– Ты чего-то боишься?
– Я боюсь за тебя…
– Это я уже слышала…
В первом попавшемся магазине мы купили белье и разные мелочи и вернулись к машине.
– Долго нам еще ехать?
– Нет, – кратко бросил Андре. Судя по тону, он, похоже, за что-то на меня сердился. Я даже развеселилась. Он меня обманывал с самого начала, преследовал свои цели, и даже сейчас он не до конца откровенен со мной – в этом я была твердо уверена, и все-таки вел себя так, словно это я была виновата перед ним.
Мы затормозили около дома, розово-желтого, и я вскинула на него глаза.
– Выходим?
Он смотрел куда-то мимо меня.
– Выходим. Только иди за мной и старайся не отставать.
Мы поднялись по лестнице на третий этаж, и Андре открыл ключом дверь. Квартира была трехкомнатной – спальня, гостиная, еще одна небольшая комната с двумя окнами, угловая, и кухня.
– Это твоя квартира?
Он покачал головой:
– Съемная. Здесь мы поживем, пока… – он не окончил фразу, подошел к окну и задернул шторы. – Так лучше.
– Так и будем сидеть в потемках? – вырвался у меня краткий смешок.
– Если понадобится – будем.
Он был мрачен, небрит и выглядел очень усталым. У меня возникло искушение – погладить его по щеке, и я… испугалась за себя. Неужели я такая тряпка? Этот человек практически все время водил меня за нос, выдавал мне минимум информации в строго отмеренных дозах, а я готова все ему простить? И притворяться, что ничего не произошло?
– Есть хочешь?
– Не знаю.
– Так хочешь или нет?
– Хочу.
– Я приготовлю. Иди в комнату, располагайся, прими душ, если хочешь. На какое-то время эта квартира станет твоим домом. Так что обживайся.
Ни слова не говоря, я прошла в спальню и села на кровать. Не угодила ли я в очередную западню?
Я посидела так минут десять, пока до меня не донесся аромат жареного мяса. Я вышла на кухню.
У плиты возился Андре. Он был в черной водолазке и серых брюках.
– Приготовлю так, что ты пальчики оближешь.
– Мне все равно.
– Это почему?
– Потому.
Он резко развернулся ко мне:
– Кристина! Ты ведешь себя, как обиженный ребенок. Почему ты не хочешь взглянуть на эту ситуацию глазами здравомыслящего человека? Тебе грозит опасность, и ты должна какое-то время пересидеть здесь. По-моему, это единственный выход из создавшегося положения. Надо уметь контролировать свои эмоции и держать себя в руках.
– Не знаю. Почему я должна тебе доверять и сидеть здесь неизвестно сколько времени?
– Что ты предлагаешь?
– Связаться с русским консульством и объяснить им все, обрисовать ситуацию. Я подожду, пока мне не выправят документы и как-то разрешится ситуация с билетами. Я все сказала, что от меня требовалось, и хочу вылететь в Москву. Ты обещал, что меня отпустят, как только я выполню… вашу просьбу. Вместо этого меня привезли сюда, и ты хочешь, чтобы я спокойно сидела сложа руки и верила каждому твоему слову.
– У тебя есть какая-то версия, объясняющая, почему я это делаю.
Я пожала плечами:
– У меня нет ни малейшего желания копаться в твоих мыслях и мотивах. Я просто хочу уехать в Москву. Меня там ждет начальник. Работа, в конце концов.
– Именно поэтому ты и не можешь сейчас вернуться в Москву. – Андре вновь повернулся ко мне спиной.
– Тогда можешь хотя бы сказать: сколько времени я здесь пробуду? – спросила я у этой спины в черной водолазке.
– Не могу, – мрачно изрек он. – Потому что и сам не знаю.
– Так не пойдет… – Я села на табуретку и скрестила ноги. – Я даю тебе срок… ну, скажем, неделю. Потом ты меня отпускаешь. И все.
– Ты еще ставишь условия?
– А почему бы и нет? Чем я тебе обязана?
– Жизнью.
Я подняла брови, но спина этого не увидела.
– Давай пока что отложим этот спор. Ешь. – Он поставил передо мной тарелку.
– Что это?
Есть мне хотелось ужасно, но демонстрировать ему свой аппетит – нет. Я лениво подцепила вилкой кусочек мяса и медленно отправила его в рот. Он смотрел на меня настороженно, изучающе, пытаясь понять, ломаю я дурочку или такая я есть на самом деле.
– Вкусно? – не выдержал он.
– Съедобно.
Он ухмыльнулся и тут же нахмурился.
– Вижу, ты не воспринимаешь меня всерьез.
– Что есть, то есть. Не вижу оснований для этого, – прибавила я. – Надеюсь, ты согласишься с тем, что другой реакции ожидать от меня по меньшей мере странно.
Он уставился на меня – мрачный, небритый – с таким видом, словно его, наследника английского престола, унизила последняя нищенка.
– Ты что, смеешься?
– Ничуть! – Я почувствовала, что задела его чувствительные струны, и от одной этой мысли у меня прибавился аппетит, я даже ощутила краткий прилив хорошего настроения.
Я выбрала кусок мяса посочнее и отправила его в рот.
– М-м… неплохо. Весьма неплохо. По крайней мере готовить ты умеешь. Неплохое мужское качество. Не знаю, как насчет всего остального… – я хихикнула.
Я подумала, что его хватит удар: жилы на лбу вздулись, он судорожно дернулся:
– Заткнись! Прекрати издеваться надо мной!
– Ничего подобного, – запротестовала я и подцепила вилкой какую-то травинку. – Я просто оцениваю тебя.
Он ударил рукой по столу, да так, что моя тарелка подпрыгнула, сделала в воздухе кульбит, и ее содержимое шмякнулось на пол.
– Вот что ты наделал! – нарочито-спокойно сказала я. – Надо держать себя и свои эмоции в руках. Кажется, ты еще совсем недавно дал мне этот совет. А сам не следуешь ему. Нехорошо как-то получается…
Даже не глядя на него, лишь мазнув глазами по его небритому подбородку, подрагивавшему из-за его дикого, неконтролируемого гнева, я встала на счет «три» и, скомкав салфетку, бросила ее на стол.
– Ну вот! Ты мне и обед испортил. – Я старалась изо всех сил, чтобы голос мой звучал непринужденно и легко.
Так жена выговаривает мужу за то, что он купил не тот сорт картошки или перепутал глазированные сырки. Вместо тех, что с кокосом, купил сырки с вареной сгущенкой. И всего делов!
– Никогда! Никогда! – шагнул он ко мне. – Не разговаривай со мной в таком тоне…
И он схватил меня за руку.
– Да пусти же! Ты только и умеешь, что хватать за руки и делать мне больно.
