Именно это обстоятельство и побудило Тайлара принять участие в переговорах с засевшими в дубраве лучниками. Если это шайка безродных убийц и грабителей, он рисковал быть нашпигованным стрелами еще до того, как успеет открыть рот, но если среди них есть хоть сколько-то людей, которые родились и жили в северном Саккареме, они, может статься, примкнут к его отряду. Слух о том, что молодой комадар не берет отступного, не верит посулам, готов выслушать жалобу бедняка и лучше чувствует себя в седле, чем в роскошных покоях, которых, к слову сказать, у него никогда и не было, дошел, как убедился Тайлар, даже до Чирахи. Слышали там и о «барсах», которых можно убить, но нельзя обратить в бегство; и принимая это во внимание, опальный комадар позаботился, чтобы белая тряпка была прикреплена к тому же копью, на котором развевался флажок с распластавшимся в прыжке хищником…
— Внимание! — Найлик поднял руку, и группа верховых остановилась.
Тайлар не увидел лучников, ему казалось, что ни одна ветка, ни один кустик вдоль дороги не шелохнулись, но он вполне доверял Найлику. Разбойники могли отойти в глубь леса, однако дозорных наверняка оставили. Надо дать им время связаться со своими, и тогда можно рассчитывать на ответ. Опальный комадар от души надеялся, что это будет не туча стрел: в конце концов, урлаки, сколь бы кровожадны они ни были, должны понимать — пожива с ратных людей невелика, а расплачиваться придется собственными жизнями.
Лесные стрелки не заставили долго ждать. Вслед за хрипло протрубившим рогом из зарослей бересклета и крушины выступило два десятка лучников, разномастные одеяния которых лучше всяких слов говорили, что люди эти явно не принадлежат к какой-либо регулярной части саккаремского воинства.
— Эй, бойцы достославные! Что дома не сидите, по лесам шастаете? Тут свои порядки, свои законы, вряд ли они вам по душе придутся! Может, пока не поздно, поворотите коней? — обратился к верховым широкоплечий бородач, у которого, единственного из разбойников, вместо лука была солидных размеров секира.
— У тех, кто испытал немилость шада-разорителя, нет дома. А коней своих мы поворотим, когда увидим, что порядки и законы ваши с нашими рознятся, — неспешно ответил Тайлар, разглядывая лучников. Он не торопился: пусть лесные стрелки получше рассмотрят его людей, которые тоже не слишком похожи на воинов, получающих довольствие от казны. — Есть среди вас кто из северного Саккарема? Я бывший комадар, Тайлар Хум, брат казненного Менучером Торгума Хума. Прежде с моими «барсами» оберегал земли севера от соседей наших алчных. Теперь хранить их буду от шадского произвола, а там, глядишь, и ему от нас поберечься придется.
— Недурно сказано! — весело воскликнул обладатель секиры и, выйдя на дорогу, приблизился к всадникам. — А что, Тайлар, так же храбр ты на деле, как на словах? Готов ли пешим сразиться со мной один на один? Победишь — проедут твои люди через лес беспрепятственно, нет — украсит голова бывшего комадара придорожный столб, а остальные пусть идут куда глаза глядят. Кто полы в трактирах мыть, кто коров доить.
— Веселый ты, я гляжу, человек, — проворчал Тайлар, спрыгивая с лошади и обнажая меч. — Другим серебро, золото подавай, а тебе, вишь, голова понадобилась. Экую ценность сыскал!
— Чего уж скромничать, отличная голова! К ней бы еще и мозги — вовсе бы бесценной стала! — радостно завопил бородач и, неожиданно бросив секиру в кусты, пошел навстречу комадару широко раскинув руки, словно собирался заключить противника в дружеские объятия. — Тайлар, кишки твои на сук! Разуй глаза, это же я, Хайдад!
— Хайдад? — Бывший комадар в смущении замедлил шаги, вглядываясь в заросшее лицо разбойника. Затем, признав, кинул меч в ножны и заорал что было мочи: — Хайдад, старый бурдюк! Я думал, ты сдох и съеден червями!..
Всадники и лучники, опустив оружие, с недоумением смотрели, как обнимаются и тискают друг друга в медвежьих объятиях командиры, издавая время от времени какие-то бессвязные восклицания. Ни Хайдад, ни Тайлар не отличались восторженностью и излишней чувствительностью, и если уж они столь пылко радовались встрече, то причина для этого, надо полагать, была достаточно серьезной.
* * *
Имя Тайлара Хума послужило мятежникам превосходным ключом к воротам Астутерана. Стража сначала растворила перед ними окованные бронзовыми ромбами тяжелые дубовые створки, а потом уже послала гонца сообщить начальнику гарнизона и наместнику шада о прибытии опального комадара. В Астутеране, вероятно, нашлось бы немало людей если не преданных Менучеру, то, во всяком случае, предпочитавших, будь у них выбор, сохранять ему верность из боязни гнева венценосного властителя Саккарема; однако вид трех сотен приведенных Тайларом верховых, сопровождаемых сотней лучников Хайдада, отбил у них всякую охоту выражать верноподданнические чувства. Стоявший в Астутеране гарнизон численностью не уступал объединенному отряду мятежников и мог бы оказать ему достойное сопротивление, но многие бойцы его были не только наслышаны о Тайларе, а еще и лично знали бывшего комадара. Они-то и уговорили товарищей не затевать драку. Сделать это было нетрудно, поскольку у начальника гарнизона — Хайла Марбука, присланного в Астутеран Менучером, хватило ума, прознав о появлении Тайлара и его отряда, не привлекая ничьего внимания, оседлать коня и без лишнего шума выехать из города через ворота, противоположные тем, в которые вошли мятежники.
Хайл Марбук не отличался особой воинственностью и за долгие годы жизни успел набраться опыта, позволившего избежать встречи с посланными в погоню Найликом и его людьми. Юноша, как и следовало ожидать, решил, что начальник гарнизона поторопится уведомить Менучера о захвате вверенного его попечению города мятежниками, но у Хайла и в мыслях не было, загоняя коня, мчаться в Мельсину. Он не слишком любил молодого шада, привыкшего сначала делать, а потом думать, и еще меньше доверял хитроумному Азерги. За сдачу города и в острастку другим военачальникам его запросто могли посадить на кол, даже не выслушав оправданий. Впрочем, рассказ о том, как любят шада его подданные, радостно приветствовавшие мятежников, тоже не сулил ничего хорошего. Потому-то Найлик и высланные им дозоры напрасно поджидали Хайла на ведущих в столицу дорогах. После непродолжительных размышлений бывший начальник гарнизона, рассудив, что руки у шада длинные, не направил коня и к своим поместьям. Решив, что в счастливом Саккареме вот-вот начнутся волнения, он почел за лучшее предоставить до времени заботу о своих землях многочисленному потомству, а сам тихонько порысил к расположенному в окрестностях Астутерана поместью одной очаровательной вдовушки, старинной своей приятельницы, давно уже приглашавшей погостить и тем скрасить ее уединение…
Наместнику шада в Астутеране некуда было бежать — дом и семья его находились в городе, и волей-неволей он вынужден был выйти на площадь и там при большом скоплении народа приветствовать Тайлара как героя-освободителя. После этой, поставившей его вне закона церемонии ему уже не оставалось ничего другого, как отнестись к нуждам мятежников как к собственным. Из средств города он выделил довольствие для людей и коней, отвел помещение для постоя. Наложив руку на гарнизонную казну и арсенал, Тайлар позаботился, чтобы люди его как следует вооружились, починили старые или получили новые доспехи. Заваленные заказами ремесленники дружно взялись за работу, а мятежники были распущены по кабакам со строгим наказом не обижать местных жителей.
