— Будет! — провозгласил Кэрис, когда сабля вновь коснулась лезвия его кинжала, и руку мергейта самым удивительным образом повело в противоположном удару направлении. — Уж прости, ты мне надоел. Катись к своим Заоблачным!
Пока степняк в который уж раз заносил изогнутый полумесяцем клинок для удара, Кэрис легонько взмахнул ладонью и с преувеличенным огорчением вздохнул, наблюдая, как противник валится в сухую траву. Брошенный кинжал вошел точнехонько в правую глазницу мергейта, тот не успел даже понять, от чего умер.
— Исключительно полезный вечер, — бесстрастным голосом сообщил Кэрис, не обращаясь напрямую к Фарру или Ясуру, а будто разговаривая сам с собой. — Пять лошадей, три для нас, одна для поклажи и одна заводная. Луки опять же… И в седельных сумках у мергейтов наверняка обнаружится что-нибудь интересное. Хорошо, что эти недотепы решили взглянуть, кто жжет костер в их собственной степи.
— Умелец, — буркнул Ясур, смерив Кэриса тяжелым взглядом. — Ладно, потом поговорим. Идем коней ловить. Фарр, сиди спокойно, справимся.
— Не смотри на меня голодным волком, уважаемый, — волосатый рубака улыбнулся Ясуру. — Твой образ мыслей понятен насквозь: настоящие воины, мол, никогда не издеваются над противником, не позволяют себе устраивать с ними игру вроде той, которую ты видел, а убивают сразу… Да пойми, уважать такого противника — значит не уважать самого себя. Может, эти узкоглазые хари могут обставить меня в стрельбе из лука, но сегодня у меня сложилось впечатление, что все, — Кэрис размашистым жестом длинной руки обвел пять трупов и, шагнув вперед, наклонился да вытащил из черепа убитого степняка свой кинжал. Вытер окровавленное лезвие о чапан мертвеца и бросил обратно в ножны, — что все эти несчастливцы впервые взяли в руки саблю только сегодня перед закатом. И, понятное дело, поплатились. А вообще-то я человек не злой. Кстати, Ясур, выкини свою пайзу. Она не пригодится, слишком приметная.
— Умелец, — недовольно повторил сторож, качая головой, и, сплюнув, направился в темноту, где похрапывали и глухо перестукивали копытами косматые лошадки мергейтов. — Не стой столбом, помоги.
Фарр сидел ни жив ни мертв. В Шехдаде он достаточно насмотрелся на кровь, трупы и следы необъяснимых зверств степняков, однако настоящее убийство видел первый раз в жизни. Да еще такое… За время пятидесяти ударов сердца Ясур и Кэрис положили пятерых, а последний отправил в бесконечное странствие за пределы мира живого человека с шуточками да прибауточками. Фарр старался не глядеть на мертвецов и огорченно думал о том, что дело могло обойтись оиром: воины армии хагана наверняка прислушались бы к словам Ясура и оставили путешественников в покое. Или все-таки их надо было убить?
Лошадей изловили и стреножили, Ясур приволок к кострищу снятые с седел сумки, а Кэрис, насвистывая веселенькую мелодию, без всякой тени брезгливости на лице принялся оттаскивать убитых подальше, в густую траву.
— Горячего чая сегодня больше не будет, — сообщил он, вернувшись. Обойдемся без костра. Где пять мергейтов, там и полсотни. Если заявится крупный отряд и найдет своих нукеров в настолько неприглядном виде, нам не поздоровится. Поедем прямо перед рассветом, еще затемно.
— Мы что, тебя с собой звали? — опять насупился старик. — Шел бы ты своей дорогой, а?
— Моя дорога, — кашлянул горец, подсаживаясь к Ясуру, осматривавшему на предмет какой-никакой добычи грязные сумки степняков, — лежит… э-э… к закату и полуденному закату. К горам. Следовательно, пока нам по пути. А в будущем — посмотрим,
Глава девятая. Сражение при Мельсине
— Если вашему величеству будет угодно, я немедленно отправлю в Нарлак срочную депешу, и…
— Нашему величеству угодно! Забери вас морской демон, Трайс! Неужели вы не понимаете, что спокойствие вашей державы под угрозой! Не сочтите за обиду, но я перестаю верить в легенды о крепости и нерушимости нарлакских клятв!
— Ваше величество, сие изреченное в горячности оскорбление не имеет ничего общего с истинным положением дел…
— Уходите, эрл Трайс. Я недоволен сегодняшним разговором. И передайте вашему кенигу такие слова: "Спустя десять седмиц степные бунчуки будут развеваться на улицах городов Нарлака, если мы не остановим пришедшую с равнин восхода напасть".
— Будет исполнено, о шад.
Посланник нарлакской державы в соответствии с этикетом отступил на пять шагов, поклонился солнцеликому Даманхуру и быстро вышел из приемной залы. Шад Саккарема, что было для него крайне необычно, выругался и, окликнув немого слугу-мономатанца, приказал принести еще вина.
— Энарек, ты где? Сиятельный эрл, это дерьмо помоечной кошки, забеременевшей от дэва, соизволил отбыть. Энарек?
Из-за плотной темно-зеленой ширмы с вышитыми на ней дикими птицами и яркими водными цветами неслышно выбрался худощавый и скромно одетый человек. Он огладил ладонью клиновидную редкую бородку, зачем-то оглянулся и тихо сказал:
— Господин, твое огорченное сердце слишком часто прибегает за утешением к соку виноградной лозы. Не стоит так много пить. И уж вовсе не следует употреблять слова, недостойные наместника Атта-Хаджа и его Провозвестника.
Даманхур в самом деле выглядел усталым. У сравнительно молодого и сильного человека, безраздельно владевшего самым огромным государством материка, появились коричневатые круги под глазами, борода не была причесана и умащена благовониями, и даже крупный зеленый камень на богатом тюрбане смотрелся как-то тускло. Шад чувствовал себя дурно, ему постоянно хотелось пить, последний раз он плотно покушал целых четыре дня назад, а в последующие дни забивал чувство голода вином и удивительным напитком, специально приобретаемым для государя смотрителем дворцовой кухни у не желающих покидать Мельсину сегванских торговцев. Беловолосые бородачи с полуночи именовали сие мерзкое (по мнению испробовавшего напиток главного кухаря) пойло жидким хлебом и варили его из ячменя да солода.
— Возможно, — согласился Даманхур. — Что еще остается делать? Я вчера посетил главный храм Богини, приносил жертвы Атта-Хаджу, добиваясь ответа: неужели предреченный в Книге конец мира пришел именно в мое правление?
— Если это так, — вкрадчиво начал глава Государственного совета, — то шаду следует вести себя достойно пред ликом Предвечного… и своих подданных. А если нет — то и оснований для беспокойства не существует. Это всего лишь еще одна война. Большая, тяжелая и кровопролитная. Слишком кровопролитная.
— Твоя правда, Энарек. — Шад, однако, вытянул руку и, забрав с принесенного мономатанцем блюда кубок с вином, сделал жадный глоток. — Кого сейчас мне следует принять и выслушать очередную порцию пустых обещаний?
— Светлейшего центуриона Гермеда, посла царя аррантов. У него хорошие новости, господин. Будь с ним приветлив.
Энарек снова отошел в дальний конец зала и исчез за ширмой, притаившись. Приказ шада обязывал его негласно присутствовать во время каждого разговора своего повелителя с иноземными посланниками.
