— И что тогда?
— Трудно сказать. Волн вообще может не оказаться… или их опять не удастся поймать. Как вы знаете, даже самые перспективные разработки не всегда приводят к желаемым результатам.
— И это всё?
— В принципе, возможны нарушения в работе прибора, а это, в свою очередь, может исказить выходные характеристики.
— Например?
— Ну, знаете ли… — Я растерялся от магнетического взгляда и настойчивости, с какой от меня требовали определенности. Сам я старался не думать на эту тему, считая ее второстепенной и даже ненужной. Раньше она представлялась мне как нечто далекое и отвлеченное, поскольку не содержала реальной основы для продвижения вперед.
Тем временем Агуарто принес пузатую черного стекла бутылку шотландского виски, наполнил рюмки и, устроившись на прежнем месте, ждал окончания нашего диалога.
— За знакомство! — уловив мое замешательство, сказал Эрестелли и поднял рюмку.
Я старался изо всех сил подавить в себе волнение и решил во что бы то ни стало сохранить ясность ума.
— Благодарю, сеньор, но с утра я не пью.
— Похвально. — Против всех ожиданий, глаза Эрестелли одобрительно мигнули. — Я тоже придерживаюсь этого правила и посему с удовольствием к вам присоединяюсь. — Он пригладил усы и повернулся к притихшему Агуарто. — А ты, Сьен, можешь не смотреть на нас. Угощайся.
Агуарто блаженно вытянулся и опрокинул в себя порцию янтарной жидкости. Вообще-то, как я заметил, в обществе Эрестелли он стал другим — необычайно сдержанным и молчаливым.
— Итак, вы говорили о последствиях в том случае, если прибор откажется повиноваться, — вновь насел на меня Эрестелли. — В чем они могут выражаться и в каких масштабах должны себя проявлять?
Трудно было догадаться, о чем он тогда думал. Но я не мог не отдать ему должное за ту проницательность, с какой он, даже не будучи специалистом, нащупал самое уязвимое место в моих построениях, тот провал, о котором я вообще не хотел упоминать. Но отступать было некуда. Да и зачем? Раз уж так вышло — пусть знает всё.
— Хорошо. Попробую объяснить и это. Но мои слова могут показаться настолько неправдоподобными, что поставят под удар успех всего предприятия, а я рискую превратиться в шарлатана, собравшегося поживиться за чужой счет.
— Ничего, господин Адамс. Не берите лишнего. Мы не такие простаки, чтобы сорить деньгами. Да и сами кое-что смыслим…
— Конечно, какие могут быть сомнения. Но, переступив грань привычного, я опять же рискую потерять ваше доверие, а вместе с тем и поддержку.
— Этого вы тоже можете не бояться. Мы как раз относимся к той категории людей, кого трудно чем-то удивить… — При этих словах Агуарто шевельнулся и одобрительно хмыкнул. Эрестелли вдавил его взглядом в кресло, и тот затих. — Так вот, — снова он обратился ко мне, — уже сам факт вашего пребывания здесь говорит о многом. Всё, что вы посчитаете нужным сообщить, будь то сейчас или в будущем, безусловно, будет воспринято с должным вниманием как нечто само собой разумеющееся, не требующее дополнительных доказательств или проверок. То, что вызывает сомнения и лежит за пределами доступного, вы назовете сами, и этого будет достаточно. Мы полностью доверяем вам и не видим оснований для пересмотра уже сложившегося мнения.
Странно было это слышать. Казалось, будто меня давно разложили на составные части, изучили, рассчитали наперед и теперь только проверяют, как модель на испытаниях.
И тогда я начал так:
— Никогда еще в мировой практике никто не пытался влиять искусственным путем на поле тяготения. Любое мало-мальски значимое изменение гравитационного потенциала вызывает деформации окружающего пространства, изменяет ход времени. Те гравитационные аномалии, которые формируются естественным путем, слишком малы, чтобы вызвать заметные искажения поля, и имеют скорей теоретическое значение. Другое дело — искусственное, причем резкое возмущение силовой составляющей. Всплеск волн способен как угодно изменить гравитационные силы. В крайнем случае, кривизна пространства может достичь предельной величины, а это значит, что система, в пределах которой произошли изменения, самозамкнется, перейдет в автономный режим со своим, свойственным исключительно для нее отсчетом времени. Иными словами, такая система выпадет из наблюдаемой нами материальной совокупности, исчезнет, перестанет существовать, и никакими известными современной науке способами ее не удастся обнаружить. Как это произойдет и что будет далее с обособившейся частью пространства, для меня, например, полнейшая загадка. Не берусь также предсказывать и скорость течения времени в ней по сравнению, скажем, с земным. Известно, что абсолютного времени нет, так же, как нет абсолютного движения или какой другой меры отсчета. Всё в мире познается исключительно путем сравнения одних произвольно выбранных эталонов с другими, и только мера их отличия лежит в основе наших знаний о законах природы. Так вот, в одних случаях время может быть многократно ускорено, в других же — замедлено. Скажем, секунда, отмеренная по земным часам, может быть эквивалентна любому интервалу времени по часам отделившегося Мира: суткам, столетию, миллиарду лет и так вплоть до бесконечности. Те же сопоставления могут быть продолжены и в обратную сторону, но тогда эталоны поменяются местами. Из этой уникальной особенности гравитационного поля следует один очень важный вывод о независимости хода времени в сообществе многомерных пространств. А это значит, что время поддается управлению.
— Постойте! Вы что, изобрели современный вариант машины времени? — Лицо Эрестелли оставалось непроницаемым, а голос невозмутимым.
— Нет, наверное, не совсем так… Если, конечно, сравнивать с классическим вариантом… Я не стану утверждать то, что противоречит здравому смыслу. Время нельзя повернуть вспять и тем самым нарушить объективно сложившуюся причинно-следственную связь. Но изменить ход времени можно, причем ничто не запрещает это сделать в самых широких пределах.
— Но это же и есть машина времени!
— Если хотите, да. Только не в простом, а в более сложном понимании.
— И что же дальше?
— Чтобы запустить в ход мою машину, не надо куда-то лететь или изучать всем поднадоевший парадокс близнецов. Для этого достаточно не сходя с места побывать в другой пространственно-временной системе. Представьте такую картину. Вы на долю секунды переноситесь в другой Мир и тут же возвращаетесь обратно. Но это не всё. Вернувшись, вы замечаете, что всё вокруг до неузнаваемости изменилось. За время вашего мимолетного отсутствия на Земле прошли годы, а возможно, и столетия. Каково?.. Чем не путешествие в будущее? Настоящее. Без обмана. Без космических перелетов и длительной консервации…
— Неслыханно! — выдохнул Агуарто. — Никогда бы не подумал, что между обычной силой тяготения и тем, что вы сейчас рассказали, есть связь. Представляете, патрон, что это для нас значит?
