– Крроме этого испанца в башне никого, – с мрачным видом сообщил Хрипатый. – Нужно наведаться к Карраману, капитан.
– Мы двинемся через минуту, – сказал Серов, рассматривая пленника. – Кажется, вы в бедственном положении, граф. По какой причине?
Испанец усмехнулся. Усмешка на его лице казалась страшной.
– Причина вечная, любезный капитан, – безденежье. Я отплыл в Перу, дабы обрести состояние, а очутился здесь, и выкуп мне назначили в несколько тысяч дукатов. Хоть я маркиз и граф, но наша семья небогата. Возможно, братья и сестры собрали бы нужную сумму, но после остались бы нищими. Было бы безнравственно требовать с них деньги. И я не требовал, хотя меня к тому понуждали.
Арада коснулся руками носа и щек, и Серов заметил обрубки пальцев. Острое чувство жалости пронзило его; казалось, он встретил живого Мигеля Сервантеса или, по крайней мере, славного рыцаря дон Кихота, плененного сарацинами. Его кулаки непроизвольно сжались.
– Вместе с моряками Караман похитил мою супругу. Вы слышали о ней, граф? Она ожидает ребенка… совсем молодая женщина, синеглазая, светловолосая… Ваши тюремщики что-нибудь говорили?
– К сожалению, я не владею их языком, дон Серра. – Секунда молчания, затем: – Я вам сочувствую, капитан. Могу быть чем-то полезен? Располагайте мной.
– Я отправляюсь к Караману. Вы готовы сражаться, граф?
Арада вытянул руки с остатками пальцев.
– Я не могу держать шпагу или нажать курок пистолета. Караман смеялся, уродуя мое лицо и руки, говорил, что граф без денег – все равно что нищий, а нищему не нужна красота, не нужно оружие. Но я еще гожусь на роль мула. Дайте мне бочонок пороха и пули, и я их понесу. У меня к Караману свой счет.
Серов кивнул Хрипатому.
– Выдай графу порох в мешках, фунтов тридцать, и несколько кувшинов с фитилями. Выступаем, камерады! Здесь нам делать нечего.
Пробираясь по тропинке в саду, он размышлял о загадочном исчезновении Уота Стура и двух десятков лихих молодцов. Аль Рахман и его лазутчики решили, что их держат в тюрьме для рабов, но они могли ошибаться – в этом пиратском владении были другие места, чтобы гноить невольников. Вряд ли Стура с его людьми поселили в хибарках у конюшен, скорее – в укрепленном лагере, в сараях или ямах, где обитали гребцы с галер. Это казалось Серову возможным и даже очень вероятным; с одной стороны, карибские волки – твари опасные, и лучше держать их там, где больше вооруженного народа, а с другой, Стур и сам мог напроситься в гребцы, решив, что с шебеки проще удрать, а то и захватить корабль. Обе причины были реальными, но результат не слишком радовал Серова – вместо двадцати бойцов он получил испанца-инвалида. К тому же, если Стур и его люди – в пиратском лагере, придется его выкупать – точнее, обменивать на Карамана. Ценность Одноухого возрастает с каждым часом, подумал Серов. Нужно присмотреть, чтобы ненароком его не зарезали.
Рядом с тропой валялась дохлая собака – оскаленная пасть, кусок мяса, застрявший в клыках, располосованное горло… Трава под большой темной тушей промокла от крови. В нескольких шагах лежали еще один пес и трупы четырех магрибцев. На телах людей ран не было – похоже, их задушили. Увидев мертвецов, граф Арада хищно оскалился. Мешки и кувшины с порохом, связанные попарно, висели на его плечах, но он, казалось, не ощущал их тяжести – шел выпрямившись и придерживая груз изувеченными руками. Возможно, у него имелось больше прав свести с Караманом счеты.
Абдалла, Шестипалый и трое остальных корсаров поджидали отряд в кустах тамариска, покрытого белыми и розовыми цветами. Серов велел привязать мулов к деревьям, разобрать оружие и зарядить мушкеты. Заросли тамариска подходили к самым стенам строения, абсолютно глухим, без намека на окна, украшенным поверху мозаичными узорами. Ко входу тянулась дорожка, обсаженная розами и исчезавшая под изящной мавританской аркой; ее перекрывала резная деревянная решетка.
Серов вытянул к ней руку и молвил:
– Джос, проверь вход.
Кивнув, немой корсар пополз к решетке. Отсутствие языка компенсировалось у Джоса Фавершема другими талантами: нюхом и слухом как у сторожевого пса, ловкостью и умением пробраться сквозь любые заросли, не задев ни листика, ни ветви. Он присел рядом с аркой, вытянул саблю в ножнах, коснулся решетки и подтолкнул ее. Створки разошлись с тихим шелестом. Если не считать темниц и тюрем, запоры в Магрибе не были в обычае.
– Вперед, – шепнул Серов.
В полной тишине корсары ринулись к дому. За аркой находился широкий проход с полукруглыми сводами, а дальше – квадратный внутренний дворик, выложенный плиткой. Двор был в точности таким, как представлял Серов: галерея с мощными колоннами, к которым крепились полдюжины масляных ламп, обегала его по периметру, к галереям второго и третьего этажей вели неширокие лестницы, по углам росли платаны, в центре темнел довольно большой водоем. Дежавю, мелькнуло у Серова в голове; этот двор являлся более просторной копией другого, виденного им на Джербе. Впрочем, для домов богатых мавров и магрибцев такая планировка была обычной.
Он махнул рукой, и Кук, Герен, Форест и Мортимер исчезли в комнатах первого этажа. Остальные корсары полезли наверх, чтобы осмотреть хозяйские покои. Хрипатый сжимал в одной руке палаш, в другой – кляп и веревку, предназначенные для Карамана. В неярком свете ламп чудилось, что по лестницам взбирается орда призраков.
– Граф, осмотрите галерею, – сказал Серов. Он остался у колонны рядом с входом, внимательно оглядывая двор, деревья с густой листвой и стены, уходившие вверх на тридцать футов. Его напряженный слух уловил короткие вскрики, что донеслись из нижних комнат – парни Брюса резали прислугу. Наверху все было тихо. Арада, прижимая к груди мешки с порохом, скользил под сводами галереи точно тень.
Никаких следов женщины, отметил Серов, рассматривая оттоманку у ближнего платана. Ни веера, ни брошенной шали, ни забытых туфель или гребня… Возможно, Шейлу держат в заточении?.. Или ее беременность осложнилась, и потому…
На галерее второго этажа грохнул выстрел, и Шестипалый свалился во двор с пробитой головой. Затем рявкнул сразу десяток мушкетов, и трупы стали падать точно град – арабы и турки со страшными ранами от пуль и палашей, и среди них – Джос Фавершем, пронзенный ятаганом. По лестнице с отчаянным воплем скатился Рик Бразилец, за ним, ревя во все горло: «Засада, капитан! Ловушка!» – возник Хрипатый Боб. Корсары начали прыгать с галереи, и Серов, с замиранием сердца, пересчитывал своих людей. Олаф, Стиг и Эрик – трое… Абдалла и Кактус Джо – уже пятеро… Деласкес – шестеро… Еще Хрипатый и Рик Бразилец, всего восемь человек… Убиты только Фавершем и Шестипалый…
На втором и третьем этажах над балюстрадой показались головы в чалмах. Серов выстрелил из пистолетов, два магрибца свалились вниз, с глухим звуком ударившись о каменные плитки пола. Во двор выскочил Герен, за ним появились Мортимер, Форест и Брюс Кук.
– Все за колонны! – выкрикнул Серов. – Прячьтесь в галерее!
Ни страха, ни отчаяния не было в его сердце, только холодная ярость. Он уже понимал, что Шейлы здесь нет, что лазутчики аль Рахмана ошиблись, что случилось нечто непредвиденное – то ли Шейла, Стур и прочие пленные мертвы, то ли запрятаны так далеко, что не найдешь и не достанешь. Он запретил себе думать об этом. Двое его людей погибли, но остальных он должен сохранить и вывести отсюда. Конечно, уже не к морю, эту дорогу блокируют, но ретирада в горы вполне возможна. Если удастся улизнуть…
