— Но, Газахлар… э-э-э…. — вновь вернулся к своей блеющей, спотыкающейся манере разговора избавившийся, казалось бы, от неё со дня их последней встречи Гитаго.
— С таким же успехом Газахлар мог позволить тебе снять с небосвода луну или даже солнце! С чего ты решил, будто он может распоряжаться моим имуществом? Я служу у него, но не принадлежу ему, о чем тебе, без сомнения, известно!
— Вероятно, наш товарищ неправильно понял почтенного Газахлара. Однако все ещё можно исправить, — вкрадчиво прошелестел Хайваш. — Неужто такие уважаемые люди позволят себе ссориться из-за какой-то рабыни?
— Ваш Гитаго пытался завладеть моей собственностью, пользуясь моим отсутствием. Его человек был убит моим слугой, когда тот хотел увести из моего шатра мою рабыню. Как вы называете людей, посягнувших на ваши товары, и какая кара ждет их при поимке с поличным? И кстати, спасут ли их от заслуженного наказания уверения, будто Газахлар или кто-либо иной позволил им завладеть вашими тканями, посудой, оружием или инструментами?..
Эврих не зря числился среди лучших учеников в школе блистательного Силиона. Он был приучен аргументировать свою речь и часто выходил победителем в диспутах, да и случай, в общем-то, был столь очевидным, что, когда Гитаго попытался обвинить арранта в том, что тот ставит все с ног на голову, на него зашикали свои же товарищи.
— Быть может, поступок Гитаго выглядит в твоих глазах неблаговидным, — рассудительно промолвил Йокиат, когда страсти несколько поутихли. — И все же, смею тебя заверить, спутник наш никогда бы не попытался увести твою рабыню, если бы не считал, что у вас с Газахларом достигнута относительно неё договоренность. Но, если этого по каким-то причинам не произошло, почему бы вам не обсудить этот вопрос сейчас?
— Что же нам обсуждать? — прикинулся удивленным Эврих, хотя именно такого поворота разговора и ожидал. — Впрочем, после того как я получу ну, скажем, сто дакков в качестве возмещения ущерба за причиненные хлопоты и обиды, я готов выслушать любое разумное предложение.
— Сто дакков?! — ахнул Гитаго.
— Разумеется. Я должен вознаградить своего слугу за верную службу, а себя — за необходимость выслушивать ложь и оскорбления, вместо того чтобы спать и видеть греющие душу сны, — невозмутимо изрек Эврих, сознавая, что так просто ему от столичных купцов не отделаться и подготавливая почву для очередного хода, который избавит Афаргу от домогательств Гитаго, а его самого — от упреков Газахлара в том, будто бы он не сделал все возможное, дабы решить спор к обоюдному удовольствию и удовлетворению.
— Сто дакков — сумма ни с чем не сообразная, но если бы ты удовлетворился тридцатью… — прошелестел Хайваш.
— Тартунг, ты принес пиво? Ну так разливай, и пусть все видят, как ты страдаешь из-за того, что тебе пришлось убить человека, виновного лишь в том, что добросовестно выполнял приказ не слишком рассудительного и благоразумного хозяина.
— Хорошо, пусть будет сорок дакков, — решил Йокиат. — А теперь поговорим, за какую цену ты уступишь Гитаго сбежавшую от него рабыню.
— Пятьдесят, и мы продолжим этот разговор. — Эврих постучал ладонью по плетенному из прутьев коробу, заменявшему стол. — И если вы намерены торговаться, то лучше предоставим решить наш спор совету старейшин собравшихся на Торжище племен.
— Они вынесут справедливый приговор, — поспешил заверить купцов Джинлык, получавший от беседы ни с чем не сравнимое удовольствие, ибо, хотя озерники охотно покупали привозимые из Мванааке товары, к торговцам ими они особой приязни не испытывали.
Обрел хихикнул, от души забавляясь происходящим и предвкушая, как будет пересказывать все услышанное приятелям.
Тартунг разлил по чашам сортовое пиво и по знаку Эвриха сгреб кучку серебряных монет, высыпанных Гитаго на крышку короба из объемистого кошеля.
— Итак, сколько ты желаешь за рабыню, бежавшую от своего законного хозяина? — спросил Йокиат, начавший взирать на ушлого лекаря-арранта с невольным уважением.
— Сто цвангов, — не моргнув глазом сказал Эврих и по тому, как перекосило Гитаго, понял, что не продешевил.
— Нет, так дела не делаются! — нахмурился узколицый Амрел. — Если хочешь её продать, назови приемлемую цену.
— А кто сказал, что я хочу её продать? — удивился аррант. — По-моему, напротив, я всеми силами стараюсь дать вам понять, что не желаю этого делать. Хотя… — Он изобразил внутреннее колебание. — Я мог бы, пожалуй, на неё сыграть.
— Ну естественно! — расхохотался не в силах более сдерживаться Обрел. — Я бы на твоем месте тоже предпочел играть!
— В какую игру? — тихо поинтересовался Хайваш, почитавший себя, похоже, непревзойденнейшим хитрецом.
— Да все равно, — легкомысленно махнул рукой Эврих, с разгону влетая в расставленную ему ловушку. — Лишь бы ставка была достаточно высока.
— Например, триста дакков? — предложил Йокиат, догадавшийся, куда клонит его приятель. — В любую игру?
— Почему бы и нет? — Аррант упорно не обращал внимания на знаки, которые подавали ему Джинлык и Обрел. — Я сыграю в любую игру, но только раз, без отыгрыша. И с условием: если выиграю, Гитаго и все прочие оставят меня в покое и не будут зариться на мою рабыню.
— Раз уж ты столь любезен, что оставил выбор игры на мое усмотрение, то я выбираю читимач! — торжествующе провозгласил Гитаго.
— Но это ведь не кости… — растерялся недоумок-аррант, взявшийся тягаться в хитрости с теми, кто ею жил, с неё кормился.
— Это замечательная игра. А о костях, насколько я помню, разговор и не шел? — обратился к товарищам за поддержкой Йокиат.
— Нет-нет, мы говорили о любой игре! — дружно подтвердили Хайваш, Амрел и чувствовавший уже себя победителем Гитаго.
— Что ж, поглядим, что это за читимач… — недовольно протянул Эврих. — Но сегодня-то мы играть не будем? Завтра, со свежей головой…
— Приходи в полдень в мой… э-э-э… шатер, — ласково улыбнулся Гитаго, поднимаясь с циновки.
Церемонно раскланявшись с аррантом, купцы один за другим покинули шатер, а Обрел с Джинлыком, успевшим позабыть, что шел он сюда, дабы получить причитавшийся ему брусок соли, бросились втолковывать Эвриху, какую чудовищную ошибку тот совершил, согласившись играть в игру, о которой не имеет ни малейшего представления. Неужели он полагает, что сможет научиться играть в неё за одну ночь? Да ведь это самая умная игра на свете, в которой участвуют тридцать две фигуры, и выиграть в неё ему не поможет даже Белгони, ибо побеждает в ней не удачливый, а умелый…
— Полно вам кудахтать, почтенные! — со свойственной ему непосредственностью прервал Тартунг сердобольных приятелей арранта. — Эврих в «Мраморном логове» обыгрывал в читимач самого Малаи, а с тем не удавалось справиться даже Газахлару. Господин мой любит прикидываться простачком, но, когда надобно, умеет проявлять умопомрачительную изворотливость, так что Афарге нечего бояться предстоящей игры, — добавил он специально для виновницы всех Эвриховых тревог, затравленно зыркавшей по сторонам огромными глазищами из самого дальнего и темного угла.
