Двери номера затворились, Барков щелкнул замком.
– Милорд, позвольте рекомендовать: подполковник Свечин, Василий Константинович, из главного управления Отдельного корпуса жандармов, следователь по особым делам. У него есть вопросы…
– Я владею английским, – упреждая вопрос Джералда, сказал господин Свечин. – Ваша светлость, мне неприятно вас тревожить, вы гость, но служба есть служба. Дело действительно крайне, крайне серьезное, способное даже затронуть отношения между нашими державами.
– Присаживайтесь, – ответил недоумевающий лорд Вулси. – Могу я осведомиться, каковы причины… Настоящего визита?
– Ваша светлость, по сведениям, некоторое время назад вы сталкивались с тайной организацией, именующейся «Сионским приоратом». Меня интересует любая информация об этих людях. Персоналии, связи, потенциальные возможности и прочее.
– По сведениям? – кашлянул Джералд и перевел взгляд на Баркова. Тот не смутился:
– Я обязан был рассказать о кладе на Рейне. Понимаете, обязан! Подполковник, объясните его светлости…
* * *
Тем временем в ресторации «Виктории» играла музыка, сияли электрические лампы, забранные в стеклянные плафоны в виде цветов золотистых лилий, постояльцы отеля и зашедшие с улицы любители хорошей кухни вкушали плоды трудов французских и итальянских кулинаров, составлявших немалую часть доброй славы гостиницы. Развлекательная программа не вызывающая, а вполне скромная – фортепиано, скрипка и романсы, никаких вульгарных цыган и медведей. В «Виктории» останавливается консервативная публика.
Концессионеры и мсье Вершков расположились за одним из лучших столиков справа от сцены, резервированных за гостями номеров-люкс бельэтажа. Зал полон, много военных, семейные пары, коммерсанты, чиновники. Обстановка самая комфортная, не отличишь от лучших заведений Парижа и Вены.
Сдружившийся с Тимоти Прохор научил техасца пить русскую водку, которая, особенно с надлежащими горячей и холодной закусками, ничуть не хуже хваленого виски с Островов, а то и многим лучше – нет противного сивушного запаха, напрямик именуемого мсье Вершковым «керосиновым». Монброн, еще за время предыдущего посещения России пристрастившийся к волжской и каспийской рыбе, угощал замаринованной в белом вине севрюгой доктора Шпилера. Предчувствовавший недоброе настороженный Ойген и не менее мрачная Евангелина ограничились чаем и десертом.
Что-то происходило, и это «что-то» имело непосредственное отношение к общему делу концессионеров, но никакое «волшебство» не позволяло поднять завесу – разбуженные два года назад неведомые силы направляли действия других, совершенно незнакомых людей, выстраивающих здание истории своими руками. По камушку, по кирпичику.
Разговор не складывался, обсуждать странный визит Баркова и невзрачного господина в котелке никто желания не испытывал, рано или поздно всё разъяснится, так зачем строить умозрительные предположения? Ева слушала музыку, из-под полуприкрытых век наблюдая за певицей в кремовом платье, шумели только Тимоти с Прохором, причем оба разговаривали на безобразном вавилонском наречии, которое искренне считали благородным французским языком. Но, что характерно, друг друга понимали на диво хорошо.
Нежданная суета началась со стороны двустворчатых дверей с зеркальными стеклами, ведущими из ресторана в холл гостиницы. Возникший тихий шум походил на нарастающий морской прибой. По рукам пошли листки, похожие на экстренный газетный выпуск, слышались потрясенно-недоумевающие вскрики, некоторые военные поднялись со своих мест и едва не бегом направились к выходу. На сцену выскочил конферансье, прервал девушку в кремовом, что-то прошептал ей на ухо. Певица закрыла лицо ладонями.
– Merde… – Тимоти первым обратил внимание на возникшую сумятицу. – Прохор, что такое? Пожар?
– Не похоже.
Вершков быстро оценил обстановку, приметил мальчишку, раздававшего всем желающим листки, покинув стол, выхватил один.
Прочитал. Перекрестился.
– Да что… – повторил Тимоти. – Война?
Зал в общем порыве встал и запел, господин, сидевший за фортепиано, взял первые аккорды. Было видно, что часть дам, присутствовавших в ресторане, плачут.
– Государственный гимн, – громко шикнул Прохор. – Мадам, мсье, надо встать!
Иностранцев пробрало до костей – подхваченная разноголосым хором мелодия, торжественная и, как казалось, печальная звучала не гимном, а молитвой, да и была таковой в действительности. Едва отзвучали последние ноты, посетители начали спешно расходиться, остались лишь постояльцы «Виктории» и несколько господ в статском.
– Мсье Вершков? – выдавил потрясенный увиденной сценой Робер. – Я… Мы… Это…
– Вот, сударь! – Прохор вытянул руку, в которой был зажат одностраничный выпуск «Санкт-Петербургских ведомостей», отпечатанный всего полтора часа назад.
– Я не читаю на русском!
– Дайте, – потребовала Евангелина. Пробежалась взглядом по строчкам, на католический манер коснулась большим пальцем лба, губ и груди. – Пресвятая дева… Это манифест императора об отречении!
– Отречении? Каком?! Почему?!
– Подождите, я попытаюсь перевести, официальный русский сложнее разговорного… Господним изъявлением сын наш, государь наследник-цесаревич Алексей Николаевич почили… Боже, умер престолонаследник, внезапная болезнь!
– Что делается, а?.. – вздохнул Тимоти. – Дальше?
– Император Николай полагает, что сейчас… Пребывая в неизбывном горе… Не понимаю! Да, вот: передаем наследие наше дяде нашему великому князю Николаю Николаевичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского… Заповедуем править делами государственными в полном и нерушимом единении… Больше ничего особенного. Царское Село, дано сегодня, в три часа и пять минут дня. Подписи: Николай, министр двора генерал-адъютант граф Фредерикс… Наследный принц! Пресвятая дева!..
– Я родился в республике, – осторожно сказал Монброн. – И не совсем понимаю монархические традиции, особенно русские, тут все иначе, нежели в Европе. Получается, скончался маленький дофин? Верно?
– Да, – подтвердила Евангелина.
– Но почему тогда отрекся император? И в пользу дяди? У Николая есть другие дети!
– Девочки. Женщина в России вправе наследовать только если не осталось претендентов мужского пола, а таковых сколько угодно. В манифесте сказано, что охватившее его горе не позволяет впредь отправлять возложенные Богом и народом обязанности.
– Выходит, да здравствует император Николай III? – тихо сказал доктор. – И я почти не сомневаюсь, что… Вы должны понять.
– Вот не нужно таких заключений! – горячо сказал мистер О’Донован. – Док, вы что, окончательно спятили? При чем тут мы?
– Граф Барков ездил за книгой. Книга напрямую связана с нашим общим делом. Его сиятельство привез с собой из резиденции царя незнакомца, похожего на полицейского шпика, и они уединились наверху с лордом Вулси для крайне важного разговора. За нами следят. Тимоти, ты взрослый человек – должен сделать выводы!
