— Не смей ко мне приближаться, изверг! Это может плохо кончиться для тебя!
Воздух между ними заструился еще сильнее, фигура нелепо задергалась и стала исчезать.
Вотша понял, что сейчас опять останется один в этой крошечной комнате, и он невольно отступил на шаг и снова сел на нары.
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно проскрежетал голос, и струящееся марево снова стало чуть заметным. Несколько секунд длилось молчание, а потом начался странный, не совсем понятный Вотше разговор.
— Как тебя зовут, изверг?
Голос, казалось, несколько успокоился, но нотки хрипловатой ненависти все еще проскальзывали в нем. Вотша от неожиданности едва не назвал свое настоящее имя, однако вовремя спохватился:
— Ёкуль из Норникса, — заученно пробормотал он.
— Сказитель. — Слово прозвучало недоверчивым смешком, и поэтому Вотша как можно тверже ответил:
— Да, господин, сказитель!
— Да!!! — неожиданно взвизгнул голос. — Я для тебя господин, изверг, и ты даже не представляешь, до какой степени я для тебя господин! Но ты это скоро поймешь!!!
Снова на несколько секунд наступила тишина, а затем черный балахон качнулся вперед, и голос чуть спокойнее произнес:
— А меня зовут… Темный Харт!..
Сказанная фраза казалась почему-то незаконченной, и Вотша почувствовал, что от него ждут то ли какого-то ответа, то ли некоей определенной реакции. Но он не знал, что ответить, — названное имя не значило для него ничего. Видимо, назвавшийся понял это, и голос зазвучал снова:
— Скоро ты при этом имени будешь дрожать и падать ниц!
И опять Вотша ничего не ответил.
Фигура еще раз качнулась вперед.
— Завтра мы встретимся с тобой опять. Готовься!
Фигура медленно поплыла назад и растворилась в дверном полотне.
После этого странного посещения несколько часов ничего не происходило. Вотше так же, как и раньше, приносили еду, так же, как и раньше, не беспокоили. Он уже начал подумывать, что и посещение странной фигуры и происшедший разговор — всего лишь сон или какая-то галлюцинация, но после очередного то ли обеда, то ли ужина к нему в комнату зашел уже виденный им дружинник и коротко приказал:
— Выходи!
Выйдя в коридор, Вотша осмелился задать вопрос:
— Меня отпускают, господин?
— Отсюда никого не отпускают, — безразличным тоном проговорил дружинник и, несильно толкнув Вотшу в плечо, приказал:
— Двигай!
В сопровождении дружинника Вотша прошел сотню шагов по полутемному каменному коридору и оказался около двери, очень похожей на ту, что вела в его комнату. Дружинник пару раз стукнул в дверное полотно костяшками пальцев, и Вотша услышал из-за двери знакомый надтреснутый голос:
— Впускай!
Стражник открыл дверь и втолкнул Вотшу в комнату.
Дверь за спиной молодого изверга захлопнулась, и он, остановившись почти у самого порога, огляделся.
Комната, в которой он оказался, была настолько большой, что три толстые витые свечи, горящие в кованом светильнике на правой стене, не могли осветить ее потолок и дальние углы, и там залегла плотная темнота. Мебели здесь практически не было, лишь посредине стоял высокий, странно длинный стол, поблескивающий темной поверхностью, да на плохо освещенной левой стене были подвешены узкие стеллажи, заполненные разнокалиберными стеклянными сосудами. Напротив входной двери располагалось большое окно, в которое заглядывали нереально яркие звезды, что очень удивило Вотшу, поскольку комната находилась в подземелье замка, а значит, никаких окон в ней быть просто не могло! Он хотел внимательнее рассмотреть это странное окошко, но тут из скрытого темнотой угла раздался уже слышанный им голос:
— Раздевайся и ложись на стол. Сейчас мы узнаем, кто ты такой на самом деле.
Вотша замер на месте. Нет, не потому, что он испугался предстоящего осмотра, просто в его памяти вдруг всплыло, как много лет назад, когда он был совсем маленьким и его привезли в крайский замок, он услышал точно такой же приказ. И отдал его тогда дважды посвященный волхв Ратмир, брат вожака восточных волков. Именно после этого князь Всеслав принял неожиданное решение: оставить маленького, никчемного извержонка в замке. Прошлое рванулось из памяти и…
— Раздевайся и ложись на стол!!! — взвизгнул ненавистью голос из угла.
Вотша вздохнул и начал медленно стягивать рубаху.
Столешница оказалась каменной и была невыносимо холодна. Вотша вытянулся на ней, сдерживая дрожь, и замер, ожидая продолжения. Несколько секунд ничего не происходило, а затем за его головой что-то тихо прошипело, и вдруг на потолке, скрывавшемся до того в темноте, прямо над его головой замерцало золотистое зеркало. Нет, это было не зеркало, потому что в нем ничего не отражалось. По желто-золотистой поверхности, слегка вогнутой, как показалось Вотше, пробегали стайки золотистых искр, складываясь в замысловатые ажурные фигуры, мгновенно рассыпавшиеся и перетекавшие в фигуры иные, еще более замысловатые. Они притягивали взгляд Вотши, ему было интересно следить за этой мерцающей игрой, он не мог, да и не хотел оторвать глаз от этого упорядоченного и в то же время непредсказуемого золотистого вихря…
Пару минут юноша еще мог отдавать себе отчет о том, что он видит и что с ним происходит, а затем глаза его потеряли осмысленность, остекленели, кровь отлила от лица, а сознание провалилось в темноту… в небытие!
Он уже не видел, как из мрака, окутавшего угол комнаты, выплыла высокая, тощая фигура, закутанная в черный балахон с закрывавшим лицо капюшоном. Фигура приблизилась к лежащему в трансе извергу. Он не слышал удовлетворенное хмыканье, но вопрос, заданный Темным Хартом нормальным, не лишенным глубины и красоты баритоном, он понял:
— Как тебя назвали при рождении, изверг?!
И ответил на него:
— Вотша…
— Где ты родился, изверг?
— В городе Крае, столице стаи восточных волков…
Черная худая фигура, до этого странно покачивающаяся, вдруг замерла в полной неподвижности и переспросила:
— Повтори, где ты родился?!
— В городе Крае, столице стаи восточных волков, — безразлично повторил Вотша.
Последовала долгая пауза, словно спрашивающий никак не мог осмыслить этого простого ответа. Но затем… затем он произнес следующий вопрос:
— Кто тебя воспитывал, изверг?
— Сначала дед, затем меня забрали в княжеский замок…
— Почему тебя забрали в замок, изверг?
— Не знаю…
Секунду спрашивающий раздумывал, а потом задал тот же вопрос по-другому:
— Как ты сам считаешь, почему тебя забрали в княжеский замок?
