– Привет, – произнес парень, – вот и свиделись.
Леди не проявляла беспокойства, поэтому я, несмотря на свои сведенные на рукояти меча пальцы, ответил достаточно спокойно:
– Ну и что дальше?
– А дальше – все, – весело осклабился парень. – Слезай с лошади и снимай с себя все.
– Ха, Робин Гуд хренов. Ты что, думаешь, напугал меня своей пукалкой.
Парень озадаченно посмотрел на свой самострел и, подняв голову, заявил:
– Кольчужка мне твоя нравится, портить жалко. Придется бить тебя в глаз.
– Из твоей стрелялки не то что кольчугу, глаз пробить вряд ли удастся. И как ты думаешь, что с тобой будет, когда ты промажешь.
Тут, видимо, паренек окончательно обиделся.
– Над моими стрелами работал полный маг, мои стрелы мимо не летят, – вдруг заорал он. – А если ты по-хорошему не понимаешь, поговорим при свидетелях.
При этих словах из придорожных кустов вылезло еще человек восемь мужиков достаточно ободранного вида. В руках у них были обычные топоры, и только двое неловко держали грубо выкованные мечи. Мужики сгрудились позади своего предводителя, глухо ворча какие-то ругательства. Тот приосанился и грубо скомандовал:
– Ну, позубоскалил, хватит. Слезай, а то поможем.
Моя рука потянула из ножен Поющего, но тут мне в ухо быстро зашептала Леди:
– Погоди с мечом. Говори то, что я подскажу, только будь пострашнее.
Я выпрямился в седле и, грозно сведя брови, заорал:
– Как вы посмели, дерьмо безмозглое, заявиться в лес Золотой Погибели с оружием. Жизнь вам, конечно, опостылела, но не до такой же степени. Давно не встречали хозяйку леса?! Соскучились!
Мужики замолчали и робко попятились. Двое приложили правые ладони ко лбу и быстро провели ими до подбородка, не то умываясь, не то что-то стирая с лица.
Их командир мгновенно среагировал на изменение настроения своих подручных и, соскочив с лежащего дерева, заорал, в свою очередь, размахивая самострелом:
– Нашел кого пугать детскими сказками. Где она, твоя Золотая Погибель? Бабка темная ее придумала, детей малых пугать. Если ты под ее охраной, пусть покажется и сама об этом скажет. А мы посмотрим, правда ли, что у нее шкурка золотая. Проверим пробу. Ха-ха! Считаю до пяти. Слезай или пусть тебя воскресит твоя Золотая Погибель! Раз…
Поскольку Леди молчала, молчал и я, хотя имел, что сказать.
– Два…
Моя рука опять потянула Поющего из ножен, и опять я услышал тихое:
– Спокойно…
– Три… – Парень начал поднимать свой самострел.
И тут у меня над ухом раздался мелодичный свист, а затем звук, напоминающий плевок. На лбу у главаря шайки появилось небольшое красное пятно, словно кожа лопнула от резкого удара. Края раны потемнели, как бы обугливаясь, и сама рана стала быстро расти. Казалось, что кожу на лице и черепе быстро пожирает невидимый огонь. Парень уронил свой самострел и с диким воплем: «Мама!» схватился руками за голову. Кожа на ладонях тотчас потемнела и стала также исчезать. Ноги у несчастного подогнулись, и он упал сначала на колени, а затем навзничь. Из горла у него вырывались невнятные звуки, поскольку ни губ, ни языка у него уже не было. Его руки беспорядочно скребли землю, а ноги дергались, срывая куски дерна. Через мгновение он затих, а еще через несколько секунд перед нами лежала груда одежды. Воротник рубахи венчал голый белый череп, а из рукавов торчали белые кости кистей. В зубах у черепа была зажата большая, похоже, золотая монета.
Мужики, уронившие свое вооружение, со стеклянными глазами, все как один, сучили лапами по своим мордам. Двое в мокрых штанах стояли на коленях, а один, неловко лежа на брюхе, бормотал:
– Пощади… пощади… пощади…
В воздухе нехорошо запахло.
Ворон, переступая точеными ногами, слегка попятился от завонявших злодеев.
– Вот ты, – я протянул руку и указал на казавшегося наименее испуганным верзилу, – подойди сюда.
Мужик, с трудом переставляя ноги, сделал несколько шагов в мою сторону. Остальные, кроме того, что лежал на пузе, как по команде, стали пятиться назад.
– Стоять! – заорал я на них и, обратившись к впереди стоявшему, повторил вопрос Леди: – Рассказывай, кто вас надоумил прийти в этот лес с оружием и нападать на мирных путников?
– Господин, – просипел он и замолчал.
Несколько последних лет очень многие пытаются именовать меня «господин». Но когда это слово употребляют вкупе с моим именем или фамилией, сам говорящий теряется и краснеет, понимая весь идиотизм такого обращения, а я ясно чувствую издевательство и насмешку и начинаю нести свою обычную ахинею.
Но в этом случае я сразу понял, что мужичок действительно считает меня господином и другого обращения не мыслит. Поэтому я кивнул и, подбадривая его, произнес:
– Продолжай.
Несколько приободрившись, мужик повторил:
– Господин, – а затем через паузу продолжил: – Мы все из Сизой Топи. Две недели назад к нам приехал герольд из Холма и объявил, что хозяин Холма, полный маг Арк, приглашает всех желающих на охоту за Огненным Вепрем. Всем, кто будет рядом с ним, когда он встретится с Вепрем, Арк обещал по целому желтяку.
– Желтяк – это золотая монета, – пояснила мне Леди. – Сумасшедшие деньги.
– Мы понимали, что с Вепрем будет разбираться сам Арк, а нам достанется Вепрева свита. Конечно, этот орешек тоже не по нашим зубам, да ведь деньги-то, господин, какие. Неделю мы думали, да и собрались. А Гришня со своим самострелом… – он с ужасом кивнул на валявшуюся груду одежды, – все зудел: слушайтесь меня, целы будете и с желтяками. А когда пришли в Мох, слышим – Арк уже разделался с Огненным Вепрем и отправился в Холм отращивать себе новую руку. Тогда Гришня и предложил подождать на тропинке. Что ж мы, говорит, так и пойдем назад с пустыми карманами. Вот мы и завалили деревце поперек тропы, а ведь знали о Золотой Погибели. Все Гришня, сука. Сказок наслушались… в штаны наложили…
Мужик замолчал, опустив голову. Молчали и остальные, даже лежавший перестал талдычить свое «пощади».
Леди недовольно проворчала:
– Пусть дерево с дороги уберут, железо свое закопают и убираются в свою Сизую Топь.
– Ладно, – сказал я, – Гришня ваш свой желтяк получил. Если сами не хотите зубками за золото ухватиться, убирайте с дороги дерево, закапывайте свое железо и, никуда не заходя, двигайте в свою Сизую Топь. Золотая Погибель вас пощадила.
Мужики похватали свои топоры и живо принялись обрубать на лежащем дереве сучья. Затем, с помощью неизвестно откуда взявшихся веревок, шустро сволокли ствол в лес. Минут через десять дорога была свободна, а мужики принялись мечами копать на обочине яму, о чем-то тихо переговариваясь. Закончив копать, они спихнули в яму завернутые в одежду кости, оставшиеся от Гришни, бросили туда же мечи, а затем встали вокруг ямы, поглядывая на верзилу, с которым я говорил. Тот шумно вздохнул и направился в мою сторону. Подойдя поближе, он опять вздохнул и заговорил, оглядываясь на своих товарищей:
