Олег бы еще и печку перебрал, доведя стенки до потолка – но свежую кладку, известное дело, нужно с полмесяца выдерживать в тепле для равномерной просушки, и только потом топить в первый раз. Для северной зимы – условие совершенно невыполнимое.
Однако через пять дней женская изба все равно стала походить на нарядную шкатулку. Щели меж бревен больше не продувались, потолок держал тепло, пол не студил помещение, стены стали нарядными и приятными на ощупь. Да и на обеденном столе стояли теперь не миски с квашеной капустой и пареной репой, а блюда с копченой или печеной рыбой, грудинка и окорока, ягодная пастила на меду и заморские изюм с курагой.
Пролежни перестали беспокоить ведуна настолько, что ночью он уже начал переворачиваться на спину, а днем иногда присаживался на скамью, не испытывая при том ни боли, ни беспокойства. Руки-ноги тоже размялись и работали неплохо, боли в груди прошли. И потому, закончив с ремонтом избы, как-то поутру он оделся по-походному, не забыв влезть в кольчугу и опоясаться саблей, и убедившись, что снаряжение сидит ладно, нигде ничто не трет, не мнет, боли не причиняет, полез в свой мешок.
– Ты куда собрался, добрый молодец? – забеспокоилась знахарка, когда он еще только потянулся к налатнику. – Нешто бросить решил сиротинушек?
– На торг, тетя Зоря, – объяснил Середин, щелкая косарем и саблей: оружие выходило легко, не отсырело, не заржавело, ножны тоже не «повело». – Снежана, работу покамест отложи. Я тут чужой, ничего не знаю. Проводи, пожалуйста. Ну, и с покупками помоги.
– Сейчас, чудище. Токмо платок нарядный повяжу!
Привычка – вторая натура. Имя ведуна женщины знали, однако же обращались чаще по-прежнему.
– На что тебе броня на торгу, молодец? – усомнилась знахарка. – Да еще и мечи грозные.
– С моим товаром ухо нужно держать востро, тетя Зоря. Сколько раз ни торговал, завсегда после того ограбить пытались!
– И чем сие заканчивалось? – испуганно вскинулась девушка.
– А ты угадай! – подмигнул ей ведун.
– Ой, чур меня, – отмахнулась Снежана. – Зря спросила.
– Жизнь моя такая… Ну что, готова? Тогда пошли.
Пермь была типичной русской крепостью. Массивные бревенчатые стены из могучих, в два-три обхвата, бревен поднимались на высоту пятиэтажного дома. Да не над землей, а над крутыми откосами холма, щедро политыми водой и сверкающими толстенной ледяной коркой. Башен на ней было всего три. Одна высилась у реки, поднимаясь над стенами еще на пять саженей, две – по бокам ворот с обратной стороны. К воротам тянулся деревянный настил, который заканчивался подъемным мостом. Однако вход в город, пусть даже висящий над обрывом на высоте трех этажей, все равно всегда и везде считался самым слабым местом обороны.
Скорее всего, вокруг крепости имелся еще и ров – однако под сугробами этого было не видно.
Как и все русские крепости, Пермь была выстроена с предельной прагматичностью. Размеры – только-только окрестных жителей вместить. Строить твердыню для эха, гуляющего меж стен, никто не собирался. Стены, кстати, тоже не пропадали – изнутри к ним были пристроены высокие амбары, житницы, просто жилые дома.
Само собой, самое удобное место – возле башни над рекой – облюбовал себе князь, дворец которого отступал от стены внутрь на три десятка шагов. Дальше теснились избы простого люда: купцов, ремесленников, промысловиков, пахарей. Они тоже были узкие и высокие – места хватало только-только пятистенок срубить. Посему первый этаж у купцов занимали лавки, а у пахарей – хлев, выше – склады-амбары и уж над ними – собственно жилье.
Правда, тесной и душной жизнь горожан только казалась. На самом деле постоянно в крепости обитали только князь да дружина – причем в относительно просторном дворце, – да часть купцов. Большая часть жителей относилась к жилью в городе скорее как к схрону, хорошо охраняемому месту, куда можно спрятаться в случае вражеского набега или укрыться на зиму, чтобы не остаться занесенным сугробами наедине со стихией. Мало ли чего? Жили же люди на выселках, возле своих полей и промыслов, у мастерских или тоней, в домах куда более просторных и удобных.
Лавки, понятно, тоже находились в крепости, в полной безопасности от воров и грабителей. Тут ведь даже если кто на преступление и отважится, достаточно крикнуть погромче – ворота для татя враз и захлопнутся, никуда не денется. Быстро отловят и вздернут в ближайшем лесочке, дабы другим неповадно было.
– Ювелирная лавка где? – поинтересовался Олег, под удивленными взглядами стражников войдя в ворота.
– Тканями дорогими и златом с самоцветами у дворца торгуют… – указала вдоль центральной улочки Снежана и пошла вперед, поминутно кивая встречным прохожим и здороваясь.
После двух перекрестков город кончился. Улица уперлась в княжеский дворец – сруб в три жилья с бойницами вместо окон ни с чем не перепутаешь. Девушка повернула вправо, остановилась перед дверью, украшенной большим деревянным колье, старательно промазанным желтой олифой, но на золотой все равно не похожим.
Внутри гостей встретил мужичок с маленькими бегающими глазками и большим рыхлым носом. Все остальное тонуло в пышной рыжей бороде, даже рта не разглядеть. Хозяин что-то ел, сидя в углу на табурете, но при виде посетителей сразу вскочил и кинулся навстречу:
– Что желают гости дорогие? Кольца, сережки, ожерелья? Есть коралловые, янтарные, египетские самоцветные, совсем недорого.
– Недорого нам не интересно, – покачал головой ведун. – Хотим дорого, золотое и с самоцветами индийскими, а не стекляшки заморские. Но поперва, дабы было чем расплатиться, свой товар продать желаем.
Олег достал из сумки зеркало в деревянной оправе и выложил на стол перед купцом.
– Какая вещь! – жадно блеснули глаза ювелира. – Два рубля даю и не сомневаюсь!
Снежана радостно вскрикнула, ведун улыбнулся:
– Не два, а двадцать. И не рублей, а гривен.
– Да ты смеешься, ратник, – махнул рукой мужичок. – Двадцати рублей и большое зеркало не стоит!
– Это какое? Покажи!
– Да вот… – Купец прошел вдоль стены, достал из сундука большой, в два локтя, тщательно отполированный серебряный диск с чеканкой по краю, положил рядом. Серебряное зеркало исполнено было великолепно, хорошо отражая потолок и обоих мужчин. Правда, с мелкими искажениями на невидимых глазу неровностях, чуть тускловато, немного меняя цвет. Зеркало Олега рядом с ним не просто отражало – оно казалось окошком в другой мир, прямо хоть руку просовывай. Разница была столь разительной, что купец смирился и сам сказал: – Ладно, две гривны даю.
– Двадцать.
– Окстись, ратник! – воскликнул мужичок. – Да таковых денег даже в казне княжеской не наберется! Кому товар за цену такую продашь? Нет, больше трех не дам.
– Здесь не наберется, а в Новгороде али в Русе – легко.
– Ну вот туда и вези!
