— Да, хочу. Желаю, требую, приказываю: открой мне имя подлого злоумышленника!
— Хайтай, — сладчайшим голосом промолвил Амаша, и глазки его утонули в наплывах щек.
— Погоди. Что за чушь ты городишь? Зачем ей было говорить Ильяс?.. Да и как она могла связаться с этой гадиной?.. — Кешо прищурился, и в тусклых его, непроницаемых глазах вспыхнул зловещий огонек. — Если это шутка… Если тебе нечем подтвердить свое обвинение, то, право же, мне тебя искренне жаль. Эта дерзость будет стоить тебе очень, очень дорого.
Некоторое время Амаша безмолвно взирал на императора, наслаждаясь тем, как ловко удалось ему заставить работать на себя даже проигрышную, казалось бы, ситуацию, и наконец с соболезнующим вздохом изрек:
— Служанки видели у неё мой перстень. Тот самый, с изумрудом, который Эврих не стал бы продавать хотя бы из тщеславия, но отдал за необходимые ему сведения о своем старинном приятеле.
— Дура! Ох какая дурища! — в ярости воскликнул Кешо, изо всех сил пнув изящный столик, на котором были аккуратно разложены письменные принадлежности: чернильница в форме беседки, кисточки, перья, стопка самой тонкой, белой и прочной бумаги. По торжествующему виду Душегуба он понял: перстень действительно у Хайтай. Догадывался он и о причинах, побудивших её завладеть им. Вещица эта была не только красивой, она принадлежала Амаше, которого Хайтай ненавидела всей душой. И разумеется, ей было приятно завладеть перстнем, который был ему дорог. Который он готов был вернуть любой ценой, дабы не оставлять арранта победителем в том давнем споре.
Да, Кешо понимал её. Временами он сам люто ненавидел Душегуба, но у него хватало ума признать, что лучшего начальника сыска ему не найти. Хайтай же зашла в своей ненависти слишком далеко. Поддавшись чувству, она вступила в сговор с мятежниками и должна ответить за это.
Он покосился на Амашу, сам толком не понимая, какие слова надеется от него услышать, но начальник тайного сыска молчал с видом человека, честно исполнившего свой долг и ожидающего дальнейших распоряжений.
— Я буду присутствовать во время обыска в Розовом зале и при допросе Хайтай. Если она выдаст укрытие Ильяс, я буду считать, что девчонка заключила с разбойницей выгодную сделку, и щедро вознагражу её, — произнес император, с брезгливой гримасой разглядывая расплывающуюся по ковру чернильную кляксу. — Если же она до сих пор не научилась блюсти свои интересы, то, клянусь черным посохом Белиала, я ничего не смогу для неё сделать.
* * *
Ильяс переглянулась с Нганьей и, подождав, пока Афарга выйдет из комнаты и притворит за собой дверь, разочарованно промолвила:
— Сдается мне, толку от неё будет не много, и нам надо изобрести какой-то иной способ отыскать моего сына. Убивать людей и вышибать двери способен каждый гушкавар — этим нас не удивишь. От чародейки требуются совсем иные умения, а их-то у Афарги и нет. Зря ты меня обнадеживал, она ничем не лучше Искамара. Хотя в очередной набег на здешних толстосумов мы её можем взять, ежели ей силу богатырскую девать некуда.
— Пускай внесет свою лепту в общее дело, — поддержала подругу Нганья. — Лучше уж позволить ей калечить наших врагов, чем сподвижников.
— Нет, не лучше, — возразил Эврих, уговаривая себя запастись терпением и не раздражаться из-за явного нежелания предводительниц гушкаваров прислушаться к его словам. — Я не хочу, чтобы она кого-то калечила или убивала. Это так же расточительно и неразумно, как затыкать щели страницами хранящихся у меня манускриптов. Я ведь предупреждал, что сейчас она едва ли сумеет отыскать Ульчи, и не хотел, чтобы вы давали ей эту бусину. Вы настояли на своем и недовольны Афаргой, но ведь даже львенок не отправляется за добычей, едва появившись на свет.
— Ну, эту-то здоровущую девку никак новорожденной не назовешь! — проворчала Нганья, делая вид, что не понимает, к чему клонит аррант.
— Кое-что она умеет, это верно. Но поиск вещей или предметов требует определенных навыков, которых у неё нет. Надеюсь, она научится у Искамара приемам магического розыска, и тогда…
— Как может она научиться у этого замухрыги тому, чем сам он не владеет в совершенстве? — спросила Ильяс, не глядя на Эвриха, словно это он был виноват в том, что Афарга провалилась на устроенном ей испытании. — И сколько это займет времени? Не проще ли обратиться за помощью к другим чародеям?
— Тарагата уже пробовала это сделать, — не смог удержаться от шпильки аррант.
— Может быть, их надо подкупать, а не похищать?
— Ты можешь предложить им нечто большее, чем Амаша? Если нет, то чего ради они перейдут на твою сторону? Всякое, впрочем, бывает, может, и нашелся бы такой, у коего имеются с Кешо личные счеты. Но теперь об этом поздно говорить. Коль скоро Амаша не дурак — а начальники тайного сыска, по моему глубокому убеждению, дураками не бывают, — он уже сопоставил исчезновение двух колдунов с неудачной попыткой освобождения Тразия Пэта. Я бы на его месте сделал из этих фактов однозначные выводы и приставил к известным ему мванаакским магам секретную стражу, дабы использовать их в качестве приманки.
— Тогда надо порыскать по другим городам… — начала Нганья.
— А то вы прежде колдунов не искали, — пробормотал Эврих, разглядывая узоры, покрывавшие циновку за спиной Тарагаты.
— Плохо, значит, искали! — продолжала упорствовать она.
— Да разве я возражаю? — удивился аррант. — И не смотри ты на меня как на проходимца, мечтающего втереться к тебе в доверие. Я, если помнишь, услуг своих вам не навязывал и сейчас не навязываю. Но раз меня Ильяс спрашивает, говорю, что Афарга сумеет найти Ульчи. Тахмаанг свидетель — дар у неё изрядный, с Искамаровым не сравнить, а ведь тот смог Афаргу обнаружить, стало быть, растолкует ей, как это делается.
— Сколько же времени ему потребуется? — вновь вернулась к волновавшей её теме Ильяс.
— И почему ты к разным Богам обращаешься? То к своим, аррантским, то к нашим, — поинтересовался Яргай, не принимавший доселе участия в разговоре.
— Точно сказать не берусь, но, думаю, седмицы не пройдет, как Афарга усвоит все, что в состоянии ей дать Искамар. А что касается Богов… Разумный человек уважает обычаи чужой страны, а значит, чтит и чужих Богов, заступничество коих может оказаться далеко не лишним в краю, где у него нет ни друзей, ни родных. К тому же, говоря на чужом языке, я невольно перенимаю не только наиболее распространенные обороты речи, но и восклицания, и божбу, и местные ругательства.
— Ну хорошо, седмица — это не срок. Тем более ничего лучшего у нас в запасе все равно нет, — нехотя согласилась Нганья. — Пусть Афарга набирается знаний у Искамара. До сих пор мы и без неё успешно потрошили здешних богатеев, обойдемся без чародейки и впредь.
— А есть ли вообще необходимость в этих налетах? Не рубите ли вы сук, на котором сидите? — спросил Эврих, у коего не было сомнений относительно того, куда время от времени отлучались гушкавары из «Дома Шайала».
