– Давай!… – снова поторопила Машенька кучерявого. Тот так же неторопливо-небрежно выполнил выстрел, и стрела снова легла в «яблочко».
Мишень по приказу баронессы немедленно оттащили еще на десять шагов.
– Ну что, еще постреляем?… – весело обратилась Маша к стрелкам. Но троица молча отошла в сторону, и только старший из них отрицательно качнул головой и коротко бросил:
– Далеко…
– А ты? – поинтересовалась Маша у кучерявого.
– Я могу попробовать, но вообще-то далековато… Восемьдесят шагов!…
– Сама бы попробовала… – тихонечко буркнули сзади. Маша поняла, что это не выдержал первый отсеянный лучник.
– А вот сейчас мы вместе и попробуем. Как? – улыбнулась Машенька кучерявому.
Глаза у него загорелись, а показная неторопливая лень мгновенно слетела. Он долго выбирал в своем колчане стрелу, тщательно проверяя ее древко и оперение. Наложив выбранную стрелу, он долго примеривался, прицеливался и, наконец, выстрелил. И тут же с огорчением сплюнул. Белое оперение задрожало во втором круге от «яблочка».
Восьмерка!
– Неплохо, – прокомментировала Машенька и медленно подошла к натянутой бечевке.
Она неторопливо присмотрелась к мишени, потом подняла лицо к небу и словно понюхала воздух. Потом вернула взгляд к далекой разрисованной шкуре и потянула из-за спины две стрелы сразу. Уложив их на лук, она встала в стойку и тут же сама стала похожа на натянутую тетиву. Затем она глубоко вдохнула и, задержав дыхание, плавным движением подняла лук. И практически сразу спустила тетиву. Обе стрелы легли в «яблочко», в нижнюю его часть. Окружившие стрельбище гвардейцы не успели оценить этот выстрел, как еще две стрелы сорвались с Машенькиной тетивы и ушли к мишени. Первая из них вошла в верхушку «яблочка», образовав с первой парой равносторонний треугольник, а последняя вонзилась в середину этого треугольника и самого «яблочка».
Наградой ей было изумленное молчание и выпученные глаза полутора десятков мужиков, понимающих толк в лучной стрельбе.
Первым пришел в себя «кучерявый». Он покачал головой и тихо сказал:
– Кому рассказать – не поверят! Чтобы девчонка так стреляла? – И он снова покачал головой. А лейтенант Сяма расплылся в такой самодовольной улыбке, что можно было бы подумать, будто это он с восьмидесяти шагов уложил четыре стрелы парно в центр мишени.
Но тут Машенька повернулась к нему и буднично приказала:
– Стрельбы вести каждый день. Не меньше восьмидесяти стрел за занятие. Расстояние пятьдесят шагов. Стрелять будут все шестеро умеющих держать лук. Мои стрелы принесешь в палатку. – Затем она повернулась и, как на прогулке, медленно пошла в свою палатку.
Пора было готовиться к герцогскому приему.
Солнце медленно, словно нехотя, закатилось за иззубренный лесом горизонт. Над городом повисли сумерки, крыши зданий приобрели шелковый темно-синий оттенок, как будто невидимые, но шустрые работники мгновенно покрыли их темным лаком, а тесные, переплетенные замысловатыми узлами улочки уже погрузились во мрак.
Но вот по одной из улиц, начинавшейся от городских ворот, поплыл яркий сноп пламени. Несколько факелов рвали густую тьму в клочья, заставляя ее бежать и прятаться по подворотням и закоулкам. Шестеро всадников, подняв высоко над собой горящие смоляные факелы, окружали статного вороного коня, на котором восседала молодая девушка. По бокам от нее ехали двое высоких парней в одинаковых, похожих на срезанные яйца шлемах, с копьями в руках и мечами у пояса.
Маша направлялась на прием к его высочеству, великому герцогу Вудлоку. Ее сопровождали Сяма, Жан и шестеро отобранных Сямой гвардейцев. Впереди ехал Сила, хорошо знавший дорогу к резиденции его высочества.
Они продвигались пустыми улицами и переулками столицы, и следом за ними начинали светиться окна домов, как будто в них оставались частицы проплывавших снаружи факелов.
Баронесса Д'Арк ехала, глубоко задумавшись. Окружающие ее всадники также молчали, и только Жан изредка бросал на нее тревожные взгляды. Город был небольшой, поэтому уже через пару десятков минут после вступления в городские ворота они выехали на широкую центральную площадь, по одной из сторон которой расползлись невысокие постройки герцогской резиденции.
Маша подняла голову, внимательно оглядела выросший перед ней дворец и, повернувшись к Жану, тихо спросила:
– И где же эта самая Одинокая Башня?
Жан снова бросил на нее тревожный взгляд и так же тихо ответил:
– Этого никто не знает… – Потом, следом за Ее колдовской силой, оглядел дворец и, не повышая голоса, спросил: – А может, все-таки не пойдешь?… Скажешься больной или раненой…
– Это не более чем маленькая отсрочка. Раз герцог хочет меня видеть, он своего добьется, так что… Не будем тянуть…
Она спешилась, сбросила с плеча колчан с луком и четырьмя десятками стрел и передала его Жану. Потом расстегнула пояс с ножнами, в которых покоились ее меч и кинжал, и также вручила их Жану.
– Будешь ждать, пока я выйду… Ведь рано или поздно я выйду… – Она грустно улыбнулась.
– Или мы войдем, – хрипло прохрипел Сяма. Маша бросила на него удивленный взгляд. Она явно не ожидала такого заявления от своего «сообразительного» лейтенанта.
Ее сопровождающие, разорвав круг, расступились, и она медленно прошла к парадному входу. Стоявшие в дверях лакеи низко склонились перед ней. Она еще раз оглянулась и вошла. И двери сомкнулись. И дворец проглотил юную колдунью.
А во дворце царило веселье. Это ощущалось уже на широкой парадной лестнице, застланной прекрасной ковровой дорожкой. По ней Маша медленно поднялась на второй этаж в небольшой бальный зал. Странно вытянутая и причудливо изогнутая люстра, пылая сотней свечей, ярко освещала это небольшое, изысканно задрапированное помещение. Звучала негромкая музыка, и три-четыре пары кружились в танце по начищенному паркету. Сквозь открытые двустворчатые двери в дальнем конце зала был виден буфет, сверкавший серебром и хрусталем. Оттуда доносился перезвон посуды и негромкий рокот общего разговора.
Маша растерянно огляделась. По правде говоря, она в своей свободной, навыпуск рубашке и узких темных брюках совершенно не подходила к окружающей ее бальной обстановке. А ее сапожки, такие изысканные, когда она сидела в седле, на паркете этого зала казались грубыми и неуклюжими. Машенька огорченно вздохнула – другой одежды у нее все равно не было, и купить ее было некогда. Да, честно говоря, она и не ожидала, что попадет на бал. Герцогский прием представлялся ей каким-то секретным совещанием в узком кругу особо приближенных негодяев, вроде того костлявого Кости да Кости, с которым ей пришлось драться.
Пока она разбиралась в своих ощущениях, рядом с ней появился торжественный господин в белом напудренном парике и, как в столь любимых Машенькой исторических фильмах, громко произнес:
