– …Двадцать раз на день в этот подвал лазишь, голые стены разглядывать… – Охрана совершала обход;
Я, аккуратно ставя ноги на ступеньки, последовал за охранником. По мере спуска, а лестница имела три пролета вниз, освещение становилось все слабее, пока наконец не установился ровный полумрак. Охранник шел уверенно, явно никого не надеясь повстречать в подлежащем осмотру месте. Спустившись по последнему пролету, я оказался на каменном полу высокого сводчатого подвала, стены и своды которого были выложены красным, хорошо обожженным кирпичом. Сырости в подвале совершенно не ощущалось. Похоже, это сооружение было изготовлено две-три сотни лет назад. Оно слишком уж не гармонировало со стоящим над ним советским деревянным зодчеством.
Я сразу увидел охранника и поспешил отступить в тень лестницы. Тот вел себя достаточно странно – касаясь правой рукой кирпичной стены, он медленно двигался вдоль, нее по совершенно пустому подвалу и при этом глядел себе под ноги. На противоположной от лестницы стене подвала темнел проем коридора, отделанного тем же кирпичом. Охранник медленно приближался к проему в стене, и я приготовился последовать за ним, как только он двинется по коридору – ниточка следа вела именно в этот коридор.
Однако, дойдя до проема, охранник слегка запнулся, а затем двинулся мимо проема, скользя поднятой рукой по воздуху, словно кирпичная стена подвала все еще была под его пальцами. Единственным изменением в его поведении стало только то, что он поднял голову и, казалось, разглядывал кирпичную кладку, которой не было. Я метнулся от лестницы к противоположной стене подвала и, пользуясь густым полумраком, начал красться вдоль стены в сторону проема. Охранник продолжал свой странный обход по периметру подвала. Скоро он достиг лестницы и, пробормотав: «Вот голый подвал и ни одной бабы…», начал восхождение к свету. А я подошел к проему и с изумлением уставился на тонюсенькую, в волос толщиной, но ярко светившуюся сочным изумрудным светом трещинку, пересекавшую пол подвала от угла до угла проема.
Чего я здесь никак не ожидал, так это встречи с подобной трещинкой, поскольку она являла собой переход! Причем переход уже был открыт постоянным мощным заклинанием и пройти через него было очень просто. Достаточно было его видеть и перед Шагом трижды плюнуть через левое плечо.
Во всяком случае, именно так я понял ту пару знаков, которые слабо светились на полу у левого угла коридора.
Голубой Данилкин след беспрепятственно пересекал границу миров и, посверкивая, исчезал в темноте коридора. Я встал перед трещинкой, трижды смачно плюнул через левое плечо и сделал Шаг. Перешагнув черту, я оглянулся и увидел ту же, только чуть потемневшую трещинку. Значит, переход был двусторонним. Я с облегчением вздохнул – дорога назад была открыта. Рядом с чертой, на чистом кирпичном полу подвала шипели, испаряясь, три моих плевка. Я правильно понял – нужно было именно плюнуть, а не изобразить плевок, как мы это обычно делаем. Моя слюна, похоже, гасила наговор от вторжения. Я вздохнул и двинулся в глубь коридора.
Становилось все темнее. Свет, падавший из подвала, тускнел, а в самом коридоре освещения не было. Я бесшумно двигался вдоль слабо светившейся голубенькой ниточки света, благословляя Данилу за его детскую жизнерадостность, оставляющую такой ясный отпечаток. Думаю, след Юрки давно бы уже погас.
В каменном коридоре было на редкость сухо, а кроме того, видимо, действовала какая-то вентиляция, потому что я постоянно ощущал на щеке слабое, освежающее движение воздуха. Но всему на свете приходит конец, закончился и этот занимательный коридор. След потянулся пологой спиралью вверх, а моя нога наткнулась на каменную ступеньку. Я начал подъем по спиральной лестнице.
Где-то на десятой ступени по каменной стене мазнул первый, неуверенный блик странного багрового света. По мере подъема тьма вокруг меня все больше отступала и сменялась пляшущим багровым сумраком. Наконец я увидел над собой дымный факел, который держала на стене отлитая из темного металла рука. Факел озарял своим пламенем каменную площадку, которой заканчивалась лестница. Я понял, что поднимался внутри каменной башни.
Площадка, на которую я вышел, одним краем обрывалась в провал винтовой лестницы, другим – упиралась в глухую стену, имевшую глубокую арочную нишу, перегороженную некрашеной деревянной дверью. Все полотно двери было покрыто замысловатой резьбой с повторяющимся геометрическим орнаментом, бегущим по периметру двери. С двух сторон площадки в стене башни были вырезаны узкие щели окон, очень похожих на бойницы. Я подошел к одному из них и выглянул наружу.
Узкая щель окна открывалась во двор, обнесенный невысокой каменной стеной. На стене, на фоне слабо голубеющего ранним утром неба, через каждые несколько метров стояли стражники, одетые в одинаковые коричневые кафтаны, желтые узкие штаны, заправленные в высокие темные ботфорты. Грудь и спину стражи защищали тускло мерцающие кирасы. Стражники были вооружены длинными шпагами и короткими кинжалами, у некоторых в руках имелись луки. На головах стражников красовались высокие шлемы, украшенные узкими длинными перьями. Все стоявшие на стенах люди смотрели в сторону окружавшего башню города. Правда, самого города видно не было. Над зубцами стены торчало только несколько высоких, крутых крыш.
В небольшом дворе, затененном стеной, прохаживались двое богато одетых господ, причем голова одного из них, одетого в багровый с золотом камзол, была покрыта широкополой шляпой, украшенной сверкающей золотой пряжкой и массой пушистых перьев, тогда как второй, укутанный в темно-серый, похоже шелковый, плащ, держал шляпу в руке, подметая свесившимися перьями брусчатку площади. В стороне, у самой стены старик в зеленой ливрее держал под уздцы статного вороного коня. О чем эти двое разговаривали, слышно не было.
Я перешел к другому окну и увидел панораму города, открывающуюся с высоты, похоже, третьего этажа башни. Видимо, башня, в которой я находился, была угловой, но не наружной, выдвинутой вперед, а внутренней. Она располагалась на стыке стен, уходящих от нее в город и также оканчивающихся башнями. Однако долго размышлять об оригинальности местной архитектуры мне было недосуг. Похоже, я добрался до конца следа, и за этой изузоренной дверью находился Данила.
Я осторожно подошел к двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Ни ручки, ни отверстия для замка на ней не было.
Никаких заклятий тоже не чувствовалось, однако, когда я попытался легонько толкнуть ее, она оказалась запертой. Я внимательно осмотрел резное полотно и тут же обратил внимание что один из фрагментов бокового орнамента явно захватан пальцами. Я дотронулся до этого слегка потемневшего, деревянного пятиугольника и попытался надавить на него. Ничего не произошло. А вот когда я попробовал передвинуть его, он легко отошел влево. Внутри двери что-то звонко щелкнуло, и дверь отпрыгнула в сторону, открывая вход в сравнительно небольшой облитый голым камнем зал.
Первое, что бросилось мне в глаза, было огромное каменное ложе, или плита, установленная посреди зала. На этом зеленовато-сером монолите лежала, свернувшись в комочек, маленькая, тоненькая, неподвижная фигурка Данилы. Затем я увидел у противоположной стены средних лет мужчину, одетого по вполне современной московской моде – в фирменные джинсы, джинсовую рубашку, белые кроссовки и синюю бейсболку с надписью над козырьком «California». Рядом с ним маячила какая-то высокая тонкая тень, окутанная темным туманным облаком. Кроме того, в углах комнаты высились неподвижные фигуры в уже виденных пижамных штанах, с до боли знакомыми каменными лицами и пустыми глазами. Только в руках у них были зажаты чудовищные узловатые дубины. Немая сцена взаимного изучения длилась недолго. Хряпин, которого я сразу признал по описанию старлея Чернова, шагнул вперед и произнес:
