Сверху было хорошо видно, что река действительно сильно петляет, уводя дорогу в сторону. Как и говорил Сяма, гораздо ближе было идти влево, прямо к реке, к старому заброшенному броду, за которым в прибрежных холмах притаилась небольшая деревушка. От нее в нужном направлении тянулась даже не дорога, а скорее широкая тропа.
Она самостоятельно пересекала полосу степи и у самых дальних холмов сливалась с трактом.
А километрах в пяти, в соседнем лесочке, ясно виднелась широкая поляна с сухой обгорелой елкой посередине. Именно эта поляна и нужна была Марии, именно к ней она и направлялась до встречи с Тротовой шайкой. Ну что ж, дальнейший путь был ясен, можно было возвращаться в собственное тело.
Машенька слегка вздрогнула и открыла глаза. Под кустом было очень уютно, но в ее сторону уже кто-то топал. Пришлось подниматься. Когда сквозь кусты продрались Сяма и Жан, она встретила их внимательным взглядом серых глаз. Оба новоявленных командира, посмотрев в прищуренные глаза баронессы, смутились, вспомнив, видимо, подсказки, непонятным образом полученные от нее во время беседы с подчиненными.
Жан молча протянул исписанную бумагу. Машенька мельком взглянула на плотный шероховатый лист, ожидая увидеть малограмотные каракули, однако лист отличной веленевой бумаги был исписан отчетливым каллиграфическим почерком. Представленный список имел название и нумерацию. Удивленно присвистнув, Машенька внимательно прочла творение Жана. Всего в отряде оказалось восемнадцать человек, включая офицерский состав. Люди были разбиты на две группы по семь человек. Кроме того, на листе были оставлены широкие поля, как сразу догадалась Маша – для проставления подписей в получении жалованья. Она усмехнулась и, аккуратно сложив лист, спрятала его во внутренний карман плаща.
– Ты запомнил состав отделений? – обратилась она к Жану.
– У меня осталась копия, – угрюмо ответил он и настороженно сверкнул глазами в ее сторону.
– Отлично! Составишь две ведомости – на каждое отделение свою. Выдашь людям деньги и получишь на ведомостях роспись. Кстати, – она чуть усмехнулась, – ведомости можно делать на бумаге попроще…
Рыжий Пожир потупил глаза, но на этот раз у него вспыхнули только уши. Машенька помолчала, смакуя его смущение, а потом возобновила разговор.
– Вот, получи деньги. – Она вынула из кармана горсть монет и протянула их Жану.
Тот подставил широкую ладонь и принял золотистый ручеек. Затем, зажав монеты в правом кулаке, он тщательно, по одной, переложил их в левую ладонь и поднял глаза на Машу.
– Здесь слишком много…
– Нет, не много. После раздачи жалованья, возьмешь с собой двоих гвардейцев и поедешь в село. В какое – решишь сам. Там ты закупишь провизию для отряда на три дня и, если сможешь, лошадей на весь отряд и телегу с упряжкой. Провизию в чем-то везти надо… На все покупки представишь расписки.
– А если продавец неграмотный? – первый раз улыбнулся Пожир.
– Пальчик ему намажешь и к бумажке приложишь, – улыбнулась в ответ Машенька и вдруг почувствовала, что в этом Мире у нее появился друг.
Жан неуклюже переступил с ноги на ногу и, повернувшись, ринулся сквозь кусты выполнять поставленную задачу.
– Лейтенант, – повернулась Машенька к Сяме. – Проследи, чтобы люди, получив жалованье, не напились и не разбежались. А то вторую половину получать некому будет. Разбивайте ночевку, не забудь выставить посты. Ступай, я еще здесь побуду.
Сяма круто повернулся, но Маша уловила взгляд, брошенный лейтенантом на карман, из которого она доставала монетки.
Сяма скрылся в кустах, а Маша усмехнулась, только теперь в ее усмешке было мало смеха. Минут десять она вышагивала возле зарослей бузины, о чем-то сосредоточенно размышляя, а затем, снова взобравшись на лошадь, двинулась напрямик к примеченной с высоты поляне.
До места она добралась минут через тридцать и без всяких приключений. Выехав из леска на край поляны, она остановила коня и еще раз внимательно осмотрелась. Причем на этот раз подключила и свое Истинное Зрение. Вокруг было тихо, безлюдно, беззверьно. Только легкий ветерок чуть покачивал верхушки деревьев. Поляна с пожелтелой, словно подпаленной травой, была видна каждой своей кочкой. Посередине ее высилась старая, матерая, давно мертвая сосна с уткнувшейся в небо черной обугленной верхушкой. Нижние ветви сохранились и торчали в разные стороны костистыми, корявыми лапами. Давно осыпавшаяся кора гнила вокруг мертвого дерева, превращаясь в коричневатую труху, а нижняя часть обнаженного ствола желтела будто старая кость.
Маша тронула коня и медленно приблизилась к дереву. Здесь она с минуту постояла, внимательно оглядывая сосну, а потом соскочила на землю и подошла вплотную к ней. Она видела перед собой самое обычное засохшее дерево.
«Ну что ж, – подумала она. – Попробуем, чему меня научили. Не станет дед Антип так настойчиво требовать чего-либо, если в этом действительно нет необходимости!»
Машенька подняла правую ладошку, сложенную лодочкой, и провела по мертво желтеющему стволу сверху вниз, приговаривая заученные малопонятные слова, складывающиеся в ритмическую фразу. И под ее рукой из-под наведенного морока начала проявляться истинная поверхность дерева. Она была точно такой же мертвой, но в ней, на уровне плеч девушки, появилось довольно глубокое дупло. Маша быстро засунула в дупло руку и вытащила маленький тряпичный сверток. Зажав сверток в кулачке, она провела правой ладошкой по стволу в обратном направлении, приговаривая другой тарабарский стишок, и морок снова занял свое место.
Маша быстро вернулась к коню, вскочила в седло и быстро поскакала прочь с поляны. Только углубившись в чащу, она остановилась и развязала сверточек. Внутри довольно грязной тряпочки лежала маленькая золотая сережка – этакий лихой завиток, с замысловатой застежкой и капелькой бирюзы. Именно этот талисман она должна была носить не снимая. Дед Антип так и сказал – носить не снимая! Никогда! Пока она не вернется назад! И при этом в его глазах плескалась такая не свойственная ему тревога.
Девушка, чисто по-женски полюбовавшись на несколько необычное ювелирное изделие, деловито вдела его в правое ушко. И тут же почувствовала, что застежка словно растворилась в нежной мочке уха. Вряд ли теперь кто-нибудь смог бы снять сережку, ну разве что вырвать вместе с ухом. Еще раз тронув кончиками пальцев свое новое украшение, Маша не торопясь тронулась в обратный путь. Ей было очень интересно, что несет в себе эта сережечка, но дед Антип ничего ей не объяснил.
Вернувшись в лагерь, она была приятно удивлена. Во-первых, поляна была прибрана. Весь мусор выбрали из травы, и она приняла довольно свежий вид. Во-вторых, по краю поляны были поставлены шесть больших шалашей, плотно укрытых еловыми ветками. Седьмой шалашик, гораздо меньшего размера, располагался у противоположного края поляны, под нависшими кустами. Маша сразу смекнула, что это ее резиденция. У шалашика по стойке «смирно» стоял мужик с черным косматым чубом. Видимо, на часах.
