В сердце Токе вспыхнула гордость за своего отца: так поступает настоящий горец! На лицах караванщиков теперь ясно отразилось сомнение. Казалось, заколебался даже неотступный Маджар. И тут толпу раздвинули широкие плечи Урмана:
— Постыдился бы ты, Маджар-ата, напраслину на наших гостей возводить. Нету на них ни порчи, ни сглаза, ни поветрия дурного. И колдовства, — внятно, по слогам произнес воевода, — никакого нету. Я их обоих проверил, прежде чем в караван пустить. На то я и ваш водитель, что мне амулеты наговоренные дадены. Неужели вы могли поверить, что я способен поставить под удар безопасность каравана, приведя в Церрукан ненадежных людей? — Урман обвел тяжелым взглядом прячущих глаза, пристыженных караванщиков. — Так что этих разговоров я больше слышать не желаю! Злой язык порой больше несчастий накликать может, чем любая порча, — Маджар съежился под взглядом воеводы. — Ты бы лучше сходил, Назанин руку показал, Маджар-ата. Она перевяжет, — уже мягче произнес воевода. — Расходитесь! У нас много работы: надо успеть перейти реку и разбить лагерь до темноты!
Караванщики облегченно зашевелились и побрели к своим кибиткам. Работы действительно оказалось много, но она была людям в радость — отвлекала от смутных мыслей. У Токе словно камень с души свалился. Он наигранно сердито хлопнул Кая по плечу:
— А ты чего молчал, герой? Нам тут за тебя отдуваться пришлось!
Тот молча отвернулся и пошел к Эсгеровым возкам. Токе хотел последовать за ним, но рука отца удержала его:
— Погоди! — По глазам Эсгера сын понял, что как раз сейчас был момент, когда ему следовало бы придержать язык. Он со вздохом кивнул и поплелся собирать отцовских мулов.
Остаток дня Кай был еще более нелюдим и не склонен к разговору, чем обычно. Лицо его снова закрывал привычный капюшон. Гренка рысила все больше рядом с Мастеровым Кексом: хозяин и слуга иногда тихо переговаривались. Токе удалось перемолвиться с попутчиком, только когда они встали на ночевку в нескольких милях от Ташмарук. Совместная работа, казалось, сократила то незримое расстояние, которое пролегло между ними после обвинений Маджара. Горец не понимал, почему Кай сторонится его: ведь он, Токе, был после Каева господина первым, кто выступил на защиту друга. Чтобы разбить лед, он начал с нейтрального предмета:
— Слушай, Кай, — он попытался заглянуть под низко надвинутый капюшон, — а чего мы туши этих зверей там, на берегу, оставили? Их что, не едят?
— Нет, — после недолгого молчания донеслось из-под капюшона. — У мяса дух гнилой. Да и гайенов это отвлечет: они своих сожрут — сытее будут.
— Что же это за твари, что едят себе подобных? — содрогнулся Токе.
— Закон пустыни, — пожал плечами Кай. — Нас вот сегодня тоже сожрать хотели…
— Ведь не сожрали же!..
Товарищ промолчал и подлил Кексу еще воды. Токе решил продолжить тему:
— А вот ты говорил, бандиты эти, гайенами зовущиеся, по повадкам на псов пустыни похожи. Они что же, тоже… своих едят?
— Едят не едят, не знаю. Но кровь, говорят, пьют. И из своих, и из чужих.
— Кровь?! — В воображении Токе живо встал образ человека с закутанным в черное лицом, сосущего кровь из чьего-то разорванного горла. В животе у него что-то перевернулось.
— Ага. Воды в пустыне мало. А еще они считают, что кровь сильного дает силу тому, кто ее выпьет. Я слыхал, после атаки на караван они вскрывают вены убитых врагов и пьют кровь тех, кто оказал достойное сопротивление.
В горле Токе встал противный ком, а рот наполнился слюной — предвестницей рвотного спазма:
— А ты… ты это видел?
— Нет, — ответил Кай и повернулся к собеседнику спиной, обрывая разговор.
Горец сплюнул на песок: несмотря на тошноту, сдаваться он не собирался.
— Слушай, что я сделал не так?
— Ничего, — после некоторой паузы возвестила спина.
— Ничего? Тогда почему ты от меня шарахаешься, как от чумного?
Кай перестал возиться с лошадью и медленно повернулся к товарищу.
— Прости, я не поблагодарил тебя. Ты поступил благородно.
Эти слова были сказаны таким холодным, ровным голосом, что Токе внутренне съежился:
— Но?..
— Ты не думал, что в сказанном Маждаром была доля правды? Что, если я действительно навлек беду на караван?
— Ты?! Ну и самомнение у тебя, парень! — Токе рассмеялся, но смех его прозвучал несколько натянуто. — Как я мог поверить в такую чушь?!
— Да, как? — Легким движением головы Кай откинул капюшон. Из его ночных глаз на Токе смотрело его собственное искривленное отражение. «Буря, След Дьявола, нападение пустынных псов… Разве не мелькнула у меня мысль, что на караван свалилось слишком много всего за два дня? Хорошо еще, про наше ночное приключение в песках никому не было известно, а то бы Каю не выкрутиться сегодня так легко… Разве не было одной из причин того, что я так поспешил прийти Каю на помощь, чувство вины за то, что в голосе Маджара я узнал свой собственный?»
Токе замотал головой:
— Ты… ты… — он беспомощно махнул рукой, резко развернулся и почти побежал к костру. Во рту у него был привкус горечи.
Ничего сейчас парень не желал так сильно, как поговорить с Майкен. Но он опоздал: вокруг нее опять увивалась целая толпа помощников во главе с Арконом. Вот так и вышло, что, когда подошло время вечерних историй у костра, настроение у Токе было препаршивое. Еще бы! Друг, ради которого он собственной жизнью готов был пожертвовать, вдруг повернулся — в буквальном смысле — к нему спиной. Еще вчера кидавшаяся ему на шею девушка кокетничала с другими, а когда за ужином он пытался поймать ее взгляд, делала вид, что не замечала его усилий. Короче, Токе был зол на весь мир! Байку Туэ он слушал невнимательно, а когда возникло несогласие в том, чья очередь рассказывать дальше, он неожиданно для себя влез в дискуссию:
— А пусть Кай расскажет что-нибудь. Мы его еще не слышали.
Спорившие разом затихли, люди у костра неуверенно переглядывались. Сам Кай, снова сидевший рядом со своим господином, никакого рвения не выказал. На Токе он не смотрел.
— А что, — задорно заявил кто-то, невидимый в пляшущих вокруг огня тенях, — парень, и вправду, еще ничего не рассказывал. Пусть поведает что-нибудь новенькое да повеселее.
Судя по одобрительным возгласам, идея караванщикам понравилась.
— Не знаю я веселых историй, — глухо отозвался из-под капюшона Кай.
— А какие знаешь? — хохотнул кто-то.
— Страшные.
— Да мы же не дети малые, нас страшилками не застращаешь! — в кругу засмеялись. — Валяй, рассказывай страшную!
Кай шевельнулся, усаживаясь поудобнее. Он молчал, глядя в огонь, и постепенно замолчали все остальные. И когда над тонким кольцом людей нависла тишиной звездная ночь, Аров слуга заговорил:
