В Риканне, судя по всему, обычаи были другими, а чужих обычаев сразу не поймешь; и потому Дженнак одобрительно кивнул, когда Чоч-Сидри, оставив непонятное непонятым, обратился к иной теме:
— Ты сказал, Та-Кем, что в твоей стране много властителей. Есть ли среди них люди светлой крови?
Нефатец наморщил лоб и нерешительно произнес:
— Кровь у всех красная, мудрый. У меня и у тебя, у владык Нефати, у черных людей Лизира и белолицых людей Иберы. Даже у животных она красная! Цвет кожи разный, и кожа может стать шкурой, но цвет крови один.
— Но у кого-то он темней, а у кого-то светлей. Знаешь ли ты об этом? Слышал ли о властителях с алой кровью — такой, как рассветная заря?
Та-Кем все еще морщил лоб, не в силах сообразить, о чем его спрашивают, и Дженнак, шагнув к нему, пришел на помощь.
— Скажи, — произнес он, подбирая самые простые слова, — есть в Нефате люди, которые живут долго? Два срока жизни, три срока? Они не стареют до самой смерти и всегда молоды… Есть такие?
Нефатец с виноватым видом уставился на Дженнака: одно дело не ответить мудрецу, и совсем другое — повелителю. Щедрому повелителю, милостивому, но все-таки владыке, который носит у пояса два грозных клинка, а на запястьях — браслеты с острыми шипами. Мудрец простит непонятливого, а вот властитель… Властители недоумков не любят!
Все это было написано у Та-Кема на лице, и Дженнак, не желая вгонять его в испарину, медленно и раздельно повторил вопрос. Наконец Та-Кем уразумел, о чем его спрашивают, покачал головой и промолвил, мешая язык Нефати с одиссарскими словами:
— В стране моей и в соседних странах, милостивый господин, есть вожди, владыки-ахау, господа над землей и водой, взысканные богами Света, правящие людьми и дарующие им по воле своей благо или смерть. Власть их велика, но живут они тот же срок, что заповедан всем прочим людям, и болеют они как все, и страдают от ран, и старятся, и умирают как все. И никогда я не слышал, чтобы кто-то из них мог купить у богов Мрака хотя бы один лишний день жизни. Даже за самую высокую цену!
Дженнак и Чоч-Сидри переглянулись: было ясно, что если Сеннам и добрался сюда на своей черепахе, то священного семени тут не оставил. Что ж, богов было всего шестеро, и не могли же они осчастливить всех женщин и в той, и в этой половине мира! У них имелись дела и поважней — например, создание Чилам Баль, Святых Книг, исполненных мудрости. Дженнак открыл было рот, чтоб расспросить нефатца, известно ли в его краях о Чилам Баль или об иных божественных заветах, но тут О’Кай-мор окликнул его.
— Взгляни на рисунок, светлорожденный, — произнес тидам, склонившись над чертежами Синтачи. — Мы полагаем, что с попутным ветром можно добраться до этой Иберы за десять или двенадцать дней. Или еще быстрее — ведь расстояния в точности не измерены, и мы не знаем, стоит ли доверять словам этого купца. Но двенадцать дней — самый большой срок. И плыть мы можем на север вдоль берегов, не теряя из вида земли.
— А потом? — спросил Дженнак, разглядывая угловатые очертания Иберы.
— Потом, думаю, нужно войти в пролив и снова повернуть к северу — так, чтобы высадиться на берег со стороны моря.
— А почему не на океанское побережье?
Широкая ладонь О’Каймора накрыла медальон с пальмами и волной, пальцы левой руки скользнули по листу вдоль предполагаемого маршрута.
— Клянусь странствиями Сеннама, мой господин, есть множество причин, чтоб поступить так, а не иначе. Во-первых, морские штормы не столь ужасны, как океанские, и наши драммары будут в большей безопасности. Во-вторых, всем нам любопытно поглядеть на это Длинное море, разделяющее южные земли от северных. Сколь оно широко? Какие дуют там ветры? Есть ли удобные гавани на его берегах? Ну и прочее, что полезно знать о неведомых водах… А третья причина самая важная… Взгляни!
Дженнак следил за тонким пером в руке Синтачи, уверенно торившим путь по желтоватому листу. Арсоланский лекарь был человеком рослым, широкоплечим, с упругими мышцами и мощной грудью, но кисть и длинные пальцы его отличались поразительной гибкостью — он мог без труда дотянуться до собственного запястья. Молчаливый и серьезный, он занимался своей работой, не обращая внимания на кейтабцев и лишь изредка посматривая на площадку.
— Взгляни, вождь, — повторил О’Каймор, кивнув на рисунок. — Это Длинное море лежит среди Земель Восхода в точности так, как наш Ринкас. Форма другая, а назначение такое же. Оно разделяет множество стран и соединяет их, ибо морские пути удобней сухопутных; оно — сердцевина здешнего мира, и все торговые дороги меж югом и севером, западом и востоком проходят здесь. И в нем есть острова — вот и вот! Не такие большие, как в Кейтабе, но и не маленькие! Значит, есть где закрепиться, выстроить крепости, а потом — и города! — Он помолчал, играя висевшим на груди медальоном, знаком достоинства тидама, и добавил: — Конечно, все сказанное мной надо обсудить с жрецами, с твоими воинами и с милостивой госпожой. Не собрать ли, всех днем после трапезы, светлорожденный? В твоей или в моей хижине?
— В твоей, вечером, — сказал Дженнак. — Днем милостивая кьона и я будем заняты.
Вот только чем? — подумал он про себя.
* * *
Маленькие ножки Чоллы, обутые в красные сандалии, вязли в песке, на лбу, под повязкой, выступили капельки испарины. Она, однако, не жаловалась — шагала рядом с длинноногим спутником, временами поглядывая то на стоявшее в зените солнце, то на медленно приближавшиеся скалы. Идти было тяжело, так как в песке повсюду торчали валуны и огромные кости — изогнутые посеревшие ребра, достигавшие двух длин копья, отполированные водой черепа, длинные и узкие, но с пастью в человечий рост, позвонки с остроконечными треугольными шипами, фаланги плавников, каждый размером с голень. Челюсти казались особенно страшными, грозя частой порослью костяных кинжалов; особо крупные клыки были похожи на изогнутое атлийское лезвие, которым на фиратских валах бился Аскара. Кроме того, песок, камни и кости покрывал слой чешуи — потускневшей, но прочной, с довольно острыми краями. Чешуйки были круглыми и слегка выпуклыми; одни как ладонь, другие побольше наколенного щитка, а третьи словно шит, прикрывающий воина от подбородка до паха.
Теперь Дженнак не сожалел, что, поддавшись уговорам Чоллы, отправился в эту бухту. Какие бы слова она ни желала сказать ему наедине, пустяк или нечто важное, времени даром он не потеряет — открывшаяся перед ним картина того стоила! Разглядеть и оценить ее с корабельной палубы было невозможно — посеревшие кости и поблекшая чешуя морских гигантов сливались с песком, их гладкие черепа мнились камнями, и только огромная туша погибшего в шторм чудища все еще сияла среди скал серебристыми отблесками. Впрочем, Дженнак сомневался, что ветер и волны выбросили змея на берег; скорее всего, он закончил жизнь по собственной воле, одряхлев и почувствовав, что сроки его истекли и смерть не за горами. Вероятно, таков был обычай этих существ — принимать гибель на берегу, в определенном месте и в урочное время. То, что видел сейчас Дженнак, являлось их могильником, кладбищем среди скал и песка, где век за веком, тысячелетие за тысячелетием они встречали свой конец. Быть может, сюда собирались все исполины Бескрайних Вод; быть может, таких могильников имелось несколько… Но, так или иначе, жизнь их была долгой, столь же долгой, как у светлорожденных потомков богов, ибо, если не считать привлекшего Чоллу змея, свежих туш или костей Дженнак не замечал.
