Ведун угадал со временем тютелька в тютельку – вода стала подниматься уже через день после того, как Середин остановился на холме, вздымая все огромное, от берега до берега, ледяное поле. Еще через день это поле стало разваливаться на куски. Под ударами волн льдины наскакивали друг на друга, громоздились торосами.
Вода продолжала прибывать, что ни день, поднимаясь на локоть, а то и на полтора. Шалаш стоял на вершине длинного пологого холма, сложенного из гранитных скал, обросшего мхом, кустарником и соснами, с полными слежавшегося перегноя выемками и трещинами, дающими приют всякого рода червякам, муравьям и прочим букашкам – этой твердыне не грозило ни затопление, ни подмывание. Однако разлившееся озеро очень скоро окружило холм, превратив в остров. Глубина окрест была всего ничего – местами по колено, местами еще мельче. Однако разлив был широк и захватил все выставленные путником ловушки. Понятно, что ни заяц, ни лось, ни даже тощая лиса ни пастись, ни охотиться в воду не полезут. Посему на охоте пришлось поставить жирный крест.
«Ни еды, ни силков, ни дороги, – кратко оценил ситуацию ведун. – Похоже, кто-то из богов продолжает устраивать для меня ловушки».
Хитрые рыболовные снасти тоже никого из водных обитателей не заинтересовали. Равно как и бесхитростные: порезав гибкие ветви окрестного ивняка, ведун сплел две верши, забросил их в ямы под берегом – но в ловушку не полезла даже самая мелкая плотва.
На третий день после начала половодья заплечный мешок опустел, и в качестве обеда ведуну досталась лишь кипяченая озерная вода – благо хоть дров на острове хватало, было на чем готовить.
Понадеявшись на то, что духи и нежить уже начали просыпаться, Олег сотворил пару заговоров на удачу, на рыбалку, на покровительство здешних сил… Однако все старания остались тщетными. Даже если низшие существа и отогрелись – просьб путника они не услышали. Если же услышали – помогать поленились. Ведь никаких подношений им Середин сделать не мог, а нравы лесной нежити мало отличались от обычаев будущих ремонтников, секретарш и мелких чиновников: пока на лапу не дашь – фиг пошевелятся.
На шестой день, когда брюхо прилипло к позвоночнику, а пустой желудок с рассвета начал жалобно подскуливать, Олег сдался. Собрав побольше валежника, он кинул охапку на угли, разделся догола и, собрав все свое мужество, нырнул в обжигающе-холодную, убийственную воду, торопливо добираясь к тому месту, где до сих пор просвечивали сквозь прозрачную талую воду короткие и толстые стебли рогоза. Ухватившись за них под основание, Середин рванул что есть мочи, выдергивая из каменных трещин, ила и глины похожую на корабельный канат плеть корней, дотянул ее середину до суши, перекинул через прибрежный камень – и пулей метнулся наверх, к огню, отогревать онемевшее тело и потерявшие гибкость конечности.
Обсохнув и придя в себя, ведун оделся, спустился обратно к берегу, ухватился за полудостанный корень и потянул, мелко подергивая и раскачивая, дабы высвободить и оторвать ото дна как можно больше корневища. Когда оно все-таки оборвалось – хорошенько отмыл добычу, мелко порубил и сварил.
Слив воду, Олег дал котелку немного остыть, а затем сел у обрыва и, жмурясь на теплое весеннее солнышко, стал неторопливо есть, с удовольствием причмокивая.
На вкус корни рогоза были крахмал крахмалом, хотя и с легкой горчинкой. По ощущениям – все равно, что жевать сырую картошку. Однако еда. Хоть и противная, но достаточно сытная. Удовольствие же Середин изображал для богов. Пусть знают, что их ловушка не сработала и что ведун прокормится даже на голой скале среди мертвых ледников.
Похоже, хитрость удалась – на рассвете путник обнаружил, что нить одного из «пауков», в наживку которого вечером был добавлен разваренный рогоз, натянулась. Взявшись за снасть, Олег уверенно выволок из озера здоровенного сазана чуть не в руку длиной. В верши на запах мятого распаренного рогоза зашли сразу с десяток плотвиц.
Похоже, боги смирились и перестали душить смертного голодом. Хотя, наверное, вскоре придумают какую-нибудь другую уловку, чтобы остановить упрямца на выбранном пути. А покамест ведуну пришлось ломать голову над другой проблемой: как сохранить добычу? Ведь морозов больше не предвиделось, а в тепле рыба долго не лежит.
Не имея под рукой ни соли, ни травы для качественного копчения, Олег мог сделать только одно: съесть как можно больше и лечь спать – чтобы жирок завязался…
Могущество Хорса, принявшего власть над миром, истребило последние следы царства Карачуна примерно через месяц после начала половодья. Снежные сугробы, что совсем недавно казались вечными и монументальными, сошли начисто даже в самых дальних тенистых уголках, лед исчез из всех луж и затонов, а на озере разве только редкие, самые крупные торосы пытались устоять под напором жарких солнечных лучей и теплых ветров.
Вода уже начала спадать, когда к холму привалила бортом просторная долбленка, в которой сидел бородатый курчавый мужик с окладистой рыжей бородой и двое мальчишек, тоже курчавых. Кожаные робы, грязные от слизи и мелкой чешуи, в чешуе также и сама лодка, и несколько плетеных корзин в ней. Сразу ясно – рыбаки.
– Хорошего тебе дня, мил человек! – крикнул Олегу мужик. – Какими судьбами в здешних краях? Мы тут плывем, тони свои смотрим, к путине готовимся. Глянь, а на Плешивке костер горит. Вроде как места нежилые, неудобье одно. Вот и гадаем, то ли русалки с нежитью хороводы водят, то ли люди смертные заблудились.
– Да благословят вас небеса за такие мысли, добрые люди, – прижав ладонь к груди, низко поклонился им Середин. – Путник я простой, до жилья добраться не успел, половодье на переходе застигло. Прямо хоть «караул» кричи, да все едино никто не услышит. Сделайте милость, заберите меня отсюда! Куда угодно, токмо к людям живым поближе. Лучше на двор любой постоялый.
– Ближний двор тут на волоке у Повечанки стоит, – сказал рыбак. – Там ныне шумно, к сезону готовятся.
– Люди добрые, что хотите просите! – взмолился Середин. – Но только отвезите меня туда поскорее!!!
И случилось чудо! Вечером следующего дня ведун, от пуза наевшись наваристых говяжьих щей, парился на самом верхнем полке топленной по-белому бани, запивая это удовольствие стоячим хмельным медом, а после парилки его ждала мягкая перина в светелке над дворовой кухней.
Вечером разомлевший от жара и чистый до хруста Олег развалился в совершенно пустой харчевне, столы которой еще только-только были проструганы и проолифлены в ожидании скорого наплыва посетителей. Но купцы, для которых все это готовилось, пока еще грузили в просторные трюмы закупленные товары, а их команды прогуливали свой задаток в портах Новгорода и Мокшана, Луньского города и Стекольны, Сарайчика и Тура-Тау, Руана и Алатыря.
– Вина хочу яблочного шипучего, хозяин, и пескарей жареных! – потребовал ведун. – И кулебяку самую лучшую! Веришь, с осени пирогов ни разу не пробовал.
– Нешто с осени на скале просидел, боярин? – усмехнулся моложавый хозяин постоялого двора, краснолицый и начисто бритый – ни волос, ни усов, ни бороды. Вроде и высок, и плечист, но казался отчего-то мальчишкой. Может, из-за косоворотки нарядной и чистого лица? В этом мире бритые мужчины – редкость.
