Окна тут были. Целых два. Но они оказались наглухо занавешенными белыми непрозрачными шторами.
Кирилл с трудом сдержал вздох разочарования и только теперь обратил внимание на хозяина кабинета. Вернее, на хозяйку, ибо за столом у дальней стены сидела рыжеволосая красавица Персефона Калинкина. С ближней стороны стола стоял стул – по-видимому, для посетителей, – и это был предмет, после окон наиболее необходимый Кириллу. Он немедленно двинулся к стулу, но его притормозили.
– Стоять! – Капрал цепко ухватил пленника за плечо.
Кирилл наконец сумел вместить в сознание все убранство кабинета. Стульев тут было много, и почему он увидел только этот, ближний к столу, было непонятно.
Гмыря как-то заявил курсантам и курсанткам, что для них нижняя голова важнее верхней. В чем-то он был прав. По крайней мере, сейчас Кирилл убедился, что физические проблемы нижней головы вызывают проблемы и в верхней.
Между тем хозяйка кабинета встала.
– Вы свободны, капрал, – сказала она. – И вы, моя милая.
– Но… – прорычал Дог. – Он опасен.
Персефона вышла из-за стола.
– Такой милый мальчик вряд ли причинит мне какой-либо вред. – Артистка подошла к Кириллу и потрепала его по щеке.
Кирилл отшатнулся и застонал.
– Что такое? – удивилась Персефона. И тут же поняла: – Вы мучили его, капрал?
– Мне пришлось.
– Тогда он тем более не опасен. Вы свободны. – Взгляд, который она вперила в Дога, был холоден, как лед.
«Стылый…» – вспомнил Кирилл слово, которое произнес портье из «Сидонии».
– Вы рискуете, сударыня, – сказал Гмыря.
– Нет, это вы рискуете, капрал, – не согласилась рыжая.
Было слышно, как у Гмыри скрипят зубы. Наконец, он и Сандра убрались прочь.
Персефона обошла Кирилла кругом, как будто приценивалась. Голубые глаза смотрели внимательно.
– Ну-с, молодой человек, что же мне с вами делать? – спросила она все с той же холодной улыбкой.
– А что вы можете? – В ответ Кирилл попытался улыбнуться с сарказмом, но понял, что из-за ноющей боли в паху улыбка получилась не саркастическая, а жалостливо-кривая.
– Могу я много. Уничтожить вас, к примеру. Или сохранить вам жизнь. Чего бы вам больше хотелось?
– Если бы я сказал, что хочу смерти, вы бы мне все равно не поверили.
Актриса снова обошла его кругом. Будто обнюхивала. Так, вроде бы, суки обнюхивают кобелей. Или у собак кобели обнюхивают сук?.. У людей-то по всякому бывает. Кому больше невтерпеж…
– Да уж, не поверю. – Персефона вернулась за стол. – Но для того, чтобы жить, нужно прилагать определенные усилия. Ничего не нужно только хладным трупам.
Кирилл мысленно поежился. И с большим трудом удержался, чтобы не поежиться реально. Попробуйте-ка держать хвост пистолетом, когда вам откровенно намекают на кладбищенский вариант. Да еще эта ноющая боль…
– Можно, я сяду?
Персефона кивнула:
– Можно, если вы ответите на пару вопросов.
– А если не отвечу?
– Если не ответите… – Она вновь поднялась со стула, приблизилась и обошла Кирилла кругом.
И к нему явилась вдруг совершенно идиотская мысль.
«Черт! – подумал он. – Как будто колдует… Пытается мне язык развязать, что ли?.. Мусор летучий!»
Но нет, похоже, хозяйка кабинета просто пыталась убедиться, что ему и в самом деле больно, что он не прикидывается.
– Ладно уж, садитесь, – наконец сказала она.
Голос сочился равнодушием.
Наверное, оно было деланным, но таких нюансов женского поведения Кирилл сейчас не различал. Да они его и не волновали. Он медленно подошел к стулу для посетителей, осторожно сел, осторожно откинулся на спинку, осторожно поерзал, отыскивая позу, в которой боль была наименьшей. И вздохнул с облегчением.
– Вы странная… – он хотел сказать «баба», но язык почему-то произнес совсем другое слово: – …дама.
– Я же Персефона Калинкина. Актрисам свойственно быть странными.
Эта фраза почему-то разозлила Кента.
– Вы такая же актриса, как я церковный проповедник. Вас зовут Дельфина Громаденкова, и вы работаете в Институте вторичных моделей.
Дама вновь вернулась за стол.
– Оказывается, вы много знаете. Еще что-нибудь расскажете?
– Нет, не расскажу. – Кирилл изо всех сил старался, чтобы его голос звучал нагло. – А вот спросить – спрошу!
– Ну-ка, ну-ка… – На ее лице вновь появилась улыбка, но на этот раз вовсе не стылая.
Кирилл башню бы дал на снос, что улыбка эта стала добродушной. Почти материнской. Похоже, ему ничего не грозило.
– Скажите, Дельфина… Что вас связывает с капралом Гмырей? Что за секреты можно купить у лагерного офицера столь невысокого ранга?
Хозяйка кабинета продолжала улыбаться, и улыбка ее становилась все благодушнее. Кирилл разглядывал красивое лицо, пытаясь поймать за улыбкой напряжение, сведенную скулу, какую-нибудь бьющуюся жилочку у виска. Но ничего такого не было.
– Люблю юных нахалов, – сказала рыжая не без удовольствия в голосе. – У лагерного офицера тоже кое-что можно купить. К примеру, учебные планы, по которым легко оценить уровень подготовки курсантов и даже возможные пункты их командирования. А если купить план распределения выпускников, то эти пункты будешь знать абсолютно точно.
Эх, доставить бы ее к эсбэшникам, привезти туда же Дога, да и устроить им очную ставку. Это была бы хорошая работа…
Но не светят тут ни доставка, ни очная ставка.
Кирилл помотал головой.
Какого черта он наболтал лишнего! Какого черта опять превратил язык в молотилку! Ведь сами себя на кладбище везем! Своими руками могилу роем! Кто выпустит на свободу врага с такими знаниями? Только последний придурок… И только последний придурок не следит за своими словами.
Черт, может, ему вкололи сыворотку правды? Может, он находится под гипнозом? Вроде бы нет… Да и как проверишь?
Впрочем, семь бед – один ответ, как говорит Спиря.
– А зачем вы приказали Догу… капралу Гмыре похитить меня?
– Я ему не приказывала. Я ему вообще не приказываю. Но теперь я рада, что он доставил вас сюда. Мне стоило… – Дельфина на мгновение замялась, – познакомиться с вами.
И пока Кирилл удивлялся этому новому повороту в сюжете детективного романа, главным героем которого был он, Дельфина достала из ящика стола персонкодер, поднесла к губам.
Возле стола вспыхнул видеопласт с изображением Дога.
– Зайдите, капрал. И девушка – тоже.
