Никогда я не танцевала с мужчиной… в нормальной обстановке. Желая и танцевать, и одновременно – прекратить этот танец, не находиться в такой опасной, такой восхитительной близости от него. Хотелось убежать, спрятаться и вместе с тем – прижаться к нему еще крепче и почувствовать его тело. Как в ту незабываемую ночь!.. Мы оба старательно делали вид, что той ночи просто не было. Но это старание обходилось лично мне слишком дорого! Я была готова в любой момент сорваться и прильнуть к нему всем телом или обратиться к Андре на «ты» и сжать его руку… Но он танцевал не приближаясь ко мне: между нами оставалось некое расстояние, «тонкая красная линия», только наши руки крепко переплелись, и длинные пальцы Андре приятно согревали мою холодную кожу.
Моя голова так сладко, так приятно кружилась, губы растягивались в невольной улыбке. Я даже не понимала: какая играет музыка – медленная или быстрая? Я только старалась попасть в такт мелодии, хотя этого от меня и не требовалось. Андре вел в танце, и мне оставалось только подчиняться и не портить игру.
– Вы хорошо танцуете.
– Вот уж нет, – вздохнула я. – Моя бабушка всегда жалела, что не отдала меня в детстве в школу танцев.
– Вы очаровательно непосредственны.
– Звучит почти как ругательство.
– Наоборот.
Я по-прежнему не понимала, смеется он надо мной или нет.
Его губы почти касались мочки моего уха. В груди разливалась приятная сладкая тяжесть. Она бильярдным шаром ударила мне в ноги, и они неожиданно стали тяжелыми, ватными.
– Может быть, закончим наш танец? – прошептала-прохрипела я.
– Устали?
– Нет. Но…
Он отпустил меня, и я едва не упала от неожиданности, оттого, что оказалась одна – без поддержки.
Рядом раздался взрыв смеха – русалочий смех Алены Сивашовой грозил накрыть меня с головой. Казалось, еще немного – и я захлебнусь в этом смехе.
– Может, мы отойдем подальше? – предложила я.
Алена вынырнула из-за пальмы с мужчиной лет сорока, похожим на понурого бультерьера. Она взяла его под руку и направилась к нам.
– Как ты? – воскликнула она с неподдельным энтузмазмом, как будто я была главным человеком в ее жизни. Наверное, это называется «искусством светской беседы». Такой вот задорно-веселый тон, отметающий разом все переживания и печали. Человек, говорящий таким тоном, просто не имеет на них права.
– Ничего. Отдыхаю.
– Какое у тебя красивое ожерелье!
– Да. Фамильное…
Незнакомый мужчина что-то пробормотал, но слов я не разобрала.
– Как я поняла, твой француз по-русски ни бум-бум? Плохо. Мужчина – красавец. – А это Майкл Стависски. Независимый финансовый консультант. Говорит по-русски, – спохватилась Алена, представляя мне своего спутника.
– Очень приятно.
Стависски припал к моей руку и сказал, старательно выговаривая слова, по-русски:
– Вы хорошо танцевали.
– Я и французский понимаю.
– Очень хорошо. Русские, простите, ленивы и нелюбопытны. И к языкам, как я обратил внимание, не очень расположены. Я одно время работал в русском департамента крупного банка. Могу говорить русский и понимать.
Тут уж я не вытерпела:
– Не знаю, о каких русских вы говорите. Я знаю еще английский, итальянский, испанский и немецкий.
– Вау! – Стависски хлопнул в ладоши. – Очень приятно. Вы работаете переводчицей?
– Нет. Экспертом по искусству.
– Отлично!
Я перевела взгляд на Андре. Он откровенно смеялся.
– Как жаль, что он ничего не понимает, – понизив голос, сказала Алена.
– А ты учи языки, и будешь сама все понимать.
– Не могу. Не даются они, хоть ты тресни! Сколько раз принималась учить – и ни с места. Даже на дом ко мне ходила одна училка из Британского Совета, бабки я такие ей отваливала – будь здрав! Не получилось. Наверное, у меня нет способностей к языкам. Вот тебе они легко дались?
– Не знаю. Не задумывалась об этом. Меня бабушка учила.
– Вот видишь. А у меня такой бабушки не было.
Вся страна знала, что Алену изнасиловал в тринадцать лет ее собственный отец, а через год она сбежала из дома, из маленького городка в Зауралье, и двинулась покорять Москву.
– Попробуй займись еще раз. Надо, чтобы тебе интересно было самой их учить. Не из-под палки. А самой. Но что-то мы говорим на такую тему, которая нашим мужчинам абсолютна неинтересна. И Андре к тому же ничего не понимает из нашего разговора.
– А он уже «твой»? – И Алена посмотрела на меня с интересом.
– Ну, это я так сказала. Для обозначения.
– Что ты ломаешься? Мужик он – отпад! Или тебе еще каких-то принцев надобно?
Алена отличалась повышенной бесцеремонностью, которая в московских светских кругах считается особым шиком. Сразу решить, что любимый человек – свой в доску, и навешивать на него груз своих лично-сексуальных проблем – это было в норме. Насчет этого меня просветила Света Чиж.
Стоявший с умный видом Майкл Стависски заговорил с Андре по-французски, и Алена мгновенно навострила уши.
– Это они нас обсуждают?
– Нет. Новости спорта.
– А… Представляешь? Я уже почти закадрила одного олигарха, а к нему, оказывается, внезапно подруга приехала. Моделька! Они поссорились. И вот снова помирились. Конечно, кто же с олигархом будет всерьез ссориться? Со своим куском хлеба с черной икрой? Приползла она к нему и прямо здесь сцену примирения разыграла. Швабра! А платье на ней от Диора. И бирюльки от Картье. Уж я-то в этом разбираюсь! Слушай, закурить есть? Курить хочется. Нажралась шампанского на пустой желудок, чуть ли не тошнит.
– Сигарет у меня нет.
– А у твоего французика? Спроси. Не убудет с него.
Сигарет у Андре не оказалось. Но зато они были у Стависски. Он галантным жестом протянул Алене сигарету и щелкнул зажигалкой.
Сивашова затянулась:
– Стоим вот мы с тобой, вроде девчонки симпатичные, а стоим – и подпираем местные пальмы.
– У тебя же Стависски…
– Стависски не в счет. У меня с ним ничего нет. К тому же, по-моему, он гомик.
Мужчины по-прежнему делились друг с другом сведениями о футболе и прошлогодней регате.
– Холодно как! – Алена поежилась в своем норковом полушубке. – Ты-то как? Не дубеешь?
Только сейчас я ощутила, что меня уже бьет легкая дрожь. Странно, а во время танца мне холодно не было.
– Мы пойдем, – обернулась я к Андре. – Прохладно становится.
– Подождите. Я хочу с вами поговорить.
