– Так что ж? Пошлёт так пошлёт, не в первый раз. Но я хотя бы попытаюсь с ним поговорить.
Даныбай сжал челюсти, сдерживая собственные сомнения и возражения.
– Хорошо, я поддержу тебя, он как раз ждёт, чтобы поехать в аэропорт.
Внедорожник выехал на проспект, который здесь носил название Петроградский. В Москве-второй он звался Ленинградским.
Данияр облегчённо вздохнул, «протянул руку» Валерии, помогая «пересесть» в голову Саблина-44.
«Ой, как у вас душно!» – не сдержалась она.
«Ничего, потерпи, скоро всё закончится. Как тебе Павлина?»
«Очень хорошая девочка! Я даже не предполагала, что такие бывают в наши времена. И она очень похожа на нашу Устю. Разве что с парашютом не прыгает».
До усадьбы Прохора доехали за час, пришлось объезжать центр города, где происходили какие-то шествия, требующие охраны полиции: не то марш оппозиции, не то фестиваль нетрадиционных сексуальных меньшинств.
Даныбай услышал мысль «пассажира», криво усмехнулся.
«Всё наоборот, это съезд традиционалистов, протестующих против суррогатного материнства».
«Да ну! – удивился Саблин. – У нас тоже началась полемика по этому поводу, но до демонстраций не доходило».
«По статистике, у нас три четверти детей рождаются от суррогатных матерей. Мужики всё больше бесплодны, уродов рождается всё больше».
«Это же… катастрофа!»
«Полностью согласен».
Поставили машину у подъезда в коттедж, который Даныбай называл хорезмом.
– Жди, – приказал снайпер водителю, помогая Павлине выйти.
Прошли в дом, в котором ничего не изменилось со времени первого визита Саблиных.
В холле появился Прохор, одетый в необычного покроя серый костюм с золотой искрой, уставился на побледневшую, закусившую губу Павлину.
– Сюрприз, – небрежно сказал Даныбай. – Впустишь или мы сразу обратно?
Прохор опомнился, сглотнул.
– Привет… проходите.
Прошли в столовую, Даныбай сразу направился к стойке бара, принялся готовить коктейль из разных соков и фруктов.
Прохор и его бывшая супруга сели в уголке за пальмами. О чём они говорили, Данияр как ни прислушивался, не смог разобрать ни слова, отчего пожалел, что не оставил Валерию в голове Павлины.
Даныбай сделал три коктейля, принёс беседующим, сел напротив, взял один из дымчато-стеклянных длинных стаканов.
– Ну, что у нас плохого?
Прохор задумчиво посмотрел на него, не приходя в себя, машинально взял стакан.
– Бред какой-то…
Даныбай качнул головой.
– Не бред, дружище, они сидят в моей башке как гвоздь в за… в ботинке.
– Даже так?
«Скажи ему, что, кроме работы, надо и что-то полезное делать», – сострил Данияр.
Однако сорок четвёртый «родич» не отреагировал на его мысль.
– Что ты решил?
Прохор посмотрел на Павлину.
Женщина, бледно улыбнувшись, встала.
– Мы пойдём, пожалуй.
Прохор встал тоже, не спуская с её лица расширенных глаз, в которых тенями ходили мучительные колебания, сожаление, горькая снисходительность, гордость, заносчивость… и надежда!
Саблин едва не ляпнул: любишь? Так цепляйся за неё обеими руками!
– Останься, – сказал Прохор.
Глаза Павлины сделались совсем круглыми.
– Что?!
– Останься…
– Мы это уже проходили.
– Я был… не прав…
Свет возник в глазах Павлины, рождённый изумлением, недоверием… и такой же надеждой.
– Но я тебе… не верю!
– Останься! – в третий раз проговорил Прохор сорвавшимся голосом. – Вместе полетим на Мбали.
Даныбай встал, прошагал к бару, допивая коктейль на ходу, поставил стакан в раковину для посуды, сполоснул лицо, вытер пушистым шариком местного «полотенца».
Когда он вернулся к супружеской паре, Прохор и Павлина сидели напротив друг друга, сплетя пальцы рук. У обоих был вид, будто они только что проснулись.
Заметив Саблина, Прохор нехотя убрал руку, отодвинулся, кивнул на кресло.
– Садись. Мы решили полететь на море вместе.
Даныбай сел.
– Это если есть билеты. Мы через три часа уже улетаем.
– Если билетов не будет, ты останешься.
– Понял.
– Ну-ка, расскажите подробней, что происходит.
Если бы Данияр в настоящий момент присутствовал в доме Прохора-44 телесно, он суеверно отмахнулся бы пальцем у левого уха от наваждения. Но дело сдвинулось с мёртвой точки. Валерия была права: только женщина способна разбудить мужчину и сделать из него героя.
Глава 2
По оси «Ф»
Нулевые колебания
Они смотрели – и не могли насмотреться!
Они дышали – и не могли надышаться!
Глубокое синее небо над головой, берег лазурно-прозрачного океана, крупный жемчужный песок, пальмы за спиной… рай, да и только!
Но если приглядеться…
Пейзаж изменялся с частотой сотни раз в секунду, претерпевая самые причудливые изгибы и трансформации, и лишь человеческая воля «ладьи душ» удерживала общую статистическую картину в едином нерасползающемся облике острова.
В своих прошлых погружениях в Бездны Прохор-11 уже попадал в миры, подверженные постоянной стохастической изменчивости. Мир десятизначного Капрекара
[1]
поразил его невероятной текучестью и мерцанием, словно был создан компьютерной иллюзией. На него действовали даже слова, произносимые жителями Земли-4679307774, заставляя реальность трансформироваться в эфемерные структуры, готовые растаять, испариться, исчезнуть.
ДД рассказывал, что ему удавалось погружаться в ещё более эфемерные превалитеты, в мир двенадцати девяток, в мир сотни нулей после единицы, и все эти числомиры не распадались и не исчезали, насыщенные таинственной кипучей жизнью.
Но то были миры реальные, несмотря на всю свою многомерность, изменчивость и мнимость.
В Нуль-мире (она же Нуль-Форма) никаких материальных конфигураций быть не должно. Нуль, Навь растворяет в себе всё – материю ли, энергию ли, информацию ли, и сама представляет собой всё… и ничего! «Ладья душ» формонавтов мыслила, чувствовала и не распадалась только благодаря мощнейшей подпитке Оси Прави, окутавшей их при посыле в Нуль плотным энергоинформационным облаком, игравшим роль корпуса космического корабля.
