На втором этаже «Балаклавы» Монти не был уже много лет. Больные колени не давали ему подниматься по лестнице. Кроме того, спальни на втором этаже пришли в такое запустение, что неприятно было на них смотреть. Он обитал на первом этаже. Для него одного места здесь вполне хватало. В бывшей гардеробной, примыкавшей к внушительному холлу, давно уже соорудили туалет; кроме того, на первом этаже имелись просторная гостиная, большая столовая с буфетной и кухня, откуда можно было выйти на заднее крыльцо. Рядом с кухней находилась еще одна комнатка, которую Монти называл «оружейной». Правда, спортивное оружие там больше не хранилось. Несколько лет назад его конфисковали полицейские, поскольку у Монти не было лицензии. Ружья принадлежали его отцу, и Монти было неприятно, что его лишили того, что он привык считать фамильным достоянием.
Теперь в бывшей оружейной Монти хранил пустые бутылки. Поскольку у него не было ни машины, ни иного средства передвижения, на котором можно было отвезти бутылки в пункт сдачи стеклотары, оружейная постепенно заполнилась под завязку.
Его предки жили в этом доме с тех пор, как построили его, то есть с конца пятидесятых годов девятнадцатого века. Столетие спустя, задолго до того, как Монти унаследовал усадьбу, дом начал постепенно разрушаться. В середине двадцатого века стало чрезвычайно трудно найти хорошую прислугу; уборщицы требовали за свои труды целое состояние. Примерно в то же время семейный бизнес перестал приносить прежний доход. Монти помнил, как им пришлось затянуть пояса. Отец и мать урезали расходы украдкой — и каждый по-своему. Так, отец, бывало, переливал дешевое вино в бутыли с дорогими этикетками; иногда для улучшения вкуса он добавлял в них немного портвейна. Мать тоже экономила на чем могла. Сколько Монти себя помнил, когда он приезжал домой на каникулы, он всегда питался какими-то остатками. Впрочем, и школьная кормежка была ненамного лучше. Став взрослым, Монти иногда думал о том, что вырос, питаясь почти исключительно какими-то объедками и остатками, которые вечно разогревали и сдабривали специями.
Обветшалые ситцевые простыни мать разрезала пополам и сшивала заново. Посередине всегда был шов, который натирал голую кожу на спине.
В доме всегда было холодно. Впрочем, по мнению Монти, холод его «закалил».
Он ковылял по пустому, гулкому коридору, не обращая внимания на то, что вся мебель покрыта толстым слоем пыли. Войдя в гостиную, он сразу направился к буфету, где хранил рюмки и стаканы. Открыл одну дверцу — ни одного чистого стакана. Открыл другую дверцу — то же самое. Не везет так не везет! Опять придется что-то мыть, а ведь в прошлый раз он мыл посуду всего три или четыре дня назад! Монти давно жил в полном одиночестве и полагал, что вполне достаточно мыть посуду раз в неделю.
С великой осторожностью поставив только что купленную бутылку на стол, Монти вздохнул и поплелся к двери, ведущей в коридор и на кухню. И вдруг он заметил, что в доме не один. У него гость — причем человек совершенно незнакомый.
Сначала Монти решил, что у него просто разыгралось воображение. Посторонние люди являлись к нему крайне редко. Последний раз после Нового года приехала тетка, назвавшаяся сотрудницей социального отдела из муниципалитета. Из ее объяснений Монти понял: какой-то любитель совать нос в чужие дела нажаловался на него местным властям. Мол, пожилой джентльмен, у которого не все в порядке с головой, живет совсем один в нищете в неотапливаемом доме. Ну, если честно, тетка из муниципалитета не сказала, что у него «не все в порядке с головой». Она выразилась так:
— Похоже, у нас небольшой беспорядок?
— Вот не знал, что сегодня сама королева явится ко мне с визитом, — съязвил в ответ Монти. — Вы, насколько я понимаю, уподобляете себя ее величеству? Иначе зачем говорить о себе во множественном числе — «у нас беспорядок»? Позвольте вам заметить, милочка, раз вы считаете себя королевой, с головой не все в порядке у вас, а не у меня.
— Как же вы живете здесь совсем один? — воскликнула тетка из муниципалитета. — Дом огромный, а в нем даже нет центрального отопления!
— Мне нравится жить одному! — загремел Монти на незадачливую гостью. — Да, мадам, вы правы лишь в одном: я живу один! Повторяю, с головой у меня все в полном порядке. Кстати, моя жизнь вас совершенно не касается, как и мой способ ведения хозяйства. Мне мой дом нравится. Отопление у меня есть: в гостиной красивый камин. Дрова, если надо, тоже под рукой. Я всегда могу нарубить веток в саду или разобрать старый сарай. Поскольку дрова мне ничего не стоят, я меньше плачу за электричество. Ну, а жить без газа я уже привык. На нашей улице несколько лет назад меняли газопровод и собирались перекопать мой сад, чтобы проложить новую трубу к дому. Я отказался, поэтому газопровод проложили у самой моей входной двери, — он ткнул гостье за плечо, — а меня отрезали. Каждый год я плачу огромные, просто непомерные налоги. И за что, спрашивается? Взамен я ничего не получаю… А теперь уходите!
Назойливая дама из муниципалитета ушла, оставив ему кипу брошюр о муниципальных программах помощи пожилым гражданам. Монти тут же побросал их в камин, где весело потрескивали остатки садового навеса.
С тех пор к нему почти никто не заходил. До сегодняшнего дня.
Сегодня к нему пожаловал еще кто-то. Монти страшно возмутился. Почему ему не дают пожить спокойно?
Хорошо, что незваный гость хотя бы не устроился как у себя дома, не занял старый шезлонг у стены, на котором спал сам Монти. Впрочем, это слабое утешение. Незнакомец развалился на старом диване, набитом конским волосом, — и даже, пожалуй, не развалился, а провалился у самого края, потому что подушки сильно просели.
Сначала Монти показалось, что незваный гость крепко спит. Еще раз внимательно осмотрев его, Монти убедился в том, что никогда его раньше не видел. Перед ним лежал крупный, довольно упитанный малый в коричневых вельветовых брюках, рубашке в синюю клетку с открытым воротом и бежевой кожаной куртке. Не молод, но и не так чтобы стар. И одет щеголевато.
— Вам что здесь надо, черт побери? — рявкнул Монти. — Это мой дом!
Незнакомец не ответил. Монти осторожно шагнул к дивану, стараясь не подходить слишком близко. Его передернуло, когда он заметил, что изо рта у незваного гостя вытекла струйка слюны; высохший след напоминал слизь, какую оставляют после себя улитки. Хуже того, он еще и обмочился: Монти заметил в паху влажное пятно, от которого шел характерный запах.
Монти наморщил нос:
— Перебрал, старина? Поверь мне, я все понимаю. И тем не менее тебе нельзя здесь оставаться.
Ответа не последовало. Монти шумно откашлялся и отрывисто приказал незваному гостю вставать. Тот продолжал крепко спать.
После того как возмущение победило осторожность, Монти нагнулся и дернул незнакомца за бежевый рукав — безуспешно. Фигура лежала неподвижно… Пожалуй, даже слишком неподвижно. После того как Монти чуть повернул его, усилился резкий запах мочи.
Монти негромко присвистнул. Посмотрел на дверь и с облегчением увидел, что она открыта и он может, если позволят колени, бежать. Потом он сообразил, что дверь в гостиную у него всегда открыта. Он никогда не закрывает внутренние двери, потому что потом пришлось бы снова их открывать. Но сегодня, когда он вернулся домой, дверь в гостиную почему-то была плотно закрыта. Пять минут назад он толкнул ее, чтобы войти сюда… Должно быть, ее закрыл тот тип, который разлегся на его диване. Или кто-нибудь еще — после того, как уложил типа на диван. У Монти зародилось подозрение, что у него в гостиной лежит покойник. Он присмотрелся. Точно, покойник! Грудь не поднимается и не опускается — он не дышит! Рубашка вся в засохшей слюне… и в остатках рвоты. Мерзость!
