Интересно: и где же он меня караулит? Или Андре не сдержал своего обещания и не стал меня подстраховывать? Я же велела – не провожать…
Вокруг никого не было. Сидеть на камнях мостовой было холодно, я медленно поднялась и пошла в сторону виллы Колпачевского. Пошел мелкий моросящий дождик, потом он забарабанил сильнее. На дорогу у меня ушло полчаса. Я вся промокла и дрожала от озноба. Временами я останавливалась и осматривалась по сторонам. Было страшно, неуютно и темно. Темнота расползалась вокруг меня, и это была какая-то физически ощутимая темнота, густая, как глина; все тело болело, не хотелось никуда идти. Хотелось лежать под одеялом и пить чай с лимоном.
Поплутав еще какое-то время по окрестностям, я вышла к вилле. Господи! И за что мне все это? Паша не звонил, Баранов на встречу не пришел… А что мне-то делать? Колпачевский – не тот человек, которого можно обвести вокруг пальца. В случае чего с плеч полетит именно моя голова… Машинально я потрогала свою голову, как бы удостоверяясь, что она еще на месте… И еще украли сотовый! А я без него в чужой стране – как без рук!!!
У виллы меня уже ждали. Из густого тумана навстречу мне шагнул Валасьен.
– А! – вскрикнула я, отступая назад. – Что у вас за манера такая – на людей наскакивать?!
– Вы о ком?
Я повела плечами.
– О вас! Я промокла! – вырвалось у меня, помимо моей воли. – Насквозь, просто какие-то хляби небесные разверзлись.
Мы почему-то почти всегда говорили друг другу «вы». У меня язык не поворачивался ему «тыкать». Он словно находился на недосягаемой высоте, далеко от меня. Настоящий принц из детской сказки… Красивый, нереальный, неземной… Даже несмотря на то, что я частенько злилась на него.
– Взяли бы машину.
– У меня украли сумку. С деньгами и с мобильным в придачу.
– Как?!
– Молча! Катил мимо какой-то сумасшедший мотоциклист и чуть не размазал меня по стенке, толкнул меня в плечо, вырвал сумку и умчался. Я думала, что такие штучки-дрючки только в Италии случаются.
Он шагнул ко мне, и мне показалось – на какие-то доли секунды, – что в его глазах мелькнуло нечто похожее на нежность, и еще – на растерянность. Он сделал такой жест, словно хотел заключить меня в объятья. А я стояла и смотрела на него. Наконец он резко выдохнул и отступил назад.
– Вам холодно?
– Нежарко!
– Тогда – быстро в дом! Согрейтесь.
– Спасибо за совет.
Мне ужасно хотелось уткнуться в его куртку и так и замереть. Даже под дождем…
– Скажите этой… домоправительнице, что вас обокрали, пусть примут меры. Вы же простудитесь.
Какое ему, черт возьми, дело, простужусь я или нет? И что это он старается быть таким заботливым? Даже тошнит… Тот самозабвенный страстный секс – не в счет… Он просто поразвлекся, позабавился, получил свое! Потешил свое мужское эго. И тут еще этот Баранов… Зачем ему надо было назначать мне свидание, если он на него даже не явился? И даже не перезвонил. Скажите на милость, какие мы необязательные. И Паша молчит. И еще я вся вымокла, и эти дурацкие туфли на шпильках… Молча я прошла мимо Андре в зал.
Марианна Николаевна показалась в глубине холла.
– Марианна Николаевна! – позвала я ее.
– Да? – голос ее был чеканно-бесстрасстным. Светло-серые глаза смотрели на меня настороженно.
– Я промокла и… боюсь простудиться. У вас есть чай с лимоном?
– Как – промокли? Почему вы не взяли такси? – строго спросила меня Марианна.
– Меня… – от ее внимательно-испытующего взгляда я поежилась. – Обокрали.
– Где? – теперь в ее взгляде читалась явная снисходительность. Хороших, «правильных» девушек не обворовывают непонятно где! Хорошие, «правильные» девушки ходят с надежными спутниками или спокойно сидят себе на вилле, куда их пригласило его сиятельство Константин Диодорович.
– В городе. Я гуляла.
Губы ее сжались, сложившись в презрительную складку. «Плебейка, – сигналили они мне. – Залезла сюда обманом, и еще одни хлопоты нам от тебя!»
– Мне бы чай с лимоном.
– Хорошо. Сейчас я все организую. Принесут прямо в комнату.
Она развернулась и зацокала каблуками, удаляясь в коридор.
Я поднялась по лестнице к себе. Надо было еще сказать ей про мобильный и про деньги. Особенно – про мобильный. Я без него – никуда! Что мне теперь делать? Вдруг Паша уже давно звонит-надрывается, а я ничего не знаю об этом. Выпью-ка я чай с лимоном и пойду искать Баранова. Выскажу ему все, что о нем думаю! На пощаду пусть и не надеется.
Чай принесли в чашке из тонкого фарфора.
Прозрачный жемчужно-золотистый кружок лимона плавал в янтарной жидкости.
– Спасибо, – сказала я официанту. Он весело сверкнул белоснежными зубами и тихо закрыл за собой дверь.
Чай был теплый, а я любила зимой пить горячий, такой, чтобы от него сводило скулы и чтобы можно было бы даже и не пить его сразу, а просто погреться, обхватив кружку обеими ладонями. И чай с лимоном я любила пить не из таких маленьких, кукольно-игрушечных чашечек, а из больших кружек. Чтобы дуть, долго дуть на горячий чай, а потом пить его маленькими глотками, сидя в уютном кресле, забравшись туда с ногами, и смотреть за окно, где уже царит непролазная темень, зная, что ты защищена от нее мягким светом лампы, креслом и этой большой кружкой, от которой приятное тепло растекается по пальцам и по всему телу…
Здесь ничего этого не было. Я поставила тонкую маленькую чашку на стол и подошла к окну.
Почему он все время попадается мне на пути? И все время подкалывает меня? У него такая манера или это просто я вызываю в нем такое желание – насмешничать?
За окном красивые пальмы колыхались от ветра, как будто это юная барышня ломала себе руки, умоляя кавалера не уходить и не бросать ее одну. Ветер взъерошивал пальмы; их тонкие листья отчаянно трепетали в воздухе. Небо уже стало антрацитово-черным. Беззвездным – почти. Редкие звездочки блестели на небе смутными, едва различимыми точками. Фонари горели около входа, а там, среди пальм, стояла первобытная, доисторическая темнота. Как до Сотворения мира или еще раньше…
Может, позвонить Валентине и попросить ее найти Баранова? Но не вызовет ли это каких-либо подозрений?
Я видела ворота, лужайку и лестницу с двумя каменными львами. Я прижалась лбом к стеклу. На лестнице показалась какая-то фигура в брюках, куртке и берете – Баранов! От неожиданности я отпрянула от окна. Он здесь, голубчик, и никуда даже и не думал уходить… Не могли же мы с ним разминуться? Меня просто выманили из дома… но зачем? Я метнулась в глубину комнаты. С какой целью меня заставили идти в город? Или он просто передумал идти на нашу встречу?
А если… если это по его наводке на меня налетел мотоциклист и отобрал сумку? Баранову и тем, кто стоит за ним, понадобился мой сотовый с телефонными номерами – там все мои контакты. Он действует один? Или с кем-то в паре? Но кто его сообщник? И с кем он сам говорил по телефону в оранжерее? Он говорил по-русски… Может быть, он действует в паре с кем-то, кто сейчас находится на вилле Колпачевского? Кто же это? Грушев? Эля? Марианна Николаевна? А может, во всем этом замешан еще и Андре? Что я о нем знаю? Что? Ни-че-го! Мне стало так страшно, как уже было однажды – в далеком детстве, когда Геня ушла вечером в театр, а в доме внезапно перегорел свет, и я сидела, вцепившись руками в подлокотники, и таращила глаза в темноту. Она казалась живой, осязаемой, населенной разными чудищами, которые смотрели на меня из тьмы и скалили пасти. Не было сил даже заплакать; в душе заледенел не поддающийся никакому измерению и описанию ужас, я тихонько скулила, и все нервы мои вздыбились, ощетинились…
