До слуха Ньяры донесся приглушенный звон монет, и она сумрачно улыбнулась: вонючие кочевники не только начали разбираться в искусстве, но и научились-таки расплачиваться золотом. Однако, если супруга Цунзора не беспросветная дура, изображенная на крышке ларца сцена не слишком ее порадует. Но, дабы понять это, предводителю «драконоголовых» не хватит всей его жизни. Степняк — он и есть степняк, сколько ни ряди его в дорогие одежды и ни награждай пышными титулами…
Девушка опустила глаза на гадальные кости. Что же это за «Весть» или «Встреча» ожидает Батара? Какому «Повелителю» он понадобился, уж не Хурманчаку ли? И что значит комбинация «Любовь»? Неужели ей придется делить своего господина с какой-нибудь развратной девкой, коих в Матибу-Тагале пруд пруди?..
Услышав легкие пружинистые шаги, Ньяра набросила на кости пестрый передник и поднялась навстречу Батару, выпроводившему наконец-то ненавистного заказчика.
— Остался ли Цунзор-най доволен твоей работой? — Рабыня подала господину чашу с чайным напитком, ко вкусу которого успела привыкнуть за полгода, проведенных в доме костореза.
— Мы остались довольны друг другом. — Батар подбросил на ладони весело звякнувший мешочек с монетами и протянул Ньяре: — Позаботься, чтобы в доме было все необходимое, а я взгляну, как идут дела у Хантая и Гакко.
Господин скинул с плеч и небрежно бросил на расписную ширму расшитый серебряными хризантемами парадный халат, подтянул широкие холщовые штаны и быстрым шагом направился в мастерскую. Глядя, как переливаются мускулы под его загорелой кожей — летом косторез часто работал в маленьком дворике перед мастерской, — девушка облизнула пухлые губы и обругала себя за то, что отпустила Батара к подмастерьям.
За день господин сильно устает и делается не склонен к любовным играм, до которых Ньяра, после знакомства с ним, стала большой охотницей. Но как его не отпустить, если от заказов и так уже приходится отказываться — Хурманчаковы грабители желают жить в роскоши и, наи и тысячники во всяком случае, могут себе это позволить. Матибу-Тагал растет на глазах, каменные и глинобитные дома понемногу вытесняют милые сердцу кочевников шатры и юрты, и каждый надобно обставить и украсить на зависть соседям…
Прислушиваясь к долетавшему из мастерской смеху, девушка еще раз обругала себя за то, что не исполнила перед господином танец «Жаждущего тела». Подождали бы заказы, обошлись бы подмастерья без его ценных советов и указаний. Последний раз взглянув на гадальные таблички, она собрала их в подаренную ей Батаром шкатулку, подобной которой не было ни у одной супруги многочисленных Хурманчаковых военачальников, и, хмуря тонкие брови, подумала, что сочетание комбинаций «Весть» и «Повелитель» означает скорее всего именно то, чего давно ожидает ее господин. В ближайшее время его пригласят во дворец, не зря по Матибу-Тагалу с середины лета ходят слухи, будто Хозяин Степи вот-вот начнет чеканить собственные монеты.
Ньяра поежилась: она будет молить Мать Всего Сущего позаботиться о том, чтобы мечта искусного костореза не исполнилась, но при чем здесь «Любовь»? Во дворце Энеруги немало хорошеньких девок, однако до сих пор Батар не проявлял особого интереса к женщинам и ему вполне хватало своей прекрасной рабыни. Девушка взглянула в треснувшее бронзовое зеркало и не смогла скрыть довольной улыбки. Правильный овал лица, подведенные глазищи горят ярче черных мономатанских алмазов, губы алые, шея длинная. Нет, как бы ни наряжались степнячки и уроженки приморских городов, никогда им с саккаремскими красавицами не сравниться! Тяжелые груди, полные бедра, муравьиная талия…
При мысли о том, что, не будь она так хороша, ее бы постигла участь многих обитательниц Дризы, Уму-каты и фухэя, которым насильники вспарывали животы, прежде чем те успевали взмолиться о пощаде, улыбка медленно сползла с лица очаровательной рабыни. Ньяра тряхнула головой, и черные блестящие локоны рассыпались по ее точеным плечам — ну нет, сегодня она не позволит воспоминаниям испортить ей настроение! Цунзор-най получил свой противный ларец, и нынешним вечером они с Батаром отпразднуют это событие. А для того чтобы праздник удался, ей надлежит сделать кое-какие закупки и приготовить обед, достойный ее господина. Хороший же обед надобно готовить непременно в хорошем настроении — правило, известное каждой хозяйке, и отступать от него она не станет.
Накинув долгополый халат на тонкую шелковую рубаху, какие с детства привыкла носить в Саккареме, только более открытую: с глубоким квадратным вырезом на груди и короткими, обнажавшими руки до плеч рукавами, Ньяра собралась позвать со двора Кицуда. Появляться на улицах без Батара, подмастерий или хотя бы невзрачного мальчишки, который, кстати, и купленную снедь поможет нести, она без особых на то причин избегала: степняки — народ дикий, могут и на охранную бирку не взглянуть, особенно ежели тошнотворной своей архи натрескаются. Уже открыв рот, девушка внезапно вспомнила, что так и не заглянула в мешочек, полученный господином за ларец. Если слух не подвел ее и там в самом деле золото, брать его на базар не следует…
Полновесные цванги императора Кешо были изрядно разбавлены «тощими» золотыми Менучера, которыми Марий Лаур запретил расплачиваться в Саккареме, но мономатанские монеты все же преобладали, и, даже не считая их, Ньяра поняла, что грозный най, оставшись доволен работой костореза, заплатил за ларец значительно больше обещанного. Девушка взвесила мешочек на ладони — если бы она надумала сбежать от Батара, этих денег хватило бы надолго. Вот только незачем и некуда ей бежать. Да и деньгами господин ее распоряжаться умеет, мертвым грузом они у него не лежат, уж ей-то это известно лучше, чем кому-либо.
Оба подмастерья, склонившиеся сейчас над чанами с замоченной в них слоновой костью, были куплены Батаром на невольничьем рынке так же, как и Кицуд. И живется им у него не многим хуже, чем если бы по своей воле пришли они в Матибу-Тагал искать работу, не зря каждый по-своему благодарят они своих богов за то, что те свели их с нуждавшимся в помощниках косторезом. Но больше всех, безусловно, должна быть благодарна Богине Ньяра, которую появление Батара спасло от неминучей и скорой смерти. Ибо слуги Цунзорная уже тащили ее на Кровавое поле, когда подвыпивший косторез спросил у них, за что волокут они хорошенькую рабыню на аркане, словно обреченную на убой скотину. «За строптивость!» — ответствовал Корноухий, поскольку най, разумеется, не стал докладывать ему о причине, побудившей его избавиться от Ньяры.
Причина же, на взгляд Цунзора, имелась, и очень даже веская. Состояла она в том, что привыкшую прислушиваться к чужим разговорам рабыню угораздило стать свидетельницей беседы своего хозяина с двумя наями о неспособности Энеруги управлять разросшейся ордой. Был ли это треп подвыпивших военачальников, чувствующих себя обойденными Хозяином Степи, или рождение заговора, который когда-нибудь приведет к убийству Энеруги, Ньяра не знала, да и не желала знать: по ней, что Хурманчак, что Цунзор или другой кто — все едино. Мысль о том, что из подслушанного разговора можно извлечь какую-то выгоду, она сразу же отбросила как в высшей степени вздорную — кому придет охота слушать рабыню, вздумавшую возводить хулу на своего господина?
