— С товаром, оно везде неплохо. Но я-то в Фухэй мальцом попал, и весь мой прибыток, что морду огневка искорябала. Там эту хворобу каждый второй северянин подхватывает. — Капитан «белухи» привычным жестом коснулся пальцами изъеденных рытвинами щек. — Через Фухэй проклятый девки от меня всю жизнь нос воротят, а так — город как город, жаль, если его степняки порушили.
— Ну, про девок не тебе бы говорить, — усмехнулся Ратхар, — Радна с тебя глаз, как с моря приходишь, не сводит, даром что рябой. Трех дочек подарила. На что жалуешься, Ветрознай?
— Радна, она конечно… — смутился Неробих, прозванный Ветрознаем за исключительное умение предсказывать погоду — не то старые раны давали о себе знать, не то от рождения даром таким Богами награжден был.
— Так вот Фухэй, как и другие тамошние города, некогда меорэ возведенные, степняки, говорят, чуть не дотла сожгли, — продолжал между тем аррант. — Но самое удивительное, что щелкали они их как орехи, а ведь вокруг каждого стены — в пять человеческих, ростов. И заметьте, совсем не бумажные!
— Это точно, — припомнил Неробих. — Стены Фухэй окружали изрядные. За ними горожане из века в век от наскоков кочевников отсиживались. А сигнальные колокола на дозорных башнях предупреждали о подходе неприятеля окрестных жителей, дабы те успели вовремя за городскими стенами укрыться.
— О да, колокола там были хоть куда, более звучных мне слышать не доводилось, — оживился аррант, осушая кружку с темным местным пивом. — Если желаете, я расскажу вам легенду о колоколе, прозванном жителями Фухэя «Голосом матери».
— Отчего ж не послушать заморские байки, — согласился рыбак и покосился на остроносого человечка в сером плаще, который, возникнув словно из-под земли, шепнул что-то на ухо Демитару и направился к выходу из трактира. Здоровенный сегван отставил кружку с вином и нехотя последовал за похожим на мышь незнакомцем.
— Легенда гласит, что когда горы, извергающие пламя, раскаленный пепел и камни, ожили и острова Меорэ один за другим стали уходить на дно морское, живший на них народ сел на тростниковые корабли и отправился искать свою долю на северный материк. Отчаяние придало этим людям мужества, и где не могли они миром получить пригодные для жизни земли, там брали их силой. Принято считать, что именно их вторжение послужило началом переселения народов, из-за которого разразилась Последняя война. Может, это и правда, но не о том речь. — Аррант погладил курчавую бородку, глядя поверх голов слушателей так, словно читал историю о колоколе с развернутого за их спинами листа пергамента.
— Часть меорэ вторглась на земли Саккарема и Ха-лисуна, часть углубилась в Вечную Степь и там бесследно растворилась среди кочевников. Кое-кто из них, однако, не мог представить себе жизни без моря, не зря же островитяне называли себя «морскими людьми». Они-то и основали на юго-восточном краю Вечной Степи десятка полтора городов, и Фухэй был одним из них. Хотя иные ученые мужи утверждают, что фухэй — название народа, жившего некогда на побережье, и меорэ не строили города на пустом месте, а селились в местах, обжитых задолго до их появления…
— Ты, кажется, хотел рассказать нам про колокол? — напомнил Неробих.
— Колокол? Ну да, — купец постучал ногтем по пузатой тонкостенной кружке, давая тем самым служанке знать, что пора ей позаботиться о томимых жаждой посетителях. — Приморские города быстро богатели и вскоре стали лакомым кусочком в глазах кочевников. Степняки столь часто совершали на них набеги, что жителям пришлось возвести вокруг городов высокие стены. И все было бы хорошо, да вот беда: люди, работавшие на полях, слишком поздно узнавали о появлении кочевников и не успевали добраться до спасительных укреплений. Тех, кто пытался сопротивляться, степняки убивали на месте, остальных же превращали в рабов, заставляли пасти скот, продавали в Саккарем либо западным горцам. Тогда жители Фухэя решили отлить звонкоголосый колокол, который слышен бы был издалека, и созвали самых искусных мастеров. Те отливали колокол за колоколом, но, увы, голоса их были слишком слабыми, и кочевники продолжали хватать людей у стен города, и множились слезы, пролитые по отцам, матерям, детям, сестрам и братьям — по всем тем, кто не услышал сигнал, возвещающий о приближении врагов…
— Но вот явился чудо-мастер, — подсказал нетерпеливый рыбак.
Аррант укоризненно посмотрел на него из-под полуопущенных век и отрицательно качнул головой.
— Лучшие мастера делали все что могли. Они брали самое желтое золото, самое белое серебро, самое черное железо и вновь и вновь переплавляли безголосые колокола, годные лишь для мирной жизни. Так бы до сей поры и переливали они из пустого в порожнее, если бы дряхлый прорицатель не сказал им: «Люди! Подумайте, что делаете вы? Колокола ваши поют! А они должны кричать. Кричать во весь голос, как испуганная мать, созывающая детей своих, когда грозит им неминуемая погибель!» Над стариком посмеялись. Не может кричать железо. Не может кричать серебро. Не может кричать золото. Металлы не умеют кричать на это способен лишь зверь или человек. А кричать, как мать, созывающая детей своих, не способен никто, кроме матери. «Из ума выжил, старый дурень! Прочь пошел, прочь!»… Это я не тебе, любезнейший, — пояснил аррант вернувшемуся к столу Демитару, и тот, кивнув, отправился к стойке трактирщика, чтобы принести своим приятелям по кружке вина.
И никто из слушавших рассказ толстобрюхого арранта не удивился тому, что Демитар не кликнул служанку. Никто не заметил, что в одну из кружек он бросил щепотку желтого порошка, который, зашипев, бесследно растворился в густом и ароматном вине, привезенном сюда из солнечного Халисуна.
— Ну и что же дальше? Почему колокол закричал? — полюбопытствовал Ратхар.
— Потому что слова дряхлого прорицателя услышала пожилая женщина. Мать сыновей, зарубленных у нее на глазах кочевниками у стен города. Она-то поняла, что имел в виду мудрый старик. Впрочем, как знать, может, и другие поняли, не зря же они так яростно гнали его прочь и обзывали безмозглым дурнем. Но безутешная мать не только поняла сказанное старцем. Она дождалась, когда колокольных дел мастера в очередной раз расплавят в огромном котле самое желтое золото, самое белое серебро и самое черное железо, и бросилась в бурлящий металл. «Дура! — хором закричали мастера. — Сумасшедшая!» — закричали они, ибо им казалось, что они знают все секреты колокольного дела. И верно, они знали все секреты изготовления поющих колоколов, а тот, что получился у них на этот раз, — кричал. Он кричал, как мать, созывающая детей. Он кричал хриплым, сорванным голосом, и слушать его было страшно, но не услышать — нельзя. Аррант замолк и потянулся за кружкой.
— Спасибо, — сказал Ратхар. — Помоги нам Храмн не услышать подобных колоколов на наших Благословенных островах. А теперь давайте выпьем за «Голос матери», который хранил жителей далекого Фухэя от набегов кочевников.
Он поднял кружку, ту самую, что подал ему заботливый Демитар, и в три глотка осушил ее. Ему показалось, что густое ароматное вино из Халисуна горчит, но мало ли что может показаться, когда думаешь о матерях, которые пережили сыновей и продолжают звать их во сне, год за годом, до конца дней своих…
