Тем не менее молодость в конце концов взяла свое. К вечеру Кирилл оклемался, успокоил нервы, и штрафрота уже не казалась ему неминуемой смертью. В конце концов, говорят, что и там люди воюют, и некоторые даже возвращаются из штрафников героями. Живыми героями (про погибших штрафников родителям сообщают, что их сын или дочь искупили свой позор и погибли геройской смертью)…
Ужин Кирилл также оприходовал в камере. Попытался узнать у дежурных, когда его заберут отсюда и отправят на Периферию. Дежурные молчали. На этот раз они не стали наблюдать, как Кирилл ест. И перед уходом один из них сунул арестанту в лапу какой-то шарик. Когда дверь за ними захлопнулась и щелкнул замок, Кирилл отвернулся от телекамеры и посмотрел, что это такое. Оказалось, записка на бумаге, взятой из распотрошенной сигареты. А где еще в наше время найдешь бумагу?
В записке было написано:
«Что бы ни случилось, знай: я люблю тебя. И всегда буду ждать.
Ксанка».
Как ни странно, на этот раз настойчивость девушки не разозлила Кирилла. Ему даже приятно было прочитать такие слова. Странные все-таки существа, эти метелки! Одну он никогда в грош не ставил, а она пишет ему такие слова. Другая прекрасно понимала, что он от нее без ума, и вот…
И он опять начал думал о другой. Теперь, когда он успокоился, ему стало ясно, что Светлана и не могла повести себя иначе. Ведь ей и дальше служить с этим Риком и его приятелями. Они бы ей просто отомстили. Как наверное, отомстят узкоглазенькой узбечке. Если, конечно, узнают, как шло судебное заседание. А узнать могут. Те же дежурные растреплются. Или сама Светлана. Впрочем, сомнительно, чтобы Светлана начала трепаться, не похожа она на болтушку. Такие малорослые метелки от природы бывают скрытны. Взять хотя бы Ксанку. По сравнению с остальными, она просто-напросто молчунья. В общем, Светлана все сделала правильно. Ее правдивые показания ничего бы не изменили. Как не изменила ничего откровенная защита своего подопечного прапорщиком Оженковым. Судья-капеллан с самого начала все для себя решил, и действия заступников были бесполезны. Все равно бы в итоге припрыгали ржавые пистоны. Интересно, с чего бы это Тихорьянов так плохо отнесся к Кириллу? Дядька он вроде неплохой, опять же священник, а им вроде положено быть великодушными. С другой стороны, по слухам, он работник службы безопасности, а им вовсе не положено быть великодушными…
Кирилл еще раз прочел Ксанкину записку. А потом, чтоб не подвести дежурных, положил ее в рот и заел макаронами по-флотски, запив оба блюда компотом из марсианских груш. В том, что груши марсианские, можно было не сомневаться – никому бы и в голову не пришло везти курсантам фрукты с Земли. Все терраформированные планеты обеспечивают себя продуктами сами. Исключение бывает только для тех миров, на которых еще не завершился процесс перестройки, но туда фруктов вообще не возят. Разве что по спецзаказу какому-нибудь высокопоставленному чинуше. Конечно, было бы прекрасно, если бы продукты питания удалось размножать с помощью синтезаторов, обеспечивающих личный состав обмундированием и прочими мелочами, необходимыми в жизни. Но как яйцеголовые над этим ни бьются, ничего не получается. Тот, кто добьется успеха в этой области синтезирования, станет миллиардером. Но уж Кириллу всяко таким ученым не стать. Как говорит Спиря, не та порода! Рожденный ползать летать не может. Выросший в приюте в университет не поступит. Таковы законы жизни. Это богатые могут пойти по своей прихоти в Галактический Корпус – вместо какого-нибудь бедняка, – а вот бедняки могут занять место богатых только в комедийном клипе.
Едва Кирилл прикончил ужин и завалился на койку, как распахнулась дверь, и в камеру ввалились двое в мундирах эсбэшников.
– Осужденный, подъем!
«Ну вот и все! – понял Кирилл. – Уже не арестованный, а осужденный!»
Сейчас выведут, посадят в тюремный джампер, перевезут в космопорт Офир. А там погрузка на шаттл какого-нибудь транссистемника, и прямым курсом на Периферию…
– Руки за спину, осужденный.
Кирилл завел руки за спину. Судя по раздавшемуся писку ему надели ограничитель подвижности на запястья – то наноустройство, которое когда-то заменило старые добрые баранки. Не силовые оковы, и на том спасибо. А с руками за спиной тоже далеко не убежишь.
Распахнули дверь.
– Выходите, осужденный!
Кирилл вышел.
– Лицом к стене, осужденный.
Лицом к стене так лицом к стене! У арестантов выбора нет – только выполнять приказы да ждать, когда календарь отсчитает срок.
Кирилл думал, что сейчас его поведут направо по коридору, к выходу, к джамперу.
Однако повели его налево, довели до двери, которая ничем не отличалась от двери в камеру Кирилла.
– Осужденный, лицом к стене!
Снова встал, как приказали.
Открыли дверь, гаркнули:
– Господин майор, осужденный доставлен!
– Превосходно! – донесся из камеры знакомый голос. – Давайте его сюда, голубчика!
Кирилла цепко взяли за плечо, втолкнули в камеру.
Это была не камера. То есть в иное время это могла быть и камера, но сейчас тут был оборудован кабинет. Правда, тоже без окон. У дальней стены стол, посредине камеры табурет. Любят они мебель без спинок и подлокотников. То есть не ту мебель, что для себя, а ту, что для тебя, арестант…
За столом сидел Маркел Тихорьянов. Майор Галактического Корпуса. Судья-капеллан. Священник-эсбэшник.
Не много ли для одного человечка?..
– Заходите, Кентаринов. Садитесь.
Кирилл прошел к табурету, угнездился на нем. А они правы: со скованными за спиной руками самое место – сиденье без спинки и подлокотников. Все у них всегда продумано и рационально устроено.
– Вы что-то хотели рассказать мне о капрале Гмыре.
У Кирилла едва сердце не выпрыгнуло из груди. Кажется, возникает возможность поторговаться…
Стрёма не было. Ну вот нисколечко!
– Хотел, господин майор… Но есть ли смысл, если впереди штрафрота?
Сзади подскочил один из эсбэшников, клещами схватил за плечо:
– Разрешите, господин майор? Сейчас он расколется, как сухое полено…
Вот сучина! Пытки же запрещены!
Впрочем, Кирилл сразу же понял, что любые запреты здесь не имеют никакого значения. Что захотят, то и сделают. Даже если убьют, концов потом не найдешь.
Однако Тихорьянов предостерегающе поднял руку:
– Не надо! Оставьте нас наедине. И снимите наручники.
«Не для того же он меня вызвал, чтобы пожелать счастливого пути!» – подумал Кирилл.
– Но, господин майор… А если он…
– Снимите, снимите… Он не будет драться. Последняя драка его многому научила. Правда ведь, Кентаринов?
«Нашли идиота! – подумал Кирилл. – Драться, когда начинается торг, могут только полные придурки…»
