— Ты слышал, что они говорят? — обратился Тофур к Сасфу. — Они подтверждают, что я настоящий мужчина. Твое условие выполнено, позволь мне преподнести тебе этого усача. Выдай за меня свою дочь!
— Свадьба! Быть свадьбе! Молодец Тофур! Счастья и многих детей Дии! — взорвалась площадь хмельными криками.
Дия заулыбалась, залилась румянцем и спряталась за спину отца. Тофур улыбнулся. При всех своих недостатках, его односельчане были добрыми и славными людьми и умели радоваться за соседа так же, как за самих себя. Порой они посматривали на юношу косо: мыслимое ли дело, вместо того чтобы трудиться в поле или на огороде, целыми днями охотиться и рыбачить? Но, с другой стороны, чего ещё ждать от сироты, приемный отец которого сам шатун и ничему другому научить не может? К тому же благодаря странному юноше, ни во что, кажется, не ставящему собственную жизнь, любой пожелавший свежей рыбки или дичины мог не трудить ноги, не рисковать, а выменять их у старика Пайла на хлеб и овощи. Слава Тофуру, какой он ни есть, а свой, родной, пусть будет счастлив и скорее брюхатит Дию, чтоб деревня огласилась криками новых, вечно путающихся под ногами ребятишек!
— Ты мужчина, и я принимаю свадебный дар. Дия будет твоей женой! — торжественно произнес Сасф, придавая соответствующее случаю выражение своему круглому, пышущему здоровьем и довольством лицу. Про себя он подумал, что дурацкая размолвка с Тофуром закончилась к обоюдному удовольствию. Дия не будет больше плакать по ночам, будущий зять показал себя героем, а ему не надо опасаться, что Тофур, замяв под кустом его дочь, сделает ей ребенка и, подобно отцу своему, удерет искать судьбу где-нибудь в чужих краях.
— Неси усача во двор. Дия, позови мать, надо разделать рыбину, пока не протухла.
Помощники Тофура, ворча, двинулись к калитке во двор. Следуя указаниям Дии, затащили усача за амбар, бросили на широкий разделочный стол, содрогнувшийся под. тяжестью рыбины, и поспешили на площадь, чтобы присоединиться к веселящимся товарищам.
— Как ты поймал такую громадину, такую страшилину? — спросила Дия, глядя при этом не на усача, а на юношу счастливыми, широко распахнутыми глазами.
— А вот так! — Тофур обнял её правой рукой за плечи, а левую сунул ей под юбку. Девчонка радостно взвизгнула и, прильнув к нему всем телом, часто-часто задышала, ища влажными приоткрытыми губами губы любимого.
— Это ещё что за безобразие! — послышался голос матери Дии, вышедшей из дома с большой плетеной корзиной и двумя ножами в руках. — Ишь шустрый! Лучше иди о свадьбе подумай, жених! Чем народ кормить-потчевать будешь? А ты нож бери, потроши рыбину, успеешь ещё со своим удальцом помиловаться!
Расцепившись, новоиспеченные жених и невеста прянули в разные стороны, однако Тофур напоследок успел шепнуть Дии:
— Как все утихнет, не спи смотри. Я тебя за хлевом ждать буду.
К концу первого дня Тофур отыскал следы трех незнакомцев, которых преследовали пришлые, возглавляемые Заругом и Уифом. Дело было за немногим — догнать их. Юноша прилагал к этому все усилия, и не его вина, что люди Заруга оказались плохо приспособлены к походу через джунгли. Они постоянно проваливались в ямины, оступались, подвертывали ноги и то в ужасе шарахались от безобидного сухосверча, то лезли прямо в глотку пятнистому удаву, а уж шумели так, будто по лесу целая армия глетов марширует. Их счастье, что не наступило лето и эти самые глеги не вышли ещё из Чиларских топей. Цепенящий душу рев доносился порой откуда-то издалека, и лица пришлых становились белее молока, хотя поворачивать назад они пока не собирались.
Тофур поправил уложенную под голову котомку и тихо вздохнул, прислушиваясь к разговору пришлых, в который уже раз вспоминавших ужасные истории, рассказанные Сасфом о джунглях в тот памятный вечер. Послеполуденный отдых ещё только начался, и юноша прикрыл глаза и расслабил мышцы, подумав, что пришлые ещё хуже деревенских. Они не умеют идти по лесу, не видят творящегося в пяти шагах и даже отдыхать не могут так, чтобы скопить за время короткого привала как можно больше сил. Поэтому-то, несмотря на все его заботы о них, двое уже мертвы, а троих, отмеченных страшной лапой джунглей, Заруг отослал назад. Вот только сумеют ли они вернуться? Сасф многое приврал и преувеличил, но кое-что из сказанного им заслуживало внимания, и в главном, в том, что кому попало соваться в джунгли не след, он был, безусловно, прав.
«Истинный бич наших лесов — сухопутные пиявки. Они живут всюду: во мху, под камнями, в перегное, на кустах и деревьях — и ползают удивительно быстро. Некоторых животных они покрывают не только снаружи, но и изнутри. Они заползают спящему в глотку и, наглотавшись крови, разбухают и закупоривают горло так, что человек в муках умирает от удушья», — вещал Сасф, закатывая глаза и сам ужасаясь рассказанному. Тофур усмехнулся. Быть может, где-то такие страшные пиявки и водятся, но здешние отличаются медлительностью. Иногда они, правда, присасываются к сапогам, но если посадить их на свежеубитую дичь, дать напиться крови, а затем собрать и поджарить — лакомство выходит исключительное.
«Еще хуже мелкие пчелы, норовящие ужалить человека в глаз, залезть в уши и ноздри», — продолжал пугать слушателей лавочник. Тофур тогда едва сдержался, чтобы не добавить, что укус пчелы действительно весьма болезненная штука, однако от этой напасти есть простое средство — срезать ветку и отогнать ею назойливое насекомое, не дожидаясь, пока оно укусит или залезет в ноздрю.
«Укус алого клеща сводит человека с ума, колижук забирается под кожу и колет изнутри так, что звери отгрызают себе лапы, лишь бы избавиться от него», — зловещим шепотом повествовал лавочник, не подозревая, по всей видимости, что алые клещи встречаются крайне редко, а от колижука, размером не превышающего крохотное семечко, не избавится только ленивый. Для этого надо сделать маленький надрез и выковырять паразита из-под кожи. Глубоко он забраться не может, а сквозь шерсть и мех ему вообще не проникнуть. Спору нет, водятся в лесах жгучие улитки, которые, падая с ветвей, оставляют на коже болезненный след, похожий на ожог. Но на открытые части тела — руки и лицо — они падают не часто, а кому придет в голову бродить по джунглям голышом?
«Бодрствующий человек ещё может какое-то время уцелеть в наших лесах, спящий же становится жертвой нетопырей, высасывающих из него кровь. А если ему удастся спастись от них, его настигают смертоносные мушки, которые откладывают яйца в носу и ушах несчастного. Через несколько дней из яиц вылупляются личинки и начинают поедать беднягу заживо. Они уродуют лицо, прогрызают под кожей глубокие ходы, и человек, потеряв от боли рассудок, умирает мучительной смертью», — разглагольствовал ни разу в жизни не спускавшийся с плато Сасф, и пришлые слушали его, раскрыв рты от изумления и ужаса.
Отнеся усача за амбар, Тофур заглянул в лавку и скоро из разговоров присутствующих понял, что Заруг и его спутники разыскивают трех ночевавших недавно в их деревне незнакомцев и нуждаются в проводнике. Когда Заруг и Уиф вышли из лавки проследить, как устраиваются на ночлег их подчиненные, будущий тесть сообщил юноше, что если тот согласится быть проводником пришлых, то он, Сасф, обещает приготовить к его возвращению все необходимое для свадьбы. Предложение это пришлось очень не по душе Тофуру, кое-кто из деревенских, сидевших рядом с ним за длинным дощатым столом, тоже возмутился, обвиняя Сасфа в том, что тот посылает будущего зятя на верную смерть. Эти-то хмельные выкрики, из которых Тофур понял, что, вернувшись из джунглей, станет для односельчан настоящим героем, да ещё мысль об отсутствии денег на устройство большого свадебного угощения и заставили его дать согласие.
