уничтожения вожаками их… возможных конкурентов!»
Ответ Ратмира оказался настолько неожиданным для его наставника, что тот поднял голову и пристально посмотрел ему в лицо, как будто пытаясь понять, не шутит ли он. Только после этого в голове у Ратмира возникла его осторожная мысль:
«Твоя мысль — обвинение, и обвинение очень серьезное! А значит, такое обвинение необходимо очень серьезно обосновать!»
«Да, я понимаю, насколько такое обвинение серьезно, — немедленно согласился Ратмир. — А вот обосновать его, к сожалению, практически невозможно!»
«А может быть, это… счастье, что его невозможно обосновать?» — Мысль наставника звучала все так же осторожно.
«Нет, потому и мои сомнения очень тягостны, хотя доказательства их только косвенны».
«Излагай!»
«Наставник знает, что вот уже более двухсот лет в большинстве стай новым вожаком становится сын или внук вожака прежнего? Триста лет назад такое случалось крайне редко — вожаком становился лучший, по мнению всей стаи… человек — мудрец, воин, политик! Наставник знает, что за последние двести лет применение обряда эрозиобазы выросло в десятки раз? Кто-нибудь делал анализ причин, по которым многогранных подводят под нож?.. Кто-нибудь следит за тем, как эти люди жили до своего рокового проступка?!»
«У каждого несправедливо наказанного есть возможность обратиться в Совет посвященных и потребовать правого суда!» — с неожиданной высокомерной ноткой «проговорил» Остин.
«Разве Совет посвященных может вернуть… извергу многогранность? — с горечью ответил Ратмир. — И кто станет слушать какого-то изверга? Или ты думаешь, что Совет посвященных примет сторону лишенного многогранности? Нет, наставник, жаловаться для изверга бессмысленно! И, кроме того, стая сама решает, заслужил ли человек эту кару — Совет не вмешивается в дела стаи! Но скажи, разве трудно подвести неугодного под проступок, особенно если это отважный и… прямой человек?»
Вопросов было задано много, но ответом на них послужило лишь долгое молчание. Наконец, трижды посвященный как-то вяло, без интереса, осведомился:
«Ты собираешься что-то предпринять?»
Ратмир недолго думал над ответом:
«Я собираюсь продолжать познание Мира… Мои сомнения, мои тревоги не свернут меня с пути познания, потому что только познание может указать решение любой проблемы, разрешить любые сомнения».
Чуть заметная улыбка тронула губы старика Остина — он не ошибся в этом юноше!
А Ратмир совершенно неожиданно сменил тему разговора:
«Наставник, можно задать вопрос?»
«Конечно!» — быстро ответил Остин.
«Почему университет никогда не проводил исследований… многогранности. По-моему, это явление нуждается в исследовании и осмыслении — что это такое, каким образом человек поворачивается к Миру разными гранями, почему один может повернуться к Миру двумя-тремя гранями, а другой восемью? — Княжич чуть помолчал и „произнес“ следующий вопрос: — И что происходит с человеком, когда его лишают многогранности?»
И снова последовало долгое молчание. Лицо наставника было недвижным, непроницаемым. Было непонятно, то ли он не хочет говорить на эту тему, то ли просто не знает ответа. Только когда Ратмир уже решил, что ждать бесполезно, Остин вдруг «заговорил»:
