Разлука с дочерью лишила Тайтэки остатков мужества и жизнерадостности — за всю дорогу к Вратам она не промолвила и двух десятков фраз. Догадавшаяся о возникшей между Эврихом и Кари близости Алиар тоже помалкивала, отводила глаза и выглядела такой несчастной, что аррант чувствовал себя распоследним негодяем на свете. Даже Кари, перестав бодриться, замкнулась в себе и лишь изредка одаривала его ободряющей улыбкой. При встрече с бежавшими из становища хамбасов пленницами она не могла сдержать слез радости, но вскоре пришла к заключению, что лучше было бы им разминуться.
Подобные, не слишком достойные, мысли посещали временами и Эвриха. Он рад был, что Алиар с Тайтзки удалось бежать от Фукукана, и, после того как табун-щики-хамбасы, под большим секретом, поведали ему о предстоящем походе племени к Вратам в Верхний мир, искренне считал, что всем им невероятно повезло и предаваться унынию и скорби, значило понапрасну гневить богов. Не раз и не два принимался он объяснять безутешной Тайтэки свой план, который должен был вдохнуть в нее бодрость, но та оставалась по-прежнему ко всему безучастной, будто вместе с Нитэки оставила в становище хамбасов изрядный кусок души.
Еще более глупо вела себя Алиар, глядя на него как на предателя. Он готов был рисковать головой, дабы вызволить ее из беды, но никогда бы не отважился связывать себя какими-либо обязательствами даже с самой очаровательнейшей из дев. Он любил их всех, он был счастлив со многими женщинами, и большинство из них почему-то считало, что мгновения счастья можно растянуть на долгие-долгие годы. Однако кто бы из них согласился всю жизнь питаться одними засахаренными фруктами или одним жаркоем из самого молодого, самого сочного барашка?..
Эврих покачал головой, дивясь женской непоследовательности: все они из кожи вон лезут, чтобы найти себе мужа, а потом сами же страдают, клянут себя и других за то, что избранник их далек от совершенства и жить с ним, оказывается, — сплошное мучение. Взять, к примеру, Тайтэки… Аррант покосился на крытую войлоком повозку, в которой укрывалась от посторонних глаз Алиар и женщина, успевшая за свою недолгую жизнь побывать замужем за двумя нангами, и решил, что пример выбран неудачно, а сам он, по-видимому, совсем разучился разговаривать с людьми, если не смог вселить надежду в сердце несчастной матери, упорно не желавшей верить в скорую встречу с дочерью.
Не оцененный Тайтэки план, который тем не менее успешно начал претворяться в жизнь, был прост и безупречен. Хамбасы шли к Вратам, так почему бы арранту и его спутницам, направляющимся туда же, не пристроиться к беженцам из Нижнего мира? Исходя из того, что подкупленные «стражи Врат» едва ли станут пересчитывать повозки, а нанг хамбасов вряд ли откажется принять под свою руку странствующего лекаря-улигэр-чи, Эврих отправился к Фукукану, дабы изложить ему свою просьбу.
Фукукан, как он и ожидал, был не прочь оказать покровительство человеку, способному быть полезным его соплеменникам. Более того, убедившись, что перед ним тот самый улигэрчи, который путешествовал по Вечной Степи с его дочерью, он расчувствовался и подарил Эвриху прекрасной работы серебряный браслет с сердоликами. Весьма приметная вещица эта, являвшаяся свидетельством того, что улигэрчи находится под особым покровительством нанга, избавила арранта от лишних расспросов, а уж приобрести повозку и расположить к себе хамбасов было сущими пустяками. Долгое путешествие, оказавшееся далеко не столь трудным, как представлялось ему, когда он отлеживался на старом маяке, близилось к концу и сулило завершиться благополучно даже для Тайтэки, упорно не желавшей признавать, что Боги Покровители пекутся о ней ничуть не меньше, чем о ее товарках.
Между тем все складывалось так удачно, что Эврих склонен был уверовать в особую заботу, проявленную к ним Небожителями. Нитэки, в силу своей молодости и безгрешности, без сомнения, пройдет Врата, Тайтэки, хочется верить, тоже. Если Фукукан не удостоится попасть в Верхний мир, никто не воспрепятствует ей взять на себя заботу о собственной дочери. Если же нанг хамбасов сумеет пройти Врата, ему придется пересмотреть свое отношение к первой жене, чьи грехи будут признаны Богами Небесной Горы не слишком тяжкими, и, как знать, не захотят ли бывшие супруги возобновить прежние отношения? Хотя, судя по тому, какими влюбленными глазами смотрел Фукукан на Атэнаань… Впрочем, варианты в Верхнем мире могут возникнуть самые разные, но в любом случае Тайтэки получит шанс, которого у нее не было бы, не надумай хамбасы воспользоваться Вратами…
— Эврих, что там происходит? — Кари привстала на краю повозки, указывая рукоятью хлыста в сторону Самоцветных гор.
— Быть может, мы достигли Смеющегося источника? — предположил аррант, поднимаясь в стременах и прикладывая руку ко лбу, чтобы защититься от солнца.
Длинные тени от утесов, похожих на странно искривленных, изломанных и застывших в невообразимых позах великанов и невиданных чудовищ, достигавших восьмидесяти, а то и ста локтей в высоту, исчертили пологий каменистый склон, по которому двигалась лавина повозок со сновавшими между ними всадниками, и в первый момент Эврих не заметил ничего особенного. Разве что повозки, достигшие подножья напоминавшей исполинский трехногий табурет скалы, скучились и замерли, а окружившие их верховые размахивают руками так энергично, словно обнаглевших птиц с огорода гонят… Многовато, правда, верховых-то… А ведь сверкающие на солнце шлемы и панцири не могут принадлежать хамбасам! Сроду они себя доспехами не обременяли.
— Похоже, это «стражи Врат». Решили напоследок еще шерсти клок с беглецов содрать? Чудно-о! Я думал, они, жирный кус урвав, давно уже к саккаремской границе скачут, чтобы Хурманчака в соблазн не вводить… — пробормотал Эврих, отгоняя скверное предчувствие. Временами ему приходило на ум, что все идет слишком уж гладко, и тогда он утешал себя тем, что должна же негодница-судьба иногда отдыхать, не может она без конца всевозможные козни строить. ан нет, может! Выскребла, видать, еще какую-то пакость из бездонных своих закромов…
— Гляди, они схватились за оружие! — воскликнула Кари изменившимся голосом.
Скрывавшиеся за утесами «стражи Врат» высыпали на каменистый, покрытый редкой, пожелтевшей травой склон и перегородили путь потоку повозок, но цепь Хурманчаковых воинов была столь хлипкой, что ар-рант недоумевающе пожал плечами — потопчут болезных, дорого им за чрезмерную жадность расплачиваться придется. В руках хамбасов замелькали мечи — для стрельбы из луков противники уже слишком сблизились, — остановившиеся было повозки вновь поползли вверх по склону, и тут среди них полыхнули алые вспышки. Загрохотал рукотворный гром, и Эврих с ужасом увидел, как встают на дыбы кони, взлетают в небо окровавленные ошметки людских, тел, переворачиваются повозки.
Воздух наполнился смрадным жирным дымом, предсмертным ржанием, криками боли и ужаса. С треском рвался войлок тентов, с хрустом разламывались повозки, страшно выли женщины и огромные мохнатые псы, а рукотворные громы гремели уже справа, слева и за спиной попавших в западню беженцев. Гигантский обоз вздрагивал, корчился, исходил криком, истекал кровью, словно огромное раненое животное, и очумело крутивший головой аррант чувствовал, как струятся по окостеневшей спине ручейки пота и страх холодными пальцами сдавливает горло. Так вот как оно выглядит — Огненное Волшебство Зачахара!
