И найти какой-то выход.
Обязательно!
Потому что безвыходных положений не бывает… Бывают люди, которые слишком рано сдались и подняли кверху лапки. Геня меня не одобрит, если я быстро сдамся. Геня… Слезы снова готовы были хлынуть из моих глаз, но я загнала их внутрь усилием воли. Сейчас не время для слез. И потом… неизвестно, сколько вообще у меня в запасе этого времени? После долгих блужданий по замкнутой капсуле я поняла, что скорее всего это подвал, где в данный момент никого нет. Я прислонилась к стенке, совсем обессилев, и чуть не вскрикнула: стена внезапно куда-то поехала, и я едва не упала… Я споткнулась, но удержалась на ногах. Здесь тоже было темно… но как-то по-другому. Эта темнота слабо подсвечивалась, и свет шел откуда-то сверху. Протянув руку вправо, я вдруг нащупала бочку! Я сделал шаг вперед и наткнулась на пузатую деревянную бочку с железными обручами. Похоже, я попала в винный погреб. Бочки стояли в ряд, и я пошла дальше: источник света приближался, словно какой-то невидимый прожектор освещал этот погреб. Наконец я уперлась в маленькую решетку и, приблизив к ней лицо, заорала что было сил. Я здорово рисковала, но мне было уже нечего терять. Я закричала еще раз… и снова… Сзади раздался шум… или мне послышалось? Я вся подобралась и спряталась за бочку. Зашуршал гравий: кто-то шел прямо ко мне.
– Где ты? – раздался негромкий голос, гравий шуршал, перекатывался под чьими-то ногами. И этот звук, как колокол, звенел в моей голове. Сидеть было жутко неудобно; я не видела, кто это, – просто сидела и ждала, когда он меня найдет. Я скрючилась, стараясь не дышать. Страшно хотелось выглянуть из-за бочки, но я понимала, что это очень рискованно: меня могут увидеть. Я старалась определить, с какой стороны слышатся шаги, и тут этот человек остановился. Вспыхнул свет – мягкий, приглушенный.
– Где ты? – повторил он. – Выходи! Не надо играть со мной в прятки.
Под потолком горели лампочки; справа и слева от меня тянулся ряд бочек – тяжелых, пузатых, смолисто-коричневых. Я была в легком платье, в том самом, в котором я была в квартире Андре в Марселе…
Мой взгляд упал на деревянную палку с закругленным гладким концом, и я быстро схватила ее.
Не бог весть какое оружие против незнакомого маньяка, но все же…
Шаги все приближались…
Закололо в спине и под лопатками, ноги почти полностью онемели из-за неудобной позы; но какая-то сила вдруг подняла меня, и я выпрямилась во весь рост. Свет бил мне прямо в глаза, и я прищурилась. На меня направили луч фонарика.
– А вот и ты! – произнес голос.
Лица я не могла разглядеть из-за этого бьющего в глаза луча, видела лишь темные очертания фигуры и яркое облако света вместо головы.
– Я… – в горле саднило, и я откашлялась. – Это я. И что тебе надо?
Страха уже не было: сознание, что «умирать надо стоя», пришло ко мне как внезапное откровение. Жалко-скулящей и забитой он меня не увидит! Это точно! Такого подарка я ему не сделаю.
– Вот как ты заговорила? – в голосе слышался легкий акцент. Где-то я уже слышала его… – Ты что брыкаешься, сучонка? Думаешь уйти от меня? Не получится!
Я выдвинула вперед палку.
– Брось ее! Это же смешно!
Фонарик слепил мне глаза, и я отступила назад.
Резко отбросив фонарик, он ринулся ко мне, я завизжала и ударила его палкой по плечу, а затем изо всех сил ткнула в пах. Я попала точнехонько в цель, потому что в ответ на мой удар послышался жуткий рев, а потом – ругань.
Не теряя ни минуты, я побежала-понеслась вперед – к открытой двери, которая манила меня. Позади что-то зашелестело и загремело.
«Мне не уйти», – мелькнула мысль. Я сделала отчаянный прыжок и… оказалась лицом к лицу с Андре!
– Что случилось? – пророкотал он. И это было последнее, что я запомнила перед тем, как все вокруг пришло в хаотичное броуновское движение.
Тот тип с фонариком сплюнул на пол и кинулся на нас. Меня отшвырнули в сторону, хорошо, что я еще сравнительно благополучно приземлилась на землю, а между неизвестным и Андре завязалась драка. Я наблюдала за ней краем глаза, потому что смотреть на это было дико страшно. Я боялась за Андре, изловчившись, я сзади ударила маньяка ногой; он обернулся ко мне, и…
Андре вновь набросился на него.
Позади послышался шум, и два человека ворвались в подвал.
– Свяжите его, – спокойно сказал Андре. – Ты не ушиблась?
Я качнула головой… и упала бы, если бы он не поддержал меня.
– Пить! – прошептала я. – Ужасно хочу пить!..
* * *
В комнате было светло. Окна имелись в трех ее стенах, большие, и комната казалась парящей в воздухе в свете яркого солнца. В солнечном луче, рассекавшем комнату по диагонали, как софит – театральную сцену, отчетливо виднелись золотистые пылинки, плавно опускающиеся вниз.
Я лежала на кровати. Только успела повернуть голову вправо, как вошел Андре.
– Проснулась?
– Да. – Я села. – Где я?
– У меня в гостях, – улыбнулся он. – Нравится?
Меня смущала эта кровать – настоящий сексодром, да еще это постельное белье в невинных пейзанских цветочках. Я уставилась на Андре. Больше всего в этот момент мне хотелось, чтобы он присел рядом со мной и поцеловал, и целовал бы долго, пока я не потеряю сознание или, наоборот, не приду в себя. А я бы гладила его брови и виски, и еще – губы… Но вместо этого Андре Валасьен опустился в кресло и закинул ногу на ногу.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Нет, правда, нормально, – я подумала, что он боится подойти ко мне, потому что я недавно пережила стресс и мне надо прийти в себя. – Все в порядке. А что… то есть кто, – поправилась я, – это был?
– Мой родственник, Майкл Стависски. Большая сволочь, между прочим! Ты с ним сталкивалась на вечеринке у Колпачевского.
– И что я ему сделала?
Мой вопрос Андре проигнорировал. Он сидел, сложив руки домиком, и смотрел на меня.
– Узнаешь чуть позже.
– А коллекция картин? – заволновалась я. – Кто украл ее? Тебе удалось это узнать? И кто подсунул фальшивки Колпачевскому?
Я поправила ворот кружевной ночной рубашки. Интересно, кто меня раздевал: неужели он? Невольно я покраснела.
– Эта коллекция… – он сидел напротив, невозмутимо-холодный, не спуская с меня своего немигающего взгляда. – Когда-то была нашей семейной фамильной гордостью… Но нас обокрали. Это было шумное ограбление. О нем довольно много писали в газетах. Потом, как мы выяснили, кое-что всплыло в коллекции Колпачевского. Мы пришли к выводу, что был некто, хорошо информированный, поработавший наводчиком для этого «ограбления века». Это был, безусловно, кто-то из своих. Моя задача была выяснить – кто.
Мы вошли в контакт с Колпачевским, и он тоже решил проверить «чистоту» коллекции. Теперь ясно, что подмена картин произошла уже после их похищения из нашего дома. Именно в этот момент подлинники заменили на подделки. И именно эти подделки были проданы Колпачевскому. С формально проведенной экспертизой и нужными заключениями экспертов. Полгода тому назад коллекция была заново подвергнута экспертизе, и руководил этим процессом Баранов. Он выступал координатором. Подделки выявили, но кто-то хорошо заплатил Баранову, и он на все закрыл глаза. И дал окончательное заключение, что все картины – подлинные. Чтобы расставить все точки над «i», Колпачевский пригласил в этот раз – вместе с тобой – на свою виллу Баранова, который последним осматривал его коллекцию… Тот, понятное дело, увидев тебя, сильно занервничал – понял, что запахло жареным. То, что ты мне рассказала, помогло нам восстановить картину происшедшего. Убить Баранова мог только Пермяк! Я точно рассчитал хронометраж перемещений всех фигурантов в тот вечер. Такая возможность была только у него. Ты, сама того не зная, стала важнейшей свидетельницей, и все из-за того, что заблудилась на вилле и свернула не в тот коридор. От него шел прямой выход к бассейну, о котором знал только ограниченный круг людей. А Пермяк состоял в сговоре со Стависски. Ему, этой паршивой овце в нашем семействе, вечно не хватало денег. Он и продумал первое ограбление. А потом следил, чтобы никто не прознал о фальшивках. Баранову хорошо заплатили за экспертизу коллекции, за то, чтобы он подтвердил – все картины подлинные.
