Пару раз я выхватила взглядом из толпы самого хозяина. Степенного, важного, несмотря на его невысокий рост. Он стоял, вздернув подбородок и полуприкрыв глаза, всем своим видом демонстрируя крайнее безразличие и предельную усталость.
Я взяла со стола тарелку с тарталетками и куриной ножкой, фаршированной грибами, и прислонилась к дереву. Несмотря на то что легкий холодок пощипывал кожу, мне было приятно и комфортно.
– Любуетесь вечерними красотами? – раздался рядом знакомый голос.
От неожиданности я чуть не уронила тарелку.
– Вы всегда выныриваете так внезапно?
– Всегда. А вы всегда прикидываетесь невинной овечкой?
– Что вы хотите этим сказать? – спросила я громко. Теперь он не собьет меня с пути четко заданного поведения, не выведет из себя!
– Я подумал, что вы – скромная тихая девушка. – От этих слов мои щеки заалели, но, слава аллаху, было темно, так что он меня не видит. – А вы запросто тусуетесь с олигархами?
– Я вас в заблуждение не вводила, – деловито сказала я, накидываясь на куриную ножку. – Эксперт по искусству может консультировать и министра… и президента… – Что я несу, с ужасом подумала я, вгрызаясь в ножку, и тут же «понесла» дальше: – А вы… вообще человек без определенных занятий. Даже на визитке своей ничего не проставили. Словно скрываете свою профессию.
– Конспирация.
– Оно и видно.
Он взял с моей тарелки тарталетку и отправил в рот.
– Вы знакомы с хозяином дома?
– Н-да, – неопределенно промычала я, – знакома. А почему вы об этом спрашиваете?
– Да так. Большой человек в России.
– Да уж немаленький, – с некоторым вызовом сказала я. – Крупный предприниматель.
– У нас таких называют «жирными котами».
– Не знаю, как у вас, а у нас – это лидеры демократии.
Андре вдруг оглушительно захохотал, запрокинув голову.
Я невольно смутилась.
– Политически неграмотная, так я бы сказал о вас!
– Попрошу не оскорблять!
– Разве это оскорбление? Констатация факта.
Я догрызла куриную ножку и положила ее на тарелку.
– У вас хороший аппетит.
– Не жалуюсь.
Я постепенно впадала в тихое бешенство. Непонятно, почему он так на меня действует, что я становлюсь какой-то дурочкой. Ну что же это такое?! От досады и злости на себя мне хотелось плакать. Но я же не така-а-ая! Надо сворачивать наш разговор «по душам» – ничем хорошим это не закончится. Я опять сорвусь, как пить дать! А главное – меня тянет к нему, тянет до умопомрачения… Та ночь всколыхнулась в моей памяти и ударила в солнечное сплетение. На секунду мне даже стало трудно дышать. Бежать! Бежать, стучало у меня в висках.
– Смотрите, – вкрадчиво сказал он. – Истинные хозяева жизни. Вы не задумывались, как они себя ведут? Как звери. Они признают только силу и готовы сожрать слабого, безжалостно затопать его. Как будто человечество вернулось назад к каменному веку с его культом грубой силы. Приматы признают только вожака. Доминирующего самца. Понаблюдайте за их повадками, манерами, если вы как следует присмотритесь, заметите терзающий их животный страх – лишиться своего положения, статуса, денег… Кажется, даже окружающий их воздух отравлен этим страхом.
Этот мужчина стоял так близко ко мне, что у меня закололо в позвоночнике. «Надо уходить, – сигналило что-то в мозгу. – Он тебе не по зубам… Ты опять будешь выглядеть мелкой, жалкой, скуляще-несчастной, агрессивной… Этот мужчина крайне отрицательно влияет на твои умственные способности, Кристина».
Бежать! Бежать!
Я нарочно зевнула, прикрыв рот рукой.
– Я, пожалуй, пойду. Завтра вставать рано…
– Сбегаешь!
И от этого насмешливого «сбегаешь», от этой его уверенности, что ему все можно, все дозволено, моя спина невольно распрямилась, и подбородок вздернулся вверх.
– Нет! – отчеканила я. – Не сбегаю. Я могу остаться.
– И ладненько. Да поставьте же куда-нибудь вашу тарелку, – вдруг рассердился он. – Я хочу пригласить вас на танец.
– Меня?
– А что? Это невозможно? Или я – неподходящая партия?
У меня захватило дух.
– Ну… можно.
Он вновь рассмеялся:
– Вы так очаровательно говорите, как будто сомневаетесь сами в себе.
Я закусила губу: это было близко к правде, очень близко. Как в детской игре: холодно-горячо, стало очень горячо… Даже жарко.
Он взял мою тарелку и позвал пробегавшего мимо официанта:
– Возьмите.
Тот на лету схватил тарелку и умчался.
– Вам нужен бокал шампанского.
– Я уже пила, – обреченно сказала я.
– Выпейте еще. Вам нужно расслабиться.
Очередной официант материализовался из воздуха. Два бокала на трогательно-тонких ножках, наполненных шипучим напитком, стояли на подносе.
– Прошу!
Я покорно-обреченно взяла бокал. Вся моя злость и досада прошли, осталось чувство настороженности, и еще – ожидание. Я не знала, чего ожидать от этого человека. И мое собственное незнание странным образом волновало и будоражило меня, словно я оказалась на пороге каких-то волшебных, чудесных изменений, совсем как под Новый год, хотя я была уже взрослой девочкой и в сказки не верила. Или все-таки – в глубине души верила? Только боялась в этом признаться даже самой себе…
– За вас! – Его взгляд скрестился с моим.
И я поспешно отвела глаза. От глотка шампанского словно ток пробежал по телу, и я рассмеялась.
– Это уже лучше. Когда вы сердитесь, вы тоже очаровательны. Но смех вам идет больше.
– Вы намекаете на наше расставание в отеле? – вспыхнула я.
– Бог с вами, я никогда ни на что не намекаю. Я говорю открыто и прямо.
– Как же, как же! – пробормотала я.
Почему мне кажется, что этот мужчина – сплошная загадка, и, сколько я ни задам ему вопросов, он не ответит правдиво ни на один.
Я допила шампанское – легкое, сладкое, тающее на губах. Официант забрал у меня пустой бокал, и Андре протянул мне руку.
– Ну так как же обещанный танец?
– Я ничего не обещала.
Танцевать я не умела. И с мужчинами раньше не танцевала. Разве можно считать танцами посиделки под Новый год в моем родном музее, когда моя начальница как-то устроила праздник и завела музыку шестидесятых-семидесятых годов, чтобы «девочки» потанцевали с «мальчиками». И пригласивший меня «мальчик», доктор искусствоведения Марычев Борис Петрович, изображал из себя искусного танцора, постоянно наступал мне на ноги и рассказывал с пришепетыванием, как он бегал на дискотеки во времена своей молодости в Нескучный сад. Пару раз я танцевала с Пашей, на 8 Марта и на Новый год. Это был шутливый вечер – дурацкая музыка и дурацкий танец с Пашей, который скорее плясал, пародируя самого себя, высоко вскидывая ноги и изображая африканскую страсть. Света Чиж умирала со смеху, налегая грудью на стол, а я хотела, чтобы поскорее закончился этот наш «номер».
