Схватив белобрысого под уздцы, Кай метнулся к кулем лежащему на земле магу. Разбудив старика невежливым тычком в ребра, он подсадил волшебника в седло. Буланая лежала неподалеку, у подножия ограничивавшей тропу скалы. Голова ее была вывернута под неестественным углом. Синеглазый всадник оказался в сознании и все еще оставался в седле, придавленный лошадью. Кай бросился к нему на помощь и удивленно замер. Длинный плащ задрался, обнажив ногу наездника в высоком сапоге. Нога была привязана к стремени кожаным ремнем…
В тот же момент кобыла дернулась, охваченная алым пламенем, завизжала и поднялась на ноги, увлекая за собой привязанного всадника. Голова буланой странно болталась на уродливо искривленной шее. Ее мертвые, горящие алым пламенем глаза невидяще уставились на Кая. Он отшатнулся — это была некромантия, самая черная из всех разновидностей черной магии. «Во что же я влип? — соображал мальчик. — Стоило рисковать своей шеей, чтобы посадить на нее второго Мастера Ара! Который, если верить книгам, еще и не существует!»
— Вперед! — Пришедший в себя маг дико захохотал. Взмахнув посохом, он послал обеих лошадей, живую и мертвую, к Южным воротам.
Кай чудом успел вскочить на круп белобрысого, когда тот пролетал мимо. В спешке старик совершенно забыл про своего провожатого. Кони бешено мчались вперед. Прозрачная перепонка, удерживавшая Змея, растянулась до предела и грозила вот-вот лопнуть.
— Дриллебёлле, Мёллебёлле! Открывайте ворота, дерьможоры! Это я, Кай, и со мной гости Мастера Ара!
В ответ на отчаянный призыв огромная тяжелая створка Южных ворот, служившая также подъемным мостом, медленно поползла вниз. Одновременно с оглушительным «Блоп!» лопнула волшебная преграда. Голова Змея с грохотом влетела в «бутылочное горлышко». Задержанный чарами водяной вал поднялся высоко, как никогда. Похожая на сломанную заводную игрушку буланая кобыла взлетела на мост еще до того, как он полностью опустился. За ней последовал белый одр, от ужаса не чувствующий веса двух всадников. Мост сразу начал обратное движение. И вовремя. Голова Змея в белых пенных усах ударила там, где только что были беглецы. Обдав их фонтанами брызг, она с шипением и ревом сорвалась в Глотку, увлекая за собой все длинное водянистое тело, которое еще долго будет выплескиваться, истончаясь, из ущелья.
Нежданные гости в сопровождении Кая были в безопасности за прочными воротами Замка. Несчастная буланая, едва ступив на камни осадного двора, аккуратно подогнула ноги и легла на живот. Жуткий огонь в ее глазах потух, и она стала тем, чем была, — дохлой лошадью. Сбежавшиеся навстречу гостям гоблины шарахались от нее и таращили глаза на всадника, не решаясь подступиться ни к нему, ни к седобородому магу. Сообразив, что синеглазый мальчишка был все еще привязан к мертвому скакуну, Кай соскочил с белобрысого, вытаскивая охотничий нож.
— Стой! — Знакомый тихий голос заставил его ноги примерзнуть к земле. Мастер Ар собственной персоной соизволил сойти на землю из своей башни, несмотря на проливной дождь.
Впрочем, погодные условия Мастера не беспокоили. Над его головой дождевые струи прекращали свое падение. Они стекали по невидимому куполу, окружавшему совершенно сухого волшебника. По его знаку гоблины, предпочитая наименьшее из зол, заспешили на помощь к старому магу и его спутнику.
— Мастер Ар, — спешившийся старик шел навстречу властелину Замка.
— Мастер Такхейвекх, — прохладно приветствовал гостя хозяин. — Чем обязан чести?
Такхейвекх ответил так тихо, что Кай не расслышал. Но слова его, видимо, произвели впечатление на Мастера Ара. Хозяин повернулся в сторону крепости, приглашая гостя идти с ним. Тем временем гоблины справились с путами на ногах мальчишки и, несмотря на сопротивление, поволокли его вслед за волшебниками. После падения парень хромал.
— Кай, вольно! — прозвучал в голове слуги смешок Мастера Ара.
Застывший, подобно пугалу, посреди двора Кай, наконец, смог пошевельнуться. Но тут его почти сбила с ног лапища Хруча, хлопнувшая по плечу:
— Эгей, ох-охотничек! А туши-то того, где? К ужину, видать, будут гости…
Когда Кай появился на кухне часом позже с мешком буковины за спиной, расположение его духа можно было описать как самое мрачное. «Их теперь там два, могли бы наколдовать себе целое стадо буков, так нет же!» — ворчал он себе под нос, чтобы не расслышали набившиеся в кухонное тепло гоблины. Гроза прошла, но разверстые ею небесные хляби и не думали закрываться. Ветер с такой силой захлопнул кухонную дверь за спиной Кая, что он чуть не растянулся со своим мешком на полу. В другое время не избежать бы ему насмешек, но в этот раз замковая челядь сгрудилась вокруг стола, уставленного кружками с медовухой. Навострив и без того острые уши и затаив дыхание, гоблины внимали важно о чем-то вещавшему Мёллебёлле.
Усталого, замерзшего и мокрого добытчика тут же приставили к разделке мяса — Мастера проголодались. Кай был настолько зол, что мясницкий нож так и мелькал в его руке: на месте несчастного бука он представлял себе то седобородого волшебника, то Мастера Ара. Постепенно, однако, гоблиновы ахи и охи, перемежаемые иногда бурной дискуссией, привлекли внимание мальчика. Он прислушался к словам Мёллебёлле, который, наверное, десятый раз за вечер повторял свою историю.
— Я ж грю, — неторопливо вещал гоблин, основательно придыхая на «г», — дали они мне одёжу. Грят, отнеси, мол, в темную. Полонному, мол, в сухое переодецца. А одёжа-то все, как ни есть, бабская! Да богатая, узорная, вся златом расшитая! Во, думаю, дела! Где ж энто видано, шоб мальчонку в бабские тряпки рядить? Но сам молчок, н-да… Приходим мы, энто, значицца, в темную. Я с одёжей да Мастер энтот новый, Тых-пех. Крёллебёлле нам дверю-то отпёр, да тут же и запёр. Мальчонка-то, хуч и охромевши, а на Мастера — скок! И ну лопотать по-ненашему и кулачонками перед ним размахивать. А кулачонки-то у ево в браслетках, а браслетки-то чиста злата червонна! А промеж них — чепь! Так и блестит! — Мёллебёлле замолчал, наслаждаясь произведенным эффектом.
— А я шо грил, я шо грил! — возбужденно заметался на другом конце стола Фьёллебёлле. — Баба энто и колдовка!
— Не баба, а девка.
— Баба, девка — один тролль. Слыхал я про энти чепи да браслетки! Хуч они и из чиста злата, а добрый гоблин до них и пальцом не дотронись, потому как зачарованы они, проклятые! Коли на какого чародея или колдовку их наложить, вся-то их колдовская сила в сыру землю уйдет, и станут они слабы, как дети малые…
— Дык то чародеи, дубина! Чего ж доброму гоблину того злата бояться?
Завязавшаяся перепалка прервала повествование Мёллебёлле и, к счастью, заглушила проклятия Кая, обжегшего руку о раскаленную сковороду. «Неужели Фьёллебёлле прав, и загадочный синеглазый парнишка на самом деле — женщина, то есть девушка, то есть волшебница, плененная Мастером Такхейвекхом? Но почему? И зачем старик притащил ее в Замок?» От размышлений на эту тему его отвлек голос Мёллебёлле, продолжавшего свою историю в восстановившейся тишине. Кай подхватил кухонную рукавицу и навострил уши.
